— Тхак! — прорычал один из них.— Да он пришел в себя!

— Думаешь, он сможет говорить или понимать человеческий язык? — огрызнулся другой

Все это время я, задохнувшись от удивления, прислушивался к их речи. Наконец-то я разобрался, что говорили они не по-английски! Это откровение просто поразило меня. Как могло случиться, что я прекрасно понимал речь этих дикарей, говоривших не на каком-либо из земных языков? Более того, я даже понимал смысл понятий, не имевших аналогов в земной речи. Однако сейчас не время было ломать голову над причинами этого явления.

— Я не хуже тебя говорю и все понимаю,— выпалил я недолго думая.— И хотел бы знать: кто вы ? Что это за город? И с какой стати вы напали на меня? Почему, в конце концов, я закован в цепи?

Дикари ошалело заморгали, словно не знали, верить или нет своим ушам.

— Он говорит, Тхак его разорви! — хрюкнул один из них.— Я же говорил, что он вылез из-за Барьера!

— Из выгребной ямы он вылез,— злобно рявкнул другой.— Это просто мерзкий тонконогий выродок, оскорбивший свет своим появлением. Такую пакость надо давить во младенчестве.

— Надо поинтересоваться, как у него оказался кинжал Костолома,— предложил еще кто-то.

Один из мужчин поздоровее отделился от группы и, с откровенным недоверием глядя на меня, издали показал мне мой кинжал.

— Где это ты украл его? — поинтересовался он.

— Я ничего не крал! — рявкнул я, придя в неописуемую ярость, словно доведенный до бешенства зверь.— Я отобрал этот кинжал у прежнего хозяина в честном бою один на один!

— Ты убил его? — раздались недоверчивые голоса.

— Нет,— буркнул я уже тише.— Мы дрались голыми руками, пока он не схватился за оружие. Тогда я его так отделал, что он остался лежать без сознания.

Мои слова были встречены шумными криками. Сначала я подумал, что дикарей взбесили мои слова, но вскоре я разобрался, что они просто спорили между собой.

— А я говорю, что он врет! — перекрыл общий гвалт зычный рев, похожий на бычий.— Неужели не ясно, что Логар Костолом не тот парень, который уступит в драке этому изнеженному сопляку. Только Гор Медведь смог бы справиться с ним. И никто другой!

— Да? А кинжал у него откуда? — яростно взревел другой.

Скандал разгорелся с новой силой, и вскоре в качестве аргументов спорщики начали обмениваться оплеухами и зуботычинами; казалось, еще немного — и спор перейдет в грубую поножовщину.

Делу положил конец тот самый дикарь, что спрашивал меня о кинжале, который изо всех сил застучал рукояткой моего оружия по стене и заорал с невероятной силой:

— Заткнитесь! Все заткнитесь! Если еще хоть кто-нибудь разинет рот, я башку ему оторву!

Видимо, он был у моих тюремщиков самый главный, так как его призыв и угрозы возымели действие. Шум быстро затих, и предводитель, как будто ничего не произошло, продолжил более спокойно:

— Кинжал сам по себе ничего не значит. Костолома могли застать спящим, заманить в засаду, наконец, этот парень мог просто украсть клинок или найти его. Нам-то какое дело, мы же не братья Логара Костолома, чтобы волноваться о его судьбе?

Одобрительное хмыканье встретило его слова. Кем бы ни был этот Логар Костолом, здесь он большой любовью не пользовался.

— Вопрос сейчас в другом: что нам делать с этим созданием природы? Нужно собрать совет и обсудить это дело. По крайней мере, я не думаю, что эта тварь съедобна.— Лицо дикаря расплылось в улыбке.

Оказывается, этим полуобезьянам не было чуждо чувство юмора, пусть и такого животного.

— Можно попробовать выделать его шкуру,— с сомнением предложил кто-то.

— Тонковата будет,— не согласился с ним сосед.

— Вообще-то я не сказал бы, что он очень мягкий,— вновь заговорил главный.— Когда мы его тащили, я подумал, что у него под кожей камни.

— Нашли о чем спорить,— вмешался еще один,— сейчас отрежем кусочек да посмотрим, на что годится его шкура и что у него внутри.

С этими словами он направился ко мне, вынимая из ножен кинжал. Все остальные следили за его действиями.

Это переполнило чашу моего терпения. Меня погребла под собой мутная волна гнева, глаза застила кровавая пелена. И когда я понял, что это животное вполне серьезно намерено попробовать на мне остроту своего оружия, я окончательно потерял над собой контроль. Взвыв, я схватил перекинутую через плечо цепь обеими руками, обмотал ее вокруг запястий для крепости захвата и, расставив покрепче ноги, откинулся назад, обрушившись на железные звенья всем своим весом. Мои мышцы вздулись, из носа хлынула кровь, но наградой мне был треск разламываемого камня — не выдержало вмурованное в стену кольцо. Я, словно живой снаряд, отлетел прямо под ноги дикарям, которые не замедлили наброситься на меня.

Мой звериный вопль едва ли не перекрыл весь их хор, а мои кулаки заработали как два стальных поршня. Да, знатная удалась потасовка! Мои противники не пытались убить меня и не стали доставать оружие, решив взять меня живой массой. Мы сцепились в один визжащий, царапающийся и кусающийся ком, перекатывающийся из одного угла комнаты в другой. В какой-то момент мне показалось, что в дверном проеме появились женские лица, похожие на виденную мной красавицу, но сейчас мне было не до них. Со всех сторон на меня навалились огромные туши, глаза заливал пот, и в них все плыло от основательного удара в нос. Мои зубы впились в чье-то покрытое волосами ухо, и я не преминул сжать их изо всех сил.

Несмотря на мое удручающее состояние и подавляющее численное превосходство противников, я сумел достойно постоять за себя. Перебитые челюсти, расплющенные уши, сломанные носы, выбитые зубы — вот была главная награда, а стоны пострадавших от моих могучих кулаков звучали для меня торжественным маршем. К сожалению, проклятая цепь обвилась вокруг моих ног, лишив меня подвижности, да к тому же повязка слетела с головы, рана раскрылась, и мое лицо оказалось залитым кровью. Спутанный и ослепленный, я не смог точно наносить удары, и вскоре повисшим на моих руках и ногах противникам удалось меня скрутить.

Бросив меня в углу, альмарикане расползлись в разные стороны и, кто сидя, кто лежа, постанывая и охая, принялись осматривать полученные увечья. Я же продолжал осыпать их бранью и проклятиями. Несмотря на то что сам почти терял сознание, я очень порадовался тому жалкому состоянию, в котором пребывали мои противники. Еще больше меня обрадовало заявление одного из них, что у него сломана рука. Другой и вовсе вырубился, и, чтобы привести его в чувство, потребовалось вылить на него кувшин холодной воды. Кто принес воду — я со своего места видеть не мог, но наверняка это была одна из женщин, наблюдавших за дракой из дверей.

— Его рана опять открылась,— пробурчал один из бойцов, тыкая в меня пальцем.— Так он истечет кровью и подохнет.

— Надеюсь, не сразу,— простонал другой, лежавший, скорчившись в углу.— Как он пнул меня! Я умираю. Принесите вина.

— Если ты действительно умираешь, нет смысла переводить на тебя доброе вино,— сурово оборвал его жалобы их предводитель, скорбно разглядывая выбитый зуб, но тем не менее бросил: — Акра, перевяжи-ка пленника.

Тот, которого звали Акра, без особой охоты подошел ко мне и наклонился.

— Только попробуй дернуть своей тупой башкой,— злобно рыкнул он.

— Убирайся прочь! — огрызнулся я.— Ничего мне от вас не нужно. Только попробуй дотронуться до меня, я тебе руки вырву!

Человек, раздраженный моим тупым, с его точки зрения, упрямством, ткнул резким движением меня пятерней в лицо, попытавшись прижать мою голову к полу. Это было ошибкой с его стороны. Я со всей силой вцепился зубами в его палец — послышался хруст, за которым последовал душераздирающий вой, и лишь с помощью товарищей неудачливому Акре удалось освободить изувеченный палец от моей хватки. Обезумев от боли, он вскочил на ноги и изо всех сил пнул меня в висок. Ударившись раненой головой об угол скамьи, я надолго потерял сознание.

Когда я очнулся, то обнаружил, что рана моя перевязана, сам я связан по рукам и ногам, а опутывающая меня цепь приклепана к новому кольцу, несомненно, более основательно вмурованному в стену, нежели первой.