Все же я успел признать в нем молодого Джека Спрэгга, ковбоя с большого ранчо неподалеку от Орлиного Пера. На его бледном лице застыло выражение какой-то отчаянной решимости, словно у человека, только что выбросившего две двойки и теперь поставившего на кон последние штаны. Парень размахивал риатой, судорожно зажатой в правой руке, хотя я на десять миль вокруг не сумел углядеть ничего такого, на что он смог бы набросить свое лассо.

Промчавшись мимо меня, торопыга вскоре свернул на тропу, ведущую в горы, а я привстал на стременах, вглядываясь вдаль. Туда, откуда он прискакал. По правде говоря, я рассчитывал увидеть там приближающихся людей шерифа. Потому как единственной причиной, способной загнать жителя равнин на скалы Верхнего Гумбольта, могла быть лишь предстоящая ему, и притом в самом скором времени, примерка пенькового галстука.

И я углядел-таки там, вдали, еще одно облако пыли. А как же еще. Правда, судя по размерам, его поднимал всего один человек. Довольно скоро я признал во всаднике Билла Глентона из Орлиного Пера — вполне убедительный резон для Спрэгга жать на всю катушку, раз уж сам Билл наступал ему на пятки. Глентон был типичным техасцем, добродушным, медлительным и малость сентиментальным парнем, пока никто не задевал его чувств. Но стоило кому-нибудь учудить такую непростительную глупость, как Глентон тут же превращался в сущее торнадо и кому угодно мог показать небо в алмазах. А душа у Билла, надо сказать, была ужасно ранимая.

— Куда он поскакал? — едва увидев меня, заорал Билл.

— Кто? — вежливо поинтересовался я. У нас на Гумбольте не принято выкладывать кому попало то, о чем стало известно случайно.

— Джек Спрэгг! — прокричал Глентон, натягивая поводья. — Будь он проклят! Он должен был попасться тебе навстречу! Куда он свернул?

— Он мне не сказал, — с достоинством ответил я. Глентон слегка сбавил тон, притормозил своего скакуна и попросил:

— Послушай, Брек, поупражняйся в своем проклятом липучем деревенском красноречии на ком-нибудь другом! И в другой раз. У меня нет ни единой лишней недели, чтобы выуживать нужные сведения из каждого попавшегося мне навстречу шалопая с Медвежьего Ручья. У меня даже в мыслях нет причинять какой-нибудь вред тому свихнувшемуся идиоту! Наоборот, я гонюсь за ним, чтобы спасти его молодую жизнь! Одна девчонка из Орлиного Пера, которую он считал своей, наставила ему рога и парень надумал перевалить последний в своей жизни перевал. Ну, остальные ребята, конечно, стали присматривать за ним. Мы попрятали от него подальше все свои пушки и всякий там крысиный яд, но сегодня утром он-таки умудрился от нас смыться и подался прямиком в горы. Если б не малышка из забегаловки «Ревущая телка», мне б ни в жисть не удалось напасть на его след. Дурень проболтался ей, что собрался в скалы Гумбольта, где уже ни один паразит не сможет помешать ему повеситься.

— Ага, — глубокомысленно заметил я, — так вот, значит, зачем у него в руках болталась та веревочка! С другой стороны, это ведь его личное дело, разве не так?

— Отнюдь, — резко возразил Билл. — Человек в таком состоянии не может за себя отвечать, а потому приглядывать за ним — прямой долг его товарищей. Еще настанет день, когда он скажет нам огромное спасибо! Не говоря уже о том, что болван должен мне целых шесть баксов. И если я допущу, чтобы он покончил с собой, тогда все! Плакали мои денежки! Ну! Соображай живей, чтоб ты лопнул! Не то мальчишка взаправду повесится, пока мы тут с тобой языками чешем!

— Ну ладно, — подумав, согласился я. — В конце концов, мне, наверное, следует позаботиться о репутации Верхнего Гумбольта. Ведь у нас здесь до сих пор не случалось ни одного самоубийства.

— А как же, — язвительно заметил Билл. — Конечно. Вы здесь, наверху, просто никому и никогда не предоставляли такой возможности. Только какой-нибудь бедолага надумает убить себя — глядишь, а ему эту услугу уже оказал кто-то другой.

Пропустив мимо ушей столь очевидно несправедливые злостные наветы, я натянул повод, вынудив Кэпа Кидда развернуться на месте в тот самый момент, когда он уже совсем примерился откусить ухо лошадке Глентона.

