На подставке значился адрес кафе «Сальто». Там собирались проститутки и гомосексуалисты обоих полов. Как-то я попал туда с приятелями, которые полагали, что тамошние завсегдатаи их развлекут.

Я посидел еще пятнадцать минут, потом поймал такси. Шофер красноречиво пожал плечами, когда я сказал ему, куда ехать. «Сальто» ничем не отличалось от аналогичных заведений Гамбурга, Лондона, Парило или Нью-Йорка. Располагалось оно в подвале. Восемь ступеней вели к желтой двери, открывающейся в зал с низким потолком, освещенный розовыми лампами, с уютными кабинками. По стенам и с потолка свисали рыбачьи сети, раскрашенные в разные цвета. Билл Сверкающие Зубы сидел у стойки бара, занимавшего две трети левой стены. Он беседовал с барменом. Тот изредка кивал, глядя на него грустными фиолетовыми глазами. А роскошным вьющимся волосам бармена могли бы позавидовать многие женщины. Две или три девицы у стойки цепким взглядом пересчитали мелочь в моем кармане. Из кабинок долетел шепоток разговоров и редкие смешки. Негромко играла музыка.

Я прошел к бару. Молодой человек, назвавшийся Биллом, спросил по-немецки, нс хочу ли я выпить. Я заказал пива, и грустноглазый бармен тут же обслужил меня. Билл расплатился, подхватил бокал и бутылку и мотнул головой в сторону кабинок. Я последовал за ним в глубь зала. Сели мы у самого автоматического проигрывателя. За музыкой нашего разговора никто бы не услышал, а мы могли разобрать слова друг друга, не переходя на крик.

— Насколько мне известно, в инструкции сказано, что в эти машины ставят подслушивающие устройства, — я указал на автоматический проигрыватель.

Он недоуменно посмотрел на меня, а затем его губы разошлись в широкой улыбке, в какой уж раз демонстрируя мне великолепные зубы.

— Ну и шутник вы, мистер Маккоркл.

— Так зачем я сюда пришел?

— Мне предложили приглядывать за вами, пока вы будете в Берлине.

— Кто?

— Мистер Бурмсср.

— Где вы меня нашли?

— В «Хилтоне». Вы и не пытались спрятаться.

Я поводил по влажной поверхности стола бокалом.

— Не сочтите меня грубияном, но откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете? Из чистого любопытства — есть ли у вас одна из тех черных книжечек, что подтверждает ваши полномочия?

Опять сверкающая улыбка.

— Если и есть, то я мог бы предъявить ее вам в Бонне, Вашингтоне или Мюнхене. Бурмсер попросил назвать вам телефонный номер, — он назвал. Тот самый, что Бурмсер утром написал на листке.

— Этого достаточно, — признал я.

— Как вам это нравится?

— Что?

— Образ. Костюм, прическа.

— Убедительно.

— Так и должно быть. Как сказали бы наши английские друзья, я — темная личность. Провокатор, сутенер, распространитель марихуаны.

— Где вы учили немецкий?

— Лейпциг. Я там родился. А рос в Ошкоше.

— И как давно вы этим занимаетесь? — Я чувствовал себя второкурсником, расспрашивающим проститутку, когда она познала грех.

— С восемнадцати. Более десяти лет.

— Нравится?

— Конечно. Мы боремся за правое дело. — Такого я не ожидал даже от него.

— Так что вы хотели мне рассказать? Насчет Падильо?

— Мистер Падильо получил задание прибыть в Восточный Берлин. Еще вчера. Там он не появился. А вот вы прилетели в Западный Берлин. И мы решили, что вы поддерживаете с ним связь. Логично?

— В ваши рассуждения могла закрасться ошибка.

— Более я ничего не могу сказать, мистер Маккоркл. Действия мистера Падильо совершенно бессмысленны и не укладываются в какую-то схему. Вчера ушел из-за стола, за которым сидел с двумя туристами, оставив портсигар и зажигалку. Этим маневром он нас озадачил, готов в этом сознаться. Далее, мистер Бурмсер не понимает, есть ли у вас иная причина для прибытия в Берлин, кроме как встреча с Падильо. То есть ключ к разгадке у вас, поэтому мы всегда рядом.

— Вы думаете, Падильо затеял с вами игру? Стал двойным агентом или как это у вас называется?

Билл пожал плечами.

— Едва ли. Для этого он ведет себя слишком вызывающе. Мистер Бурмсер смог уделить мне лишь несколько минут, чтобы разобъяснить, что к чему. Из сказанного им следует, что он просто не понимает, что в настоящий момент движет Падильо. Может, у него есть на то веские причины, может, и нет. Мне поручено не спускать с вас глаз. Мы не хотим, чтобы с вами что-либо произошло до того, как мы найдем мистера Падильо.

Я встал, наклонился над столом, долго смотрел на него.

— Когда вы будете вновь говорить с мистером Бурмсером, скажите ему следующее. Я в Берлине по личному делу и не потерплю слежки. Мне нс нужна его забота, и мне не нравится он сам. И если кто-то из его подручных окажется у меня на пути, я могу переступить через них.

Я повернулся и прошагал к двери мимо бармена с фиолетовыми глазами. Поймал такси и попросил шофера отвезти меня в «Хилтон». По пути я дважды оборачивался. Слежки я не заметил.

Наутро, когда я проснулся, шел дождь. Нудный, обложной немецкий дождь, от которого одиноким становится еще более одиноко, а число самоубийц растет стремительными темпами. Я посмотрел на Берлин через окно. От веселого, остроумного города не осталось и следа. Сплошной дождь. Я снял телефонную трубку и заказал завтрак. После третьей чашки кофе, проглядев «Геральд трибюн», оделся. Сел в кресло-качалку, закурил уже седьмую сигарету с утра и стал ждать. Ждал я все утро. Пришла горничная, застелила постель, очистила пепельницы, попросила меня поднять ноги, когда пылесосила ковер. В одиннадцать я решил, что пора и выпить. Первую порцию виски я растянул на двадцать минут. К полудню приступил ко второй. Так что утро выдалось скучным.

Телефон зазвонил в четверть первого.

— Мистер Маккоркл? — спросил мужской голос.

— Слушаю.

— Мистер Маккоркл, это Джон Уитерби. Я звоню по просьбе мистера Падильо. — В том, что со мной говорит англичанин, я не сомневался. Он глотал согласные и смаковал гласные.

— Понятно.

— Позвольте узнать, свободны ли вы в ближайшие полчаса? Я хотел бы подскочить к вам и перекинуться парой слов.

— Валяйте, — ответил я. — Я никуда не уйду.

— Премного благодарен. До свидания.

Я тоже попрощался и положил трубку.

Уитерби постучал в дверь двадцать минут спустя. Я предложил ему войти и указал на кресло. На вопрос, что он будет пить, Уитерби ответил, что не отказался бы от виски с содовой. Я посетовал, что содовой у меня нет, а он предложил заменить ее водой. Я налил нам по бокалу и сел в другое кресло, напротив него. Мы пожелали друг другу всего наилучшего и пригубили виски. Затем он достал из кармана пачку сигарет, протянул се мне. Я взял сигарету, он тут же чиркнул зажигалкой.

— «Хилтон» — хороший отель.

Я согласился.

— Видите ли, мистер Маккоркл, иной раз попадаешь в такие места, что потом и вспомнить страшно. Но такова уж доля связного... — Не договорив, он пожал плечами. Одежду он покупал в Англии. Коричневый твидовый пиджак, темные брюки. Удобные ботинки. Черный шелковый галстук. Его плащ я положил на стул. Он был моего возраста, может, на пару лет старше. Длинное лицо, орлиный нос, волевой подбородок. Тонкая полоска усов, длинные темно-русые волосы, влажные от дождя.

— Вы знаете, где Падильо?

— О, да. Точнее, я знаю, где он провел прошлую ночь. Он не сидит на месте, по известным вам причинам.

— Как раз причины эти мне неизвестны, — возразил я.

Он пристально посмотрел на меня, задержавшись с ответом.

— Пожалуй, тут вы правы. Наверное, лучше начать с преамбулы. В недалеком прошлом я находился на службе у государства. Поэтому сблизился с Падильо. Мы занимались одним и тем же делом, участвовали в нескольких совместных проектах. У меня и сейчас есть доверенные люди на Востоке, несколько очень хороших друзей. Падильо связался со мной, я связал его с моими друзьями. Он и сейчас находится у них, правда, переезжает с места на место, как я уже и говорил. Насколько я понял, вы получили его послание, переданное через мисс Арндт?