— Так вы поможете нам? — спросил Вильфрид Карлович. Власов попросил сутки на размышление, и первая листовка появилась. Текст был составлен Боярским и дополнен Власовым.
Штрик-Штрикфельдт вспоминал:
«В своём заношенном обмундировании военнопленных с большими буквами “SU” на спине русские “сотрудники” ОКВ могли выходить в город лишь строем в сопровождении конвоя. Власов отказался участвовать в этих “прогулках” для увеселения гуляющих в Тиргартене берлинцев. Он оставался в своей комнате.
Время от времени этих “сотрудников” привлекали некоторые министерства для консультаций, в качестве знатоков по различным специальным вопросам (например, по сельскому хозяйству). Из этого сама собой возникла необходимость в ослаблении их изоляции. Мы решили, прежде всего, добыть гражданскую одежду и улучшить общие условия жизни и работы пленных»{126}.
Прошли месяцы, прежде чем Штрик-Штрикфельдту и его начальникам удалось приступить к созданию «русского центра генерала Власова». Был создан «Отдел Восточной пропаганды особого назначения». Его начальником был назначен Вильфрид Карлович.
Отдел приравняли к батальону. Первоначальный штат предполагался на 40 — 50 человек, но Штрик-Штрикфельдт попросил разрешения на 1200. Начальник отдела ВПр/IV полковник Мартин скрепя сердце подписал бумагу. Отделу Восточной пропаганды особого назначения в конце концов был выделен барачный лагерь неподалеку от деревушки Дабендорф, к югу от Берлина. Раньше он использовался для французских военнопленных и был подчинён командующему 3-м военным округом (Берлин) …
Лагерь Дабендорф, расположенный на опушке леса (с траншеями на случай воздушной бомбардировки), был маленьким барачным городком с собственным снабжением. Бюджет по русскому персоналу включал: содержание восьми генералов, 60 старших офицеров и нескольких сотен младших. Соглашение с Отделом Иностранные армии Востока предусматривало размещение русского персонала при ста фронтовых дивизиях и специальных частях, а также назначение русского связного персонала при комендатурах лагерей военнопленных, находившихся в ведении ОКВ, в прифронтовой полосе и в Германии. В целом штатное расписание в будущем должно было охватить 3600 плановых офицерских должностей.
По немецкому личному составу штат включал двадцать одну офицерскую должность.
После этого Власов и его сотрудники, а также и весь редакционный штаб с Викториаштрассе были формально освобождены из плена и переведены на бюджет Дабендорфа. А в нем разместилась русская редакция, которая готовила регулярные выпуски обеих русских газет — «Заря» (для военнопленных) и «Доброволец» (для добровольцев и «хиви» — «вспомогательный персонал»).
О том, что было дальше, Власов расскажет на допросе советскому следователю:
«В декабре 1942 г. я поставил перед Штрикфельдтом вопрос о передаче под мое командование всех сформированных русских частей и объединении их в армию. Штрикфельдт ответил, что передача мне всей работы по формированию русских частей задерживается из-за отсутствия русского политического центра. Украинцы, белорусы, кавказцы, как заявил Штрикфельдт, имеют в Германии свои руководящие политические организации и в связи с этим получили возможность формировать свои национальные части, а поэтому и я, если хочу добиться успеха в своем начинании, должен прежде создать какой-то русский политический центр. Понимая серьёзность доводов, выдвигаемых Штрикфельдтом, я обсудил этот вопрос с Малышкиным и Зыковым, и при участии Штрикфельдта мы выпустили от себя документ, в котором объявили о создании “Русского комитета”».
Все дело в том, что план деятельности «Русского освободительного комитета в Смоленске» родился в недрах отдела Генерального штаба «Иностранные войска Востока» (ФХО). В августе 1942 г. штаб группы армий «Центр» одобрил этот план. По соглашению между отделами ФХО и ОКВ/ВПр воззвание комитета должно быть отпечатано и сброшено на Сталинградском фронте в количестве миллиона экземпляров. В воззвании предполагалось ясно наметить политические цели.
Прошло время, но ничего не было сделано. В свое время получивший разрешение на издание листовки с 13-ю пунктами, включавшими политическую программу, капитан фон Гроте все же подготовил такой документ. Публикация его также не состоялась.
Тем не менее Штрик-Штрикфельдт его передал Власову. Зыков переработал все 13 пунктов, внеся туда призыв к населению, а Вильфрид Карлович добился разрешения на публикацию через своего знакомого военного врача частей СС у министра но делам Востока Розенберга. Уже через несколько часов ротационные машины отпечатали несколько миллионов листовок со «Смоленским воззванием»{127}.
Думаю, что не очень трудно понять, для чего Власов был так нужен немцам! Благодаря недолгим уговорам и недолгим убеждениям советский генерал сломался и стал работать на своих новых хозяев, а проще говоря, на врагов своего Отечества. Проще не бывает!
«Появление на политической арене Власова, — пишет авторитетный историк А. Окороков, — было принято антисоветскими силами с надеждой. Они увидели в нём (в первую очередь благодаря стараниям немецкой пропаганды) авторитет, способный повести за собой массы. Правда, немецкое руководство, создавшее ему соответствующий имидж в исключительно пропагандистских интересах, было само иного мления о лидере РОД. В связи с этим интересно привести выдержку из речи рейхсфюрера СС Г. Гиммлера перед рейхсляйтерами и гауляйтерами в Познани 6 октября 1943 года:
“Теперь мы обнаружили русского генерала Власова. С русскими генералами дело особое. Наш бригаденфюрер Фегеляйн взял в плен этого русского генерала. Я гарантирую вам, из почти каждого русского генерала мы можем сделать Власова! Это будет стоит неслыханно дёшево. А этот русский, которого мы взяли в плен, нам вообще ничего не стоит. Он был командующим одной ударной армией. Наш бравый Фегеляйн сказал своим людям: попробуем-ка пообщаться с ним так, будто он и взаправду генерал! И лихо встал перед ним по стойке смирно: господин генерал, господин генерал!.. Это ведь каждому приятно слушать. Это во всём мире так. И здесь это тоже сработало. (…)
Итак, с этим генералом обращались должным образом, ужасно вежливо, ужасно мило. В соответствии со своими особенностями, славяне охотно слушают, когда им говорят: “Это вы знаете намного лучше нас”, любят быть любезно выслушанными, немного подискутировать. Этот человек выдал все свои дивизии, весь свой план наступления и вообще всё, что знал.
Цена за эту измену? На третий день мы сказали этому генералу примерно следующее: то, что назад вам пути нет, вам, верно, ясно. Но вы — человек значительный, и мы гарантируем вам, что, когда война кончится, вы получите пенсию генерал-лейтенанта, а на ближайшее время — вот вам шнапс, сигареты и бабы. Вот так дешево можно купить такого генерала! Очень дёшево. Видите ли, в таких вещах надо иметь чертовски точный расчет. Такой человек обходится в год в 20 тысяч марок. Пусть он проживёт 10 или 15 лет, это 300 тысяч марок. Если только одна батарея ведёт два дня хороший огонь, это тоже стоит 300 тысяч марок. Но опасно делать из славянина большую политическую программу, которая в конечном счёте может обернуться против нас самих”.
Такого же мнения относительно Власова и Русской освободительной армии придерживались и другие руководители Третьего рейха. Так, например, рейхминистр и главнокомандующий ВВС Герман Геринг на допросе 17 июня 1945 года заявил, что “никаких реальных расчётов на Власова и его армию не возлагалось”. То же самое подтвердил и начальник генерального штаба генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, заверивший следствие, что “верховное главнокомандование никогда не имело никаких серьёзных расчётов на использование власовских войск”.
В целом же, на наш взгляд, “власовская акция” стала для немцев вынужденным шагом — ответом на провозглашение Сталиным войны как Великой Отечественной и обращение руководства к историческим победам России под водительством Александра Невского, Суворова, Кутузова и др.