Пендрейк уставился на нее.

— Ты что, спятила? — спросил он. Внезапно он вышел из себя и крикнул: — Я подслушал, что вы говорили в тот вечер на своей встрече.

Выражение ее лица изменилось. Улыбка ее погасла.

— Какой встрече? — резко спросила она.

Когда он ответил ей, ее лицо стало озабоченным.

— Что ты услышал?

— Вы говорили что-то об изменениях, которые должны наступить. Что это значит? Изменения чего?

Выражение на ее лице снова изменилось. Озабоченность исчезла.

— Полагаю, что ты услышал не слишком много. Изменения в тебе. Больше я ничего тебе не скажу.

Он махнул ей рукой, словно падая в темноту.

— Ты же сказала мне это. Почему бы не рассказать мне больше?

Она снова стала веселой.

— Я ничего не рассказала тебе, — произнесла Анрелла.

Она подошла к мужу и снова обвила руки вокруг него и посмотрела прямо в его глаза внимательными, мудрыми, нежными и улыбающимися глазами. Потом продолжила: — Джим, изменения происходят быстрее, когда ты в состоянии стресса, как сейчас, не так ли? — Она замолчала. — Ведь ты жил весело это время, верно, Джим? Два года в свое удовольствие.

Он был слишком разгневан, чтобы признать правоту этих слов. Он резко бросил:

— Если верить тому, что я слышал, то ты вовсе не жена мне.

— Да, мы позаботились, чтобы у тебя была спутница жизни, — согласилась она. — Ты должен признать — тебе это ничего не стоило. Если говорить откровенно, то тебе заплатили за это очень даже неплохо.

Ему, воспитанному в определенных моральных устоях, эти слова показались крайне оскорбительными.

— Я вовсе не какой-то там альфонс! — резко бросил он, повернулся и вышел из комнаты.

Он считал, что между ними все кончено.

Ночью, когда они легли спать, Анрелла сказала:

— Возможно, мы пробудем здесь несколько месяцев. Неужели ты собираешься сердиться на меня все это время?

Пендрейк обернулся и посмотрел на нее, лежавшую на соседней кровати, такой же, как у него. Он резко переспросил:

— Несколько месяцев? — Он ощущал разочарование. Конечно, ведь должен наступить момент, когда заключение закончится — и она знала, по какой причине это произойдет. Он с трудом заставил себя успокоиться. — Ты ничего не хочешь мне сообщить? — спросил он.

— Нет.

— Но ты ведь хочешь играть хозяйку дома все это время?

— Как всегда.

Он покачал головой, но он не сумел заставить себя выйти из себя, и поэтому этот жест не показывал полного отказа от нее.

— Я подумаю над этим, — сказал он, растягивая слова, — но, наверное, ты знаешь, что мужчина не способен просто сидеть сложа руки в подобного рода ситуации. По крайней мере это касается меня.

— Делай, что считаешь нужным, — последовал ответ, — но только не дуйся.

Он с грустью посмотрел на нее.

— Если я поддамся этой мысли, — продолжил Пендрейк, — то просто стану еще одним поедателем лотоса. Я с легкостью смогу проспать дни и недели, утонув в сексуальной идиллии.

— Это не самое худшее из того, что есть на свете, — она тихо рассмеялась. — Не так ли?

— Так говорит лотос, — заметил он. — А как насчет моей настоящей жены?

Ее щеки слегка порозовели. Когда она заговорила, в ее голосе прозвучали едва различимые оборонительные нотки.

— Я не решалась вступить с тобой в эти отношения, пока мы не установили, что вы последние несколько лет не жили вместе. — Потом она добавила: — Мне кажется, твоя жена решилась на возобновление брака, но пока что этого не случилось.

Пендрейк, который задал этот вопрос без особого энтузиазма (та — другая жизнь — казалась ему такой далекой) снова посмотрел на Анреллу. К ней вернулось ее беззаботное веселое настроение — она снова улыбалась.

Лето протекало, как в какой-то спячке. А он становился все беспокойнее, что, впрочем, не было для него удивительным. Но только с первыми признаками осени Пендрейк наконец-то принял решение, что пришла пора просыпаться.

Глава 9

Пендрейк ощупывал булыжник. Он так старался вести себя как можно естественнее, что его рука дрожала. Все сильнее в нем нарастала тревога, усиливался страх, что он может выдать себя. Он растянулся на бархатной травке в окружении семи женщин-охранников.

Булыжник имел два дюйма в диаметре — два дюйма лежавшего неподвижно камня. И однако в этой крошечной массе заключалось столько его надежд, что на какое-то время его охватил страх. Постепенно, однако, он успокоился и стал дожидаться появления двух мальчиков. С тех пор, как в школе с начала сентября начались занятия, каждое воскресение он слышал их звонкие голоса в это время дня, доносившиеся из-за деревьев, скрывающих от его взгляда железную ограду, охватывающую поместье, которое стало его местом заключения.

Деревья и ограда отделяли его от мальчишек, как и от остального мира. Он и представить себе не мог, что для побега потребуется тщательная проработка плана и ему придется в бездействии ждать два долгих месяца. Все это время он уже перестал задавать себе вопрос, почему никто так и не появился здесь из офиса, чтобы навести справки о нем — несомненно, управление фирмой передано кому-то другому. Он полностью прекратил попытки серьезно поговорить с Анреллой — она сама этого избегала.

Да уж, ситуация была не из простых. Через несколько минут будут мимо проходить мальчишки со своими рыболовными удочками, направляясь к глубоким заводям дальше вверх по реке. И он мог надеяться только на свой… А, что это?

Он вдруг с напряжением осознал, что это какие-то звуки, едва различимые издалека обертоны детского смеха.

Вот и пришло его время.

Пендрейк лежал неподвижно, прикидывая, какими шансами он располагает. Две женщины развалились на земле в дюжине футах справа от него. Еще три женщины лежали в восьми футах слева от него и несколько сзади.

Он не собирался недооценивать их способности. Пендрейк не сомневался, что назначенные охранять его агенты достаточно сильны, чтобы справиться с обычным мужчиной. Из оставшихся двух охранниц одна стояла прямо за ним на расстоянии около восьми футов. Последняя маячила примерно в шести футах впереди, между ним и высокими деревьями, скрывавшими ограду, за которой будут проходить мальчики. Дымчато-серые глаза ее казались тупыми и сонными, словно мысли этой амазонки витали где-то в заоблачных далях. Пендрейк имел на этот счет другое мнение. Она была машиной Джефферсона Дейлса и представляла для него самую значительную опасность.

Мешанина звуков, сопровождающих мальчишек, приближалась.

Пендрейк почувствовал, как забился быстрее пульс в висках, когда с подчеркнутой уверенностью сунул руку в карман и медленно вытащил стеклянный кристалл. Он держал в пальцах эту небольшую вещицу, давая лучам солнца заискриться огоньками под гранями кристалла. Когда Пендрейк подбросил его в воздух, тот сверкнул ярким светом. Он поймал его и оборвал ослепительное свечение, шестым чувством уже понимая, что за ним наблюдают охранницы, правда, ни о чем не подозревая. Трижды подбрасывал Пендрейк стеклянный шар на метр в воздух, после чего, словно внезапно ему надоело это баловство, он бросил его на землю на расстоянии руки от себя, и кристалл остался лежать там, сверкая на солнце — самый яркий предмет поблизости от него.

Он очень много думал об этом стеклянном кристалле. Было ясно, что никто из охранниц не может постоянно следить за ним. Из семи по крайней мере три, как он предполагал, уж точно наблюдают за ним. Когда он начнет наконец действовать, даже этим трем придется взглянуть дважды: отраженные от кристалла блики попадут в глаза охранницам и исказят картину того, что же на самом деле он делает.

Так представлялось в теории… а мальчишки все ближе и ближе.

Их голоса то доносились, то пропадали — радостный лепет. Вот один из мальчиков хвастается чем-то и они оба соглашаются с этим, потом один говорит другому повелительным тоном, а теперь уже болтают оба одновременно. Не представлялось возможным определить, сколько их там было. Но они существовали — эти настоящие мальчишки, и их присутствие было необходимым условием успешного осуществления его плана бегства.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: