Дэннис сказал:
— Это что, реальная история?
— А зачем мне сочинять?
Они съехали с шоссе, так как подъезжали к Тунике, и простор пустых полей под вечерним небом сменился растущими вдоль дороги деревьями, среди которых время от времени мелькали фонари. Они выехали на Мэйн-стрит, главную улицу Туники.
— Вон там участок, — сказал Дэннис. — Слева. Те патрульные машины, которые мы видели, не отсюда. Они из окружной полиции.
Роберт сказал:
— Ты будто сам что-то стрёмное задумал.
— Проедешь аптеку, поверни налево, на Скул-стрит. Потом опять налево.
— Ты хочешь услышать мою историю или нет?
— Я хочу попасть домой.
— Ты будешь слушать?
— Ты же умираешь от желания ее рассказать. Давай рассказывай.
— Посмотрим, сможешь ли ты пару минут посидеть молча.
Дэннис сказал:
— Я весь внимание. — И тут же: — Эта история о том, как Тейлоры перебрались в Детройт и твой дед устроился работать на завод Форда?
— Он корпуса штамповал, но я хотел рассказать не об этом. Ты испытываешь мое терпение. Ты хоть понимаешь, что может случиться, если ты не замолчишь?
Дэннису начал нравиться этот Роберт Тейлор. Он сказал:
— Рассказывай.
— Да, мой дед привез свою семью в Детройт. Он жил с нами и рассказал мне эту историю, когда я был еще мальчишкой. Мой прадед поссорился с дедом Киркбрайда. Неслыханное дело, черный обвинил белого в том, что тот берет слишком большую часть урожая в качестве арендной платы. И белый сказал: «Если тебе что-то не нравится, собирай своих высерков и убирайся с моей земли».
— Это Скул-стрит.
Роберт повернул и сказал:
— Я и сам вижу, что это Скул-стрит.
— Дом справа, в конце квартала.
— Ты закончил?
— Да, продолжай. Нет, подожди. Там машина, — сказал Дэннис, — перед входом.
— Парень, да что с тобой?
— Я не знаю, чья она.
— Твоей хозяйки.
— Она ездит на белой «хонде».
— Ну, это явно не полицейская машина.
— Откуда ты знаешь?
— У нее нет мигалок на крыше.
— Остановись за пару домов от места.
Роберт прокрался на своем «ягуаре» еще немного вперед по улице, по сторонам которой росли высокие дубы, а одноэтажные дома утопали в зелени. Роберт прижался ближе к тротуару и заглушил двигатель. Фары «ягуара» освещали капот припаркованной черной машины. Роберт сказал:
— «Додж-стратус» девяносто шестого года выпуска. Можно за пять штук забашлять. — Он выключил свет. — Теперь ты счастлив?
— Твой дед, — сказал Дэннис, — поссорился с Киркбрайдом. Дальше что?
— Это был мой прадед. У них возникли разногласия по поводу аренды, и Киркбрайд приказал ему убираться.
— Со своими высерками, — подсказал Дэннис.
— Точно. Только моему прадеду некуда было ехать. Ему нужно было кормить жену и семерых детей. И что он делает? Он выпивает стакан кукурузного виски и идет к дому Киркбрайда. Он хочет попытаться уладить все миром. Прадед заходит в дом через черный ход. Самого Киркбрайда нет на месте, но зато есть его жена, и, может быть, Роберт Тейлор был непочтителен к ней. Понимаешь, о чем я? Он проявил к ней неуважение… Может, голос повысил или еще что. Женщина впадает в истерику от того, что какой-то ниггер позволяет себе так с ней разговаривать. Она орет на него до тех пор, пока Роберт Тейлор не посылает ее к черту и не уходит. Он думает, что это конец истории, что пора упаковывать то немногое, что у них есть, и трогаться в путь. А ночью к его дому приходят люди с факелами и поджигают его хижину. В доме был он и вся его семья. Они спали.
Дэннис воскликнул:
— Господи!
Его больше не занимал черный «додж» перед домом Вернис.
— Он едва успел вытащить их из огня. Дети плакали, напуганные до смерти.
Дэннис спросил:
— Такие вещи действительно происходили?
— Постоянно! Они сказали моему прадеду, что это ему за то, что он приставал к белой женщине. Да, они так и сказали: «приставал». Как будто ему что-либо надо было от той старухи. Они сорвали с него одежду, привязали к дереву, выпороли, порезали, оскопили и оставили привязанным к дереву на остаток ночи. Наутро его линчевали.
— С ума сойти! Это Киркбрайд сделал?
— Киркбрайд, его работники, горожане — словом, все, кто хотел принять участие в забаве. Знаешь, почему они дожидались утра? — Роберт замолчал, обернулся, посмотрел на «додж-стратус». Дэннис перехватил его взгляд. Роберт сказал: — По-моему, это ковбой.
Да, это был ковбой. Он спускался по лестнице. Вернис придерживала входную дверь, чтобы ему было не так темно.
— Один из тех жлобов, — сказал Роберт, — что хотели бесплатного шоу.
— Может быть, но я его не знаю, — откликнулся Дэннис.
— Зато он знает твою хозяйку, если это она вон там.
— Да, это Вернис, — сказал Дэннис.
Человек в ковбойской шляпе помахал Вернис и пошел к машине. Дэннис заметил, что она не помахала в ответ. Открывая дверь машины, ковбой посмотрел в их сторону, затем сел и уехал.
— Парень явно захочет узнать, кто это тут разъезжает на черном «ягуаре».
Дэннис следил, как удаляются задние габаритные огни «доджа».
— Понятия не имею, кто это.
— Хватит мне об этом напоминать, — сказал Роберт. — Память у меня хорошая.
— Да ладно тебе! — сказал Дэннис. — Я просто уверен, что он приезжал не за тем, чтобы повидать именно меня.
— Дэннис?
— Да?
— Посмотри на меня.
Дэннис посмотрел:
— Что?
— Если этот фраер к тебе приколется, скажи мне.
Дэннис чуть было не сказал в третий раз, что не знает этого парня, но его остановило выражение лица Роберта, сдержанная мощь его слов. Дэннисом овладела странная уверенность, что он может положиться на него. Да, он, может быть, втягивает его во что-то, использует его для своих целей, ну и что с того? Все лучше, чем стоять одному на насесте, когда снизу в тебя целятся двое беспредельщиков.
Дэннис вернулся к разговору:
— Они ждали до утра, чтобы линчевать твоего прадеда.
— А знаешь почему?
Дэннис покачал головой. Он не знал.
— Для того чтобы журналюга мог все это сфотографировать. Запечатлеть всех этих гнилых белых, собравшихся вместе. Некоторые на фотографии даже улыбаются. И обязательно нужно было, чтобы в кадр попал Роберт Тейлор, повешенный на дереве. Негров обычно вешали на деревьях. Теперь понимаешь?
Дэннис кивнул.
— Но тому газетчику пришла в голову идея — такие идеи нынешних папарацци до сих пор посещают, ты, наверное, с этим сталкивался. Они приволокли Роберта Тейлора на мост через реку Хатчи. Это к востоку отсюда. Набросили ему на шею петлю, другой конец веревки привязали к железному поручню и спустили моего прадеда вниз, насколько хватило веревки. Он висел там голый, со сломанной шеей, а вдоль поручня для групповой фотографии выстроились люди. Так это и сняли.
Дэннис спросил:
— У тебя есть эта фотография?
— Тот журналюга заказал кучу почтовых открыток с этим фото. Он продавал их по пенни за штуку. У меня есть такая открытка.
— Ты привез ее с собой?
— Привез.
— И ты собираешься показать ее мистеру Киркбрайду?
— Да, собираюсь.
5
Дэннис спросил, не звонил ли Чарли, и Вернис сказала:
— Он редко звонит. Я не готовлю ему еду, поэтому он уезжает и приезжает, когда вздумается. Есть хочешь? — добавила она. — В холодильнике есть готовые блюда из риса «Анкл Бен». И еще цыпленок под соусом «Терияки» и пара разных блюд «Постной кухни». Я больше всего люблю цыпленка с апельсинами.
Она отвела его на кухню и, усадив за стол, сказала:
— Ты целый день работал на своей лестнице. — Вернис говорила с акцентом штата Джорджия — не спеша, полнозвучно. Красиво говорила. Дэннис сидел за столом, а Вернис спиной к нему возилась со своим коктейлем. Вскипятила воду, добавила ликер, бросила горсть гвоздики. Она была в униформе официантки «Острова Капри», и короткая юбка туго обтягивала ее зад, который все это время находился прямо перед носом Дэнниса, максимум в трех футах от него.