Хотя Джек Спрэгг свернул с тропы, он умудрился оставить за собой такой след по которому за ним смог бы пройти даже слепой. У парня была приличная фора, да только его лошадка обеим нашим даже в подметки не годилась, а потому довольно скоро мы нашли в густых зарослях у подножия Кугуарьей горы то место, где Джек привязал свою кобылу. Мы привязали своих лошадок рядом и начали пробираться сквозь заросли дальше, уже на своих двоих. Вскоре мы увидели Джека. Он карабкался по склону по направлению к скальному выступу, на котором росло одинокое старое дерево. Один здоровенный сук этого дерева далеко выступал за край обрыва и, как я тут же сказал Биллу, замечательно подходил для устройства небольшой уютной виселицы.

Но Билл слишком торопился, чтобы по достоинству оценить прекрасный горный пейзаж.

— Парень доберется до того козырька раньше, чем мы успеем добраться до него! — пыхтя, ответил он. — Что будем делать?

— Подстрелим его в левую заднюю ногу, — находчиво предложил я.

— Нет, черт возьми! — пробурчал Глентон. — Тогда он сорвется и расшибется насмерть! А если мы за ним погонимся в открытую — он прибавит ходу, заберется на выступ и успеет повеситься раньше, чем мы его скрутим. Послушай! Видишь вон там, западнее козырька, густой кустарник? Зайди с той стороны и постарайся незаметно подползти поближе, а я, наоборот, выйду на открытое место, чтобы привлечь к себе внимание. Пока я буду развлекать дуралея разговорами, ты подкрадешься к нему сзади и сцапаешь голубчика!

Ну, значит, отступил я в заросли и, пригнувшись, побежал вдоль склона. Уже перед тем, как нырнуть в гущу кустарника, я оглянулся. Джек как раз добрался до козырька и теперь усердно привязывал свою риату на тот самый, выступавший над обрывом, сук. Дальше мне стало не до него, потому что ветки кустарника переплелись так тесно и были так густо утыканы длиннющими шипами, что пробираться сквозь них оказалось потруднее, чем продраться сквозь громадный клубок самозабвенно сражающихся мартовских котов. Все же, извиваясь червем, я преодолел изрядное расстояние, как вдруг до меня донесся крик Билла:

— Эй, Джек! Остановись! Не делай этого, ты, олух царя небесного!

— Отвали! — раздался ответный вопль. — Оставь меня в покое! Не приближайся, или буду стрелять! У нас — свободная страна! И у меня есть полное право повеситься, раз уж мне так захотелось!

— Проклятый болван! — орал Билл. — Спускайся вниз, и мы вместе придумаем что-нибудь еще более идиотское! Только боюсь, что это невозможно!

— Моя жизнь кончена! — продолжал настаивать на своем Джек. — Моя пламенная любовь предана поруганию! Отныне я, как иссохшая перекати-голова, — тьфу, черт! Я хотел сказать, как увядшее перекати-поле, — ухожу, дабы Вечным Жидом кувыркаться в песках времен! Знак Зорро, нулевое тавро, проставленное раскаленной Судьбой на моем боку, полыхает адским пламенем, дотла сжигая пепел моей души! Я ухожу, дабы…

К моему огромному сожалению, мне так и не удалось узнать во всех подробностях, куда и зачем собирался уходить Джек. На самом интересном месте я вдруг наступил на нечто мягкое, это нечто душераздирающе взвыло и чертовски острыми зубами вцепилось в мою ногу.

А ведь некоторые глупцы имеют наглость утверждать, что я невезучий! Вранье! Чем же еще, кроме моего особого везения, можно объяснить, что проклятый кугуар из всех этих дерьмовых колючих зарослей, сколько их есть на Верхнем Гумбольте, выбрал для своей сиесты именно здешние? И конечно же, никто другой, кроме меня, ни за что не сумел бы так ловко на него наступить!

Оно бы и наплевать, поскольку еще не родился тот кугуар, который смог бы устоять против Элкинса в открытом честном бою. Плохо было другое: лучший способ разделаться с ним (речь, разумеется, идет о кугуаре, поскольку способов разделаться с Элкинсом просто-напросто не существует) состоит в том, чтобы хорошенько врезать ему промеж ушей, пока он еще не успел как следует в вас вцепиться. Но кусты были такими густыми, что я не мог разглядеть чертову кошку, а проклятые шипы оказались такими острыми, что мне не удалось толком повернуться и достойно встретить ее, когда она нападала. Поэтому прежде, чем я приноровился, кугуар успел несколько раз броситься на меня, погружая в мое тело свои когти и клыки, а затем снова укрывался в кустах.