Днем он принимал посетителей, занимался делами переселенцев, а в свободное от служебных обязанностей время превращался в того, кем он был на самом деле, — в офицера гитлеровской разведки.

Пулюю было поручено завербовать как можно больше агентов на территории Западной Украины. В каких именно кругах надо было вербовать агентуру, Ганс Пулюй хорошо знал.

У изменников и предателей, бежавших от советской власти, оставались родственники во Львове и в других городах Западной Украины. Их родственные связи использовала гитлеровская разведка. Пользовался ими и гауптштурмфюрер Ганс Пулюй.

Пребывая во Львове, он завербовал в фашистскую разведку не только двух молодых Барвинских — Ивана и Маркиана, но и их мать, свою родную сестру Наталку.

Молодые Барвинские — третье поколение националистических ренегатов — собирали по указанию Пулюя сведения о советских военных гарнизонах и, выполняя поручения руководства ОУН, заносили в черные списки ОУН имена, фамилии и адреса тех выдающихся людей Львова, которые, по их мнению, будут относиться с недовернем, а то и враждебно к гитлеровцам.

Еще более активно, чем молодые Барвинские, выполняла шпионские задания для своего брата супруга рассеянного и на первый взгляд занятого исключительно музыкой композитора Василя Барвинского.

После того как марионеточное правительство украинских фашистов Стецька — Бандеры было разогнано, а его деятели, формально отстраненные от руководящей работы в оккупационной администрации, сотрудничали с гитлеровцами только как их тайные агенты, Александр Барвинский удовольствовался должностью заведующего отделом здравоохранения в фашистском магистрате города.

Как мог угождал гитлеровцам Барвинский. Когда выяснилось, что фашистам нужны публичные дома, он взял на себя все хлопоты по организации этих «учреждений». Националист Барвинский бегал по Львову, подыскивая особые здания с коридорной системой и большим количеством отдельных комнат. Со всего Львова он свозил кровати, матрацы и белье.

Слушая признание Барвинского об этой отрасли его «деятельности», прокурор спросил его на суде:

— Как вы могли упасть так низко, вы — человек с высшим медицинским образованием, врач? Ведь по существу вы превратились в завхоза гитлеровских домов терпимости!

— Безусловно, — охотно согласился Барринский. — Но ведь я же знал, где и что можно достать. Мой шеф был немец, он не знал местных условий и никогда бы сам не справился с таким заданием…

Это откровенное признание еще одно доказательство того, как низко пали в моральном отношении гитлеровские наймиты, теперешние агенты американского империализма — украинские националисты.

Жители Львова и до сих пор помнят страшные облавы на улицах города, заставы фашистов на перекрестках, истерические крики несчастных девушек, которых волокли полицейские в новое предприятие доктора Барвинского.

Гитлеровские офицеры частенько посещали врача в его доме на улице Захаревича. Они приезжали к нему после совершения тех самых акций, в результате которых была уничтожена треть населения города. Они приезжали из долины смерти, что за Яновским лагерем, из Кривчицкого леса, из кварталов Львовского гетто. И тогда из окон дома Барвинских неслась веселая музыка или тягучее меланхоличное траурное «танго смерти», специально написанное для акций по заказу бригаденфюрера СС Кацмана уже намеченным к уничтожению львовским композитором и дирижером Штриксом.

Диктор Барвинский охотно принимал у себя эсесовских офицеров, давая им советы поменьше волноваться, прописывал рецепты. Своим чистейшим венским диалектом он очаровывал многих гитлеровцев, особенно уроженцев Вены; они считали его своим и частенько открывали ему свои тайны. Однажды, когда потребовалось проверить, хорошо ли захоронены убитые во время первой акции мирные жители Львова, гитлеровцы повезли его с собой на Яновское кладбище. Они доверили ему тем самым тайну массового уничтожения мирного населения, тайну, которую гитлеровцы строго берегли.

— Значит, не успела еще просохнуть кровь на земле близ могил, как вы уже появились на месте расстрела? — спросил Барвинского на суде прокурор.

— Крови не было! — ответил подсудимый. — Все уже было засыпано песочком. Я проверял глубину захоронения с точки зрения санитарных требований.

Под чужими знаменами _115.jpg
От орла — к орлу.

Осенью 1941 года Барвинского неожиданно вызвали к гауптштурмфюреру СД Герберту Кнорру. Барвинский пошел к нему со своим врачебным чемоданчиком. По его собственному признанию на суде, беседа с гауптштурмфюрером была очень короткой, и Барвинский быстро дал свое согласие стать гитлеровским секретным агентом. Гитлеровцы в то время продвигались на восток, и у старого их «симпатика» Барвинского не было никаких оснований опасаться, что все переменится. В свою очередь, Барвинский попросил Кнорра помешать увольнению из ветеринарного института своего племянника, тоже украинского националиста.

Тут же Барвинский был передан для использования по назначению гауптштурмфюреру СС Фрею.

Высокий, подтянутый гитлеровец с тонкими поджатыми губами и острым, неприятным взглядом оловянных глаз, Фрей стал непосредственным начальником шпиона Барвинского.

Фрей повторял Барвинскому то, что доктор уже слышал от его начальников: «Гитлеровскому управлению безопасности очень нужен человек, который знает Львов, его население и не внушает подозрений той части интеллигенции, которая не хочет сотрудничать с фашистами. Разве герр Барвинский не подходит для этой роли? Как это очень хорошо известно СД, Барвинский весьма благородного происхождения. Говорят даже, что отец врача был советником Франца-Иосифа? Тем лучше! Среди чинов управления провинцией Галиция есть немало австрийцев. Барчинскому приятно будет помогать тем, кому помогал его отец».

И, переходя прямо к делу, Фрей сказал:

— Вы должны информировать нас о состоянии здоровья населения города, о болезнях, которые могут угрожать немецким солдатам, проезжающим на фронт через Лемберг, сообщать о настроениях интеллигенции. Кстати, не могут партизаны отравить воду в городском водопроводе? Ваше мнение по этому поводу?

Барвинский уверяет Фрея, что это сделать невозможно по чисто техническим причинам. Он берет под особое наблюдение не только публичные дома, но и все лаборатории города, следит за неблагонадежными врачами. Вместе с Фреем донесения Барвинского принимает унтершарфюрер Бруно Штайнер.

Господство фашизма на земле, где уже издавна национализм был проверенным оружием власти в руках иноземных захватчиков, пробудило низкие, грязные инстинкты у подлых людишек, которые до того часто скрывались под внешне приличным видом, изысканными манерами, приторной вежливостью.

Никогда еще в таких масштабах, как за 3 года гитлеровской оккупации, не выплывал наружу страшный закон капиталистического общества: «человек человеку — волк!» Насаждая повсюду этот закон, гитлеровцы встречали крепкую поддержку со стороны своих сподвижников, подобных Барвинскому.

Гитлеровцы знали о зоологической ненависти Барвинского к своим польским коллегам по профессии. Повторяя ему, что чем меньше, мол, останется поляков в живых, тем богаче станет он, медик-украинец, гитлеровцы напоминали Барвинскому прежде всего о его польских конкурентах.

Накануне польских национальных праздников Барвинский, как и все другие агенты СД, бывал особенно насторожен. Гитлеровцы поручали своей агентуре следить, не вздумают ли поляки — уроженцы Львова, а также приезжие со всего генерал-губернаторства организовать какое-нибудь антифашистское выступление?

Барвинский мечется по всему городу, вынюхивая настроения, выискивая недовольных, пишет доносы и накануне одного из праздников рекомендует руководителям СД Лаазеру и Штайнеру взять заложников из числа польских интеллигентов, известных всему городу. Конкретизируя свою мысль, он подсказывает просто и ясно:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: