Пребывая в приподнятом настроении, Пендрейк пошутил:

— Почти человек, да?

И в ту же секунду понял, что сморозил глупость. Кровь отхлынула от ее щек, потом медленно начала возвращаться. Она вымученно улыбнулась.

— Меня на самом деле совершенно не беспокоит, что у тебя всего одна рука. Наша проблема была не в этом, хотя ты предпочитал делать вид, что это именно так.

Он забыл, но теперь в его памяти всплыло, что, невыносимо страдая из-за того, что она уходит от него, он в гневе обвинил ее, что она бросает его из-за физического недостатка… это была лишь фраза, ничего не значащая на самом деле, однако, очевидно, она причинила ей боль.

Элеонора отвернулась от него и посмотрела на здание напротив. На лице ее появилась благодушная улыбка.

— Аэрогельные башни, — вслух подумала она, — высотой сто пятьдесят футов, одна — полностью матовая, без окон и дверей… интересно, что бы это значило… а вторая… Итак, нас зовут мистер и миссис Лестер Гранстон, мы из Виноры, штат Айдахо, и мы собирались сегодня вечером уехать из Нью-Йорка, когда увидели их плакат. Нам все нравится в их затее.

Она начала переходить улицу. И Пендрейк, отстав на шаг от нее, переступил вслед за ней через порог, внезапно поняв, что только из-за одного желания увидеть ее он и позвонил ей и втянул в эту историю.

— Элеонора, — произнес он с напряжением в голосе, — мы не пойдем сюда.

Но он должен был знать, что теперь было уже поздно идти на попятную. Она продолжала идти вперед, не обратив никакого внимания на его слова. Он неохотно последовал за ней к большому пластиковому столу в центре помещения, за которым сидела девушка. Он уселся и лишь тогда заметил светящуюся табличку у края стола:

«МИСС ГРЕЙСОН».

«Мисс Грейсон!» Пендрейк крутанулся на стуле, но потом, охваченный огромным беспокойством, замер. Дочь доктора Грейсона! Итак, и члены семьи ученого замешаны в этом деле. Возможно даже, что двое из тех мужчин, которые отняли у него самолет, были его сыновьями. И, возможно, у Лэмбтона тоже есть сыновья. Он не мог припомнить, что было написано в энциклопедии о детях Лэмбтона.

Напряженно думая, он вполуха прислушивался к разговору между Элеонорой и дочерью Грейсона. Но когда Элеонора встала, он вспомнил, что речь шла о психологическом тесте в задней комнате. Пендрейк наблюдал за тем, как Элеонора пошла к двери, которая вела во вторую башню, и его обрадовало, когда через три минуты мисс Грейсон произнесла:

— А теперь, пожалуйста, и вы, мистер Гранстон.

За дверью находился узкий коридор, в конце которого была еще одна дверь. Когда его пальцы коснулись ручки второй двери, на него упала сверху сеть, которая тут же стянулась.

Одновременно справа от него в стене открылась щель. Сквозь нее протянулась вперед рука доктора Грейсона со шприцем, игла вонзилась в левую руку Пендрейка чуть повыше локтя, а потом доктор крикнул кому-то:

— Это последний, Петер. Мы можем отправляться, когда стемнеет.

— Одну секунду, доктор. Нужно проверить эту пару. С правой рукой у этого парня что-то не так. Взгляните на этот снимок.

Щель клацнула и закрылась.

Пендрейк отчаянно пытался освободиться. Но тут он почувствовал, что его охватывает сон, и сеть крепко держала его, как бы он ни извивался.

А через мгновение все погрузилось в темноту.

За два года, что вы здесь работаете, — сказал Найперс, — дела фирмы идут в гору.

Пендрейк рассмеялся.

— Опять твои шуточки, Найперс? Что ты имеешь в виду, говоря о двух годах. По мне так, я здесь уже столько, что успел состариться.

Найперс кивнул узколобой и мудрой головой.

— Я знаю, каково это, сэр. Постепенно все остальное становится смутным и нереальным. Возникает чувство, что кто-то другой прожил ту, прошлую жизнь. — Он повернулся. — Ладно, я оставляю вам для подписания контракт с «Уинтропом».

Пендрейк наконец отвел взгляд в сторону от гладкой поверхности дубовой двери, за которой исчез старый клерк. Он покачал головой, сначала удивленно, потом с досадой на себя. Однако, садясь за стол, он усмехнулся.

«Что-то старый мистер Найперс расчувствовался сегодня утром. За два года, что вы здесь работаете… Посчитаем, сколько лет я являюсь управляющим компании „Несбитт“? Посыльным стал в шестнадцать лет — это было в 1956 году, младшим клерком — в девятнадцать, потом старшим клерком и наконец управляющим. Когда в 1965 году началась война с Китаем и мне был предоставлен бессрочный отпуск. Вернулся я в 1968 году и с тех пор работал на этой должности не покладая рук. Время мчалось, словно подгоняемое устойчивым северным ветром.

Сейчас 1975 год. Гм-м! Шестнадцать лет работы в фирме, не считая войну — и из них семь в качестве управляющего. Откуда следует, что в этом году мне исполнится тридцать пять».

Пендрейк помрачнел, внезапно почувствовав раздражение. Что заставило Найперса сказать эти слова: За два года, что вы здесь работаете… Эти слова как бы что-то замкнули в его сознании, и он полуавтоматически нажал кнопку на своем столе.

Открылась дверь, и вошла белолицая сухопарая женщина лет тридцати пяти.

— Вы звонили, мистер Пендрейк?

Тот сразу не ответил, колеблясь, он начал чувствовать себя дураком, слегка удивляясь своей вспышке гнева.

— Мисс Пирсон, — сказал наконец он, — сколько лет вы работаете в компании «Несбитт»?

Женщина пристально посмотрела на него, и слишком поздно Пендрейк вспомнил, что в эти дни агрессивной женской эмансипации работодатели не задают служащим-женщинам вопросов, которые могут рассматриваться как не относящиеся к делу.

Через несколько секунд глаза мисс Пирсон утратили суровость, погас враждебный огонек, и Пендрейк задышал спокойнее.

— Пять лет, — резко бросила она.

— Кто нанял вас на работу? — заставил себя задать этот вопрос Пендрейк.

Мисс Пирсон пожала плечами, видимо, этот вопрос вызвал в ней какие-то ассоциации. Однако голос ее прозвучал как обычно ровно:

— Ну, разумеется, мистер Летстоун, он тогда был управляющим.

— Да, — согласился Пендрейк.

Он едва не заметил, что уже пять лет, как он главный управляющий, но вовремя сдержался, главным образом потому, что мысли, которые вызвали эти слова, были совершенно неопределенными. В его мозгу образовалась пустота, но он оставался относительно спокойным. Наконец появилась мысль, логическая и четкая. Он произнес спокойным тоном ее вслух:

— Пожалуйста, принесите мне личные дела персонала за 1973 год.

Она принесла книгу и положила ее на стол. Когда она ушла, Пендрейк открыл толстый том на разделе: «ЖАЛОВАНЬЕ за декабрь месяц» и нашел запись: Джеймс Пендрейк, главный управляющий, 3250 долларов.

В ноябре — та же история. В нетерпении он пролистал книгу сразу на январь. И прочитал:

Ангус Летстоун, главный управляющий, 2200 долларов.

Два года! За два года, что вы здесь работаете…

Нечитаный контракт с «Уинтроп» лежал на дубовом столе. Пендрейк встал и прошел к огромному окну из витринного стекла, украшавшему угол его кабинета. Он подумал о том, что привык считать себя одним из тех счастливчиков, которые своим упорным трудом добивались руководящих постов в компаниях и занимали соответствующее положение в низших ступенях иерархической лестницы класса с высокими доходами.

Пендрейк угрюмо покачал головой. Не было этих годов упорного труда. И поэтому оставался вопрос: каким образом он получил отличную работу с высокой заработной платой в фирме с такой великолепно отлаженной организацией, где ему приходится иметь дело с богатыми клиентами? Жизнь текла без забот, милая и приятная, как глоток чистой холодной воды, одним словом — идиллия, просто-таки образец счастливого существования.

И вот на тебе…

Как человеку узнать, чем он занимался в предшествующие тридцать один год своей жизни? Но кое-что, самое простое, Пендрейк может проверить перед тем, как приступить к действиям. Приняв внезапно решение, он вернулся к своему столу, взял диктофон и начал: