Характеризуя этот феномен, известный исследователь чань- и дзэн-буддизма, Р. Линсен приводит такой пример. Представим, отмечает он, что мы рассматриваем витрину универсального магазина. Если мы биологи или астрономы, наше внимание сразу же привлечет микроскоп или телескоп, и эти предметы мы сразу же выделим из тысячи других предметов. Если же нас будет сопровождать ребенок, то все его внимание будет привлечено к кукле или игрушечной автомашине, о которых он давно уже мечтает, тогда как мы сами вовсе не заметим их. Таким образом, мы непроизвольно совершаем выбор, отвергая одни предметы и отдавая предпочтение другим [174, с. 191].

Другой индикатор субъективности восприятия — неадекватность отражения объектов перцепции, когда пространственно-временные и другие эмпирические характеристики объектов неосознанно искажаются в субъективно желаемом для личности направлении, защищая «Я» от эмоциональных дискомфортов и фрустраций, хотя объективный результат подобного искажения может быть (и чаще всего бывает) диаметрально противоположным желаемому. Чань-буддизм же культивировал способность, по образному выражению Р. Линсена, смотреть на витрину (и вообще на все) столь же беспристрастно, как это делает фотограф соответствующим образом наводя фокус аппарата [174, с. 191]. Это позволяет с помощью различных методов психотренинга достичь безличного, предельно объективированного и ясного состояния сознания, свободного от искажающей восприятие эмоциональной «омраченности» и лишенного установок, толкающих перцепцию по шаблонному руслу. В момент «просветления», когда терялось ощущение своего «Я», т. е. субъекта восприятия и деятельности (действия), совершенно естественно исчезала и субъективность восприятия, в результате чего возникала возможность максимально полного и адекватного отражения объектов в сознании (ср. интересное замечание болгарского ученого К. Кынева, что традиционная индийская йога также способствует более глубокому проникновению в объект познания и деятельности) (цит. по [58, с. 48]).

Таким образом, разнообразные методы психотренинга и психической саморегуляции, составлявшие основу чаньской психокультуры, ее практический фундамент, имели большое прикладное значение Они не только повышали общую психическую и соматическую. приспособляемость человека, оказывая психотерапевтическое воздействие, снимая психическое напряжение, нейтрализуя аффекты и т. д… но и непосредственно влияли на процессы экстериозованной деятельности, значительно повышая ее продуктивность. Это способствовало расширению сферы влияния чаньской психокультуры, ее выходу из узкокорпоративных рамок и широкой культурной экспансии, в результате чего эти чаньские традиции приобретали общекультурное значение и оказывали сильное воздействие на всю культуру средневекового Китая, которое в той или иной форме продолжает сказываться и по сей день.

Итак, мы рассмотрели три наиболее влиятельные психокультурные традиции средневекового Китая — чань-буддийскую, даосскую и конфуцианскую, каждая из которых выработала свой специфический подход к проблеме психического развития человека и, соответственно, свои методы воздействия на его психику, управления его психической деятельностью. Наиболее существенные различия существовали между конфуцианской культурой психической деятельности, с одной стороны, и чань-буддийской и даосской — с другой. Две последние во многом придерживались близких или совпадающих взглядов и практиковали сходные методы психотренинга и психической саморегуляции, но вместе с тем имели характерные особенности, которые проявлялись достаточно отчетливо.

Разный подход к проблеме психического развития человека и разные методы его реализации обусловили различия социально-психологических типов личности, формировавшихся в этих психокультурных традициях. Соответственно наиболее существенные различия в основных социально-психологических установках, в главных структурообразующих психических параметрах обнаруживаются между репрезентативным для официальной конфуцианской культуры типом личности, о одной стороны, и базисными личностями в чаньской и даосской культурах (точнее, подкультурах) — с другой. Так, если конфуцианство при выработке своей социально-психологической модели ориентировалось главным образом на подчинение непосредственных эмоциональных реакций традиционным нормам. культурного и социального поведения, то чань-буддизм и даосизм предлагали совершенно иную модель — спонтанное, не опосредованное вербальными структурами и не детерминированное конвенциальными нормами, симультанное реагирование. Вся знаковая структура, опосредующая этот процесс реагирования человека в обычном состоянии, рассматривалась чань-буддистами и даосами как двойственная, а потому неистинная, дезинформирующая и имеющая лишь относительное значение, тогда как конфуцианизированная личность опиралась прежде всего на вербальные предписания, которые в практике функционирования конфуцианства в качестве господствующей идеологии зачастую абсолютизировались, и главный акцент делался на интериоризацию культуры.

Конфуцианская психокультура оказывала воздействие главным образом на верхние «этажи» личности, определяя ее ценностные ориентации и обобщенные социально-психологические установки, а более глубокие структуры затрагивались лишь постольку, поскольку в процессе практического исполнения предписанных норм поведения автоматически подключались общие механизмы влияния поведения на личность. Для качественного изменения глубинных психических структур конфуцианство просто не обладало адекватными методами, да и вообще не ставило перед собой такой цели. Чань-буддизм и даосизм же делали особый упор именно на изменении глубинных структур психики и выработали соответствующую технику, позволявшую весьма радикально перестроить исходные психические структуры.

Подобная перестройка имела тот важный для практической деятельности эффект, что в проблемных ситуациях человек начинал реагировать по типу чаньской или даосской личности, даже если он первоначально находился под идеологическим влиянием конфуцианства, поскольку, как известно, диспозиции высокого уровня обобщенности (ценностные ориентации и т. п.), на которые и конфуцианство оказывало сильное воздействие, вообще довольно слабо коррелируют с поведением субъекта деятельности в конкретных жизненных ситуациях. К тому же чаньская и даосская практика психотренинга имела более эффективные методы подготовки к психологическому выживанию и активной жизнедеятельности в экстремальных условиях, позволяя вырабатывать более гибкий механизм спонтанного реагирования на внешние стимулы. В этом смысле чаньские методы психотренинга были более эффективными даже по сравнению с даосскими, так как в целом вся чаньская психотехника носила более радикальный, динамический и систематизированный характер и была больше ориентирована на практическое применение этих методов в процессе активной жизнедеятельности.

Вполне закономерно, что чань-буддисты и даосы значительно менее болезненно переносили ломку устоявшихся социальных структур: их цели и ценности были меньше связаны с ними, чем у конфуцианцев, которые не мыслили себя вне социальной иерархии. Сам тип личности, культивировавшийся конфуцианством, — человека по преимуществу экстравертивного, опирающегося на социальные нормы и предписания, — обладал большей психологической ригидностью, которая (при прочих равных социальных условиях) ведет к консерватизму. Известно, что такие люди склонны прилагать все усилия, чтобы сохранить существующую ситуацию, и если она все же меняется, легко теряют контроль над ней и возможность ориентироваться, так как старые стереотипы и нормы во многом недейственны, а новые еще не выработаны. В противоположность этому психологические типы личности, культивировавшиеся в чань-буддизме и даосизме обладали большей пластичностью, а отсутствие ригидности и привязанности к социальным предписаниям позволяло представителям этих типов активно включаться в оппозиционные существующему строю движения. Поэтому вполне естественно, что члены тайных антиправительственных религиозно-политических обществ проявляли особый интерес к чаньским и даосским методам психотренинга и интенсивно практиковали их.