Следующей на террасе появилась Елена Карризи. Несмотря на жару, она вышла в длинной крестьянской юбке, расшитой жилетке и блузке под горло, с длинными рукавами, Таллио коротко кивнул ей, не отрываясь от мольберта. Эшли весело поздоровался, приглашая девушку сесть рядом. Поколебавшись, она подошла и опустилась в соседний шезлонг.

Эшли заметил, что она успокоилась. Руки уже не дрожали, на лице не отражались бушующие в ее душе страсти, Эшли предложил ей сигарету, щелкнул зажигалкой. Она несколько раз затянулась, затем спросила:

— Вы получили то, что я вам послала?

— Да, благодарю. Вы хотите поговорить об этом?

— Нет. Хорошенько спрячьте их. Так будет лучше и для вас, и для меня.

Он пристально взглянул на Елену, но та оглядывала сад.

— О чем вы? Вы чего-то боитесь?

— Боюсь? — Она безрадостно усмехнулась. — Уже нет. Теперь меня не испугать.

— Что… что произошло вчера… после вашего ухода?

— Отец избил меня, — ровным, бесчувственным голосом ответила Елена. — Он избил меня, словно я босоногая девчонка из горной деревни. Я так оделась, чтобы скрыть синяки. Ом назвал меня шлюхой, потому что застал в ваших объятиях. Он сказал, что убьет меня, если я еще раз подойду к вам. Но я рассмеялась ему в лицо, и он снова побил меня, как, бывало, колотил мою мать. И отпустил лишь, когда устал. Интересно… — Она нервно затянулась. — Интересно, что бы он сделал, узнав обо мне и Витторио?

— Разве он ничего не знает? — изумился Эшли. Елена вновь усмехнулась.

— Откуда? На вилле мы сторонимся друг друга. Для него Витторио — щедрый господин, который по доброте души взял в город крестьянскую дочку и сделал из нее настоящую синьору. А теперь облагодетельствовал ее, найдя подходящего мужа.

— О господи! — ахнул Эшли.

— Мой отец — простой человек, — с горечью продолжала Елена. — Он верит, что есть три категории женщин: девственницы, жены и остальные. Он побил меня, чтобы мне не пришло в голову переступить границу категории, в которую определили меня господь бог и его сиятельство.

— А что будет, если он узнает правду?

— Не знаю, — мрачно ответила Елена. — Думаю, для него это будет конец света.

— Вы любите его?

— Нет. В определенном смысле я уважаю его. Но не люблю так, как любила мать. Он никогда не принадлежал нам. Он принадлежал дому Орнаньи.

— Вы знаете, что вчера в саду он пытался меня убить? Она медленно кивнула.

— Да. Он сказал об этом, когда бил меня. Он сказал, что сегодня его попытка не удалась, но в следующий раз вы не уйдете безнаказанным. Мне кажется, он теряет разум, когда сердится.

— Вам известно, что он убил вашего брата?

Елена круто обернулась к нему. Раскрылся рот. Округлились глаза. Не сразу она обрела дар речи.

— Вы… вы это серьезно?

Эшли понял, что еще чуть-чуть, и начнется истерика.

— Постарайтесь взять себя в руки, — мягко сказал он. — Не показывайте посторонним, что вы волнуетесь.

Ее тело напряглось.

— Не беспокойтесь за меня. Рассказывайте.

— Поймите, я не могу этого доказать, но знаю, что прав. Орнанья предупредил вашего отца, что фотокопии у Гарофано. Кто-то из обитателей виллы заплатил бармену Роберто, чтобы тот позвонил сюда, если я уйду из отеля с Козимой. Я уверен, что, едва ваш брат появился на улице после нашей ссоры, его усадили в машину и привезли на виллу. Потом обыскали, фотокопии не нашли, отвели на насыпь у шоссе и стали ждать нашего возвращения. Машину нашу они увидели издалека. Они знали, что на этом участке все водители увеличивают скорость. И сбросили Гарофано под колеса. Скажите мне, мог кто-нибудь проделать все это без ведома вашего отца? Без его содействия?

— Нет. — выдохнула Елена.

— Так я и думал.

Елена долго смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Эшли не мог не жалеть ее, такую юную и беззащитную, запутавшуюся в переплетениях страстей и интриг. Ее брат мертв. Его убили ее отец и любовник. Любовник еще и бросил ее, продав Таллио Рацциоли.

— А теперь мне кажется, что они хотят убить меня, — без обиняков сказал Эшли.

