– Механик Скотта сказал, что после такой переделки на нем опасно ездить.

– Могу поспорить, что он предложил купить его и избавить вас от проблем, – резюмируя, сказал Куин. Он знал механиков, а на земле не было ни одного любителя примочек, который не начал бы истекать слюнями над двигателем в 466 кубических дюймов 385-ой серии, которым он оснастил Мустанг, наравне с карбюратором Холли Доминатор и рычагом переключения передач от Херст. «Подправил» не покрывало всего, что он сделал с машиной. Он разорвал задницу надвое, превращая классический пони в уличного монстра.

Да, справиться с ним было тяжело, но, в основном, слишком тяжело пришлось старому профессору Хэнсону – в том-то и был весь смысл: метафора мускулкара под особым углом. Кишка тонка водить машину, профессор? Тогда слишком тонка, чтобы трахать девчонку.

Куин хотел трахать ее. Он хотел заниматься с ней любовью. Хотел перекатиться на спину в своей кровати – хотя бы раз, Боже, пожалуйста – и обнаружить ее лежащую рядом, такую мягкую и светловолосую, тянущуюся к нему. Он хотел ее грязно, хотел ее сладко, хотел взять ее на всех условиях, на которых мог получить, хотел ее так, как мечтал – а за все эти годы между шестнадцатью и двадцатью он придумал огромное количество способов, каждый из которых заводил его одинаково сильно.

А теперь она была рядом, и все вернулось, желание к ней снова заняло привычное место.

Проклятье, он все еще хотел ее, сильно, особенно после того, как она распалилась в его объятиях на парковочной площадке «У Джейка». Он бы не поставил на то, что реальность превзойдет фантазии, но сладость ее рта и потрясающее тело, впечатывавшееся в него, определенно сожгли пару предохранителей.

– Ну, да, механик хотел купить машину, но Скотт… Скотт… – Она внезапно остановилась на вдохе, потом отвернулась лицом к боковому зеркалу.

Он пожирал ее глазами с другой стороны переднего сидения. Скотт что? Он точно знал, что профессор не разбил машину и не сгорел в пламенеющем огненном шаре. Хэнсон все еще числился среди сотрудников университета. Может быть, он просто попал в аварию, сломал обе ноги и остался инвалидом на свою жизнь.

– Скотт что? – на этот раз вслух спросил он. Черт, у него на совести хватало грехов и провинностей и без того, чтобы стать причиной травмы ее мужа.

– Я не могу поверить, что ты угнал его машину, – сказала она, ее голос снова задрожал. – Я не могу поверить, что ты угнал его машину из-за меня.

В следующую секунду она надавила на ручку и распахнула дверь, вырывавшись наружу прежде, чем он смог схватить ее.

Черт. Он потянул вверх ручной тормоз и выскочил из машины, готовясь пуститься вдогонку за ней.

Но она ушла не достаточно далеко, чтобы предпринимать такие меры. Она стояла в паре футов, одной рукой обхватив себя за талию, другой – закрыв лицо, что представляло собой классическую позу Реган МакКинни, объятой страданиями. Он решил, что должен был стыдиться самого себя, и так оно и было. Говорят, любой плохой поступок не остается безнаказанным, и вот, одиннадцать лет спустя после того, как он украл Мустанг Скотта Хэнсона, ему приходится пожинать то, что посеял. После шести часов, которые должны были быть самыми адскими в ее жизни, он опасался, что наконец довел ее до слез.

Она выглядела очень маленькой, стоя в лужице лунного света и теней между двух возвышающихся дугласий. Дорога, по которой он подъехал к деревьям, превращалась в заросшую тропинку, а еще дальше исчезала, покрытая сосновыми иголками. Они определенно стояли на пути, ведущем в никуда.

– Прости меня, – сказал он, подходя к ней. – Прости за машину. С тобой все в порядке? – Боже, кажется, он уж слишком часто задает ей этот вопрос.

Ночь становилась все холоднее. Горный ветер дул среди деревьев, шелестя листьями и сосновыми ветками, а Джанетт мягко урчала на заднем фоне.

Потом он услышал ее смех, отрывистый, бездыханный звук неверия, но определенно больше похожий на смех, чем на рыдание.

– Ты угнал Мустанг Скотта. – Она внезапно повернулась и посмотрела на него, опустив руку. – Ты превратил его в один из своих мускулкаров. Водил его по округе большую часть года. Во имя Бога, ты гонял на нем по автостраде Бандимер. А потом просто бросил его в подъезде к дому посреди ночи?

Да, это неплохо резюмировало все произошедшее.

– Из-за меня?

Прежде чем он успел ответить, она подняла руки вверх и попятилась к машине. Хотя внутрь все же не села. Она оперлась о капот Джанетт, скрестив руки на груди, и вперилась в него растерянным взглядом, нахмурив брови над темно-серыми глазами.

– В поисках машины он поднял на уши всех – каждого копа на Передовом Хребте, а ты просто разъезжал на ней прямо у него под носом? – Она снова недоверчиво рассмеялась. – Ты кто, Тень, или что-то подобное?

– Нет, – сказал он, подходя к ней. Она казалась немного нервной, и, если у нее в мозгу снова родилась мысль свалить по-быстрому, он должен был быть рядом, чтобы успеть поймать ее. – Я просто осторожный, может, немного везучий. Так что Скотт сделал с Мустангом? – Ему, правда, нужно было знать. После всех этих лет, несмотря на то, что но считал Хэнсона грязным старикашкой, женившимся на девятнадцатилетней девочке, он не хотел думать, что мужик поранился, сидя за рулем машины.

Она слегка встряхнула рукой.

– В конце концов, продал его. Он не хотел, но не мог даже выехать из проезда, не убив при этом половину соседей. – Ее рука снова вернулась к лицу, чтобы прикрыть рот, из которого вырвалось слабое проклятье. – Он всегда говорил, что я разрушила его жизнь, а ты… ты просто должен был прийти и доказать, что он прав.

«Вот теперь мы начали двигаться куда-то», – подумал он, не особо занимая себя мыслями о том, куда именно они направляются.

– Девятнадцатилетние девочки не разрушают жизней сорокалетних мужчин, – откровенно ответил он. – Сорокалетние мужчины делают это самостоятельно.

Она покачала головой, все еще скрывая лицо рукой.

– Ему было только тридцать восемь.

– В два раза старше тебя.

Она взглянула наверх.

– Но это все равно не объясняет, почему ты угнал его машину. Почему на самом деле ты угнал его машину.

Почему на самом деле он угнал машину ее мужа? Он не был уверен, что сможет объяснить это лучше, чем уже сделал. Ему было двадцать лет, в сердце жила дурацкая, романтичная мечта, а на губах еще не обсохло молоко – и посреди всей его жизни была она.

– Автоматическая реакция, – предложил он. – Я угнал огромное количество машин.

– Сколько? – Налетевший ветер понизил температуру еще на несколько градусов, и он увидел, как она вздрогнула.

– Полагаю, где-то около сотни, – сказал он, стягивая с себя джинсовую рубашку и окончательно сокращая расстояние между ними.

– И тебя ни разу не поймали?

– Только однажды, – напомнил он с короткой ухмылкой, оборачивая ее плечи тканью. Он разгладил полы, чтобы укрыть ее лучше, но прочь не отошел.

Отведя взгляд и поджав губы, она попыталась отодвинуться от него, но он не дал ей такой возможности. Не посмел.

Проклятье.

– Хэнсон получил шанс спать с тобой, а я – нет, – сказал он, его челюсть слегка напряглась. – Так что я украл его машину. – Это было самое грубое признание из всех, что он когда-либо делал, и оно не принесло ему ни капельки счастья.

Она замерла между ним и Камаро, так и не подняв голову. Он мог видеть только ее макушку, высокий хвост и яркую вспышку желтой рубашки, выглядывающей из-под джинсовой.

– Ты ревновал?

С большой долей милосердия.

– Да.

Они стояли совсем близко, ее голова едва доставала ему до плеча, а рубашка спадала почти до колен. Он чувствовал каждый ее вздох, ощущал ее колебания.

– Тем летом ты даже не разговаривал со мной.

– Да. – Он знал это, и секунд через тридцать, собирался начать чувствовать себя полным идиотом. Он безнадежно влюбился в нее в шестнадцать, и, несмотря на всю свою уличную крутость и храбрость, он не мог набраться смелости, чтобы просто поздороваться с ней. Даже в ретроспективе, такая оценка лишала силы духа. – Послушай, мне очень жаль, если кража машины плохо сказалась на тебе, если она усложнила тебе жизнь.