— Я знаю, — кивнула Елена. Я слышала разговор отца с вооруженными крестьянами. Если вы попытаетесь покинуть виллу, они застрелят вас и представят все как несчастный случай. Держитесь возле дома. Не ходите в сад или к морю.

— Я хотел, чтобы вы были неподалеку.

— Почему?

— Возможно, вы мне понадобитесь. Мы оба можем понадобиться друг другу.

Он дал Елене еще одну сигарету, и, полулежа на шезлонгах, они наблюдали, как на полотне Таллио Рицциоли появляются голубое небо, серые оливы и яркие цветочные клумбы. Полчаса спустя появился Орнанья, в одних планках, с полотенцем через плечо. Он кивнул Эшли и Елене, задержался у картины Таллио. Эшли не слышал, о чем они говорили, но в один момент ему показалось, что Таллио задал герцогу какой то вопрос. Тот бросил короткий взгляд на журналиста и Елену, затем вновь повернулся к Таллио. Похлопал его по плечу и быстро пошел к морю. Едва он скрылся за деревьями, художник посмотрел на Эшли и победно поднял руку.

Эшли довольно улыбнулся. Первый раунд остался за ним. Джордж Арлекин узнает, что фотокопии у него. Перед самым полуднем Таллио закрыл ящик с красками, взял картину и ушел в дом. Эшли выждал пару минут и последовал за ним, оставив спящую Елену на шезлонге под большим зонтиком.

Таллио уже ждал журналиста в его комнате.

— Все в порядке, мой друг. Я сказал ему, что хочу поехать в Сорренто, и попросил дать мне машину. Он согласился. Мне показалось, что его обрадовал мой отъезд. Он даже разрешил мне остаться в Сорренто на ночь, если я этого захочу.

— Как вы объяснили желание уехать? Таллио усмехнулся и пожал плечами.

— Что я мог сказать ему, кроме правды? Мне скучно с этими мрачными людьми. Я хочу проветриться.

Эшли подошел к шкафу, раскрыл дверцы, достал из пиджака бумажник, отсчитал пять стодолларовых банкнот и протянул их Рицциоли. Тот поцеловал деньги, помахал ими в воздухе и засунул в карман брюк.

— А остальные пять сотен я получу, когда вернусь? Так?

— Да. Теперь повторите, что вы должны передать Джорджу Арлекину.

— У вас есть то, что ему нужно, и вы хотите как можно скорее увидеться с ним. Что-нибудь еще?

— Нет. Это все. Таллио хмыкнул.

— А вы ничего не хотите передать капитану Гранфорте?

— Нет-нет. Джордж Арлекин обо всем… — Слова вырвались у него прежде, чем он оценил их важность. Эшли заметил, как сузились глаза Таллио, как на мгновение художник нахмурился, чтобы затем спрятать свои мысли за лучезарной улыбкой. Оставалось лишь надеяться, что пятьсот долларов, обещанные по приезде, убедят Таллио не заметить допущенной оплошности.

— Счастливого пути, — сказал Эшли.

Теперь он действительно испугался. На вилле Орнаньи зажатой между морем и холмами, он оказался в заточении, словно в тюремной камере. Телефон не работал. На железных воротах висел замок. В саду или в виноградниках его могли подстрелить, приняв за перепелку. А предательство Рацциоли забило бы последний гвоздь в гроб.

Эшли подошел к окну. Елена все так же лежала в шезлонге. Он увидел Орнанью, возвращающегося с купания Таллио уедет, подумал он, и они останутся вчетвером, под бдительным оком старого управляющего, верящего лишь в бога и в благополучие рода герцога. Малоприятная перспектива, но он пройдет и через это. А потом, уже сегодня, Орнанья должен сделать следующий ход. Отпущенное ему время иссякло. Капитан Гранфорте мог в любой момент затребовать узника, чтобы обвинить его в убийстве или освободить, а уж тогда ничто и никто не сможет помешать публикации сенсационной статьи.

Немилосердно палило солнце. Раз он не может искупаться в море, решил Эшли, придется воспользоваться благами цивилизации. Он разделся и долго стоял под душем, что-то напевая себе под нос.

Одеваясь, он услышал звук отъезжающей машины. У него сразу прибавилось уверенности. Даже появился аппетит. На ленч их пригласили к большому круглому столу под грибообразным зонтиком. Разнообразные закуски сменила рыба, кусочки филе, поджаренные на спиртовке и пропитанные красным соусом из горчицы, томатов и дюжины специй. Затем подали пиццу по-римски, маленькие пирожные, сыры, фрукты, густой черный кофе с выдержанным французским коньяком.