— Немного некомфортно, — пожаловался Мишка. — Думаю, тебе надо сделать это рукой.

— Прогнись, — Тимур шлепнул его по попе и взял с полки мыло. — Мне понравилось, как ты стонешь от моих пальцев внутри. Это и правда так клево?

— А ты не помнишь? Оказалось, это очень приятно.

Тимур, приблизившись, поцеловал его мокрую ягодицу и фыркнул прямо в ложбинку:

— Не помню, — после чего аккуратно прошелся пальцами вокруг ануса. — Не болит?

— Чуть-чуть, — пробормотал Мишка, отставляя задницу. — Это ничего.

— Может, помазать чем-то? — Тимур снова намылил руки и принялся аккуратно гладить Мишкину задницу: осторожно прошелся вокруг ануса, после чего обхватил мошонку. — Мазь какая-нибудь есть?

— О... господи...

Мишка снова начал возбуждаться, о чем красноречиво свидетельствовал его моментально оживший член.

Тимур еще раз прошелся пальцами по ложбинке и снова направил душ на его зад.

— Может, прохладнее воду сделать? Черт, я тут переживаю, а ты жопой вертишь, маньяк!

— Я не виноват в том, что хочу тебя, — проговорил Мишка, опираясь ладонями о стену. — И не смей ничего делать с водой, я люблю, когда горячо.

— Да куда тебе хотеть, если болит, — Тимур отвернулся, повернул краны, уменьшив напор до минимума, выпрямился и прижался к его спине грудью. — Знаешь, мне всегда нравились задницы. Наверное, я тот самый латентный пидор, — обхватив Мишку руками, он потерся привставшим членом о его бедро. — Хочу в тебя. Снова. Но не буду.

— Почему не будешь? Будешь, — Мишка прижался к нему и запрокинул голову, снова переживая прилив нежности. — Если останешься. Оставайся, Тим.

— Я уже остался, но трахать тебя не буду, — он снова скользнул членом по бедру, — хотя очень хочу.

— Я не об этом, — говорить, не видя его глаз, было просто. — Ты вообще оставайся.

— В смысле? — Тим просунул руку ниже, перебирая жесткие волоски на Мишкином лобке, а потом обхватил рукой его член.

Мишка всхлипнул и перехватил его руку.

— Я говорил — вообще. Живи у меня.

— Ты, — рука сжалась сильнее, — слишком спешишь. Снова.

— Теперь нет. Я абсолютно уверен, — он начал помогать Тиму двигать руку от основания к головке.

После небольшой паузы тот ответил:

— Знаешь, я кончил, когда ты сказал, что... — и умолк.

Мишка повернулся к нему. Волосы Тима были мокрыми и взъерошенными, с них по лицу сбегали капли воды, ресницы тоже намокли и стали почти черными.

— Я буду говорить еще, — пообещал Мишка. — Люблю тебя. Очень люблю...

И как-то посрать было, как оно звучит, что душ давно свалился в ванну, а они сами стояли голые и, наверное, смотрелись настоящими придурками. Все равно о таких моментах никому не расскажешь. Только тому, с кем так комфортно стоять в ванной и шептать сопливую чушь, которую никому никогда не говорил.

— Это не чушь, — сказал Мишка вслух.

— Прости, — сказал Тимур, отстраняясь. — Мне приятно, но... черт, я не верю.

Он выбрался из ванны и схватил полотенце, не глядя на Мишку.

— Я сам не верю, — признался Мишка.

Тимур пожал плечами и смылся в комнату: явно не хотел продолжать этот разговор.

Еще какое-то время Мишка стоял под горячим душем и пытался прийти в себя. Получалось совсем плохо. Джоник сказал бы, что у него едет крыша, но в данный момент Миша находился в таком раздрызганном состоянии, что послал бы нахуй даже лучшего друга.

Черт его дернул лезть со всякой сопливой чепухой.

— Не чепухой, — буркнул он и зафыркал, потому что вода попала в рот.

Хорошо, не чепухой, но Тим был прав — рано. Ну, потрахаются, ну, разбегутся. Сколько раз такое было, что ж так на романтику потянуло?

"Нам всем нужно с кем-то просыпаться", — поддразнил Мишка собственное отражение в зеркале.

Он вышел, прошлепал на кухню и вытащил из холодильника бутылку виски — предпочитал холодный. Налил себе полстакана, презрев все приличия, выдул половину, долил и вернулся в спальню.

— Будешь?

— Мудак из нас двоих я, — сказал сидящий на кровати Тимур, и голос звучал убито. — Прости. Я рад, что ты настолько открытый, мне с тобой охуенно, но... блядь. Извини. Я отвратно себя из-за этого чувствую: кажется, что я должен ответить тем же, а я не могу.

Он поднял голову и посмотрел на Мишку.

— Я только что понял, что я пидор. Окончательно.

— Поздравляю.

— Сдохнуть хочется.

— Давай вместе сдохнем.

— Ты давно понял, а я только что. Блядь, мне понравилось. Пиздец.

— Я никому не скажу, — Мишка сел рядом и осторожно обнял его плечи.

— Да при чем тут ты? — Тимур двинул его локтем. — У меня глубокая душевная травма.

— Тебе понравилось трахать меня или ты хочешь попробовать трахнуть кого-то еще? — уточнил Миша.

— Тебя. Да какая, нахуй, разница?

— Большая. Потому что если у тебя продолжатся твои исследования на тему, пидор ты или нет, я умываю руки.

— Охуенная у тебя любовь. Чуть что не так – сразу съебываешь, — сказал Тимур и спрятал лицо в ладонях.

— Нихрена! — возмутился Мишка. — Я... да я тебя правда люблю, как мне еще доказать?

— Да ты уже доказал, — хмыкнул тот грустно. — И не раз.

— Иди ко мне, — повторил Мишка и, не дождавшись, сам его притянул к себе. — Какая разница, кто ты. Если ты не будешь всем рассказывать, что именно тебе понравилось, никто не узнает. Пидор — это только ярлык.

— Да мне нахрен не нужно твое утешение! — Тимур посмотрел на него — злой, растрепанный и явно неудовлетворенный. — Ты такой, блядь, противоречивый, Мишенька, что я теряюсь. Сначала любишь, а через пять минут посылаешь. Заебал.

Мишка растерялся.

— Это когда я тебя посылал, ты чего?

— Когда сказал, что умываешь руки, если я захочу продолжить исследования. Я, может, ебанутый романтик и верю в высокие чувства, но когда любят — такое не говорят.

— Я хотел сказать, что если ты, — он ткнул его в грудь, — захочешь где-то там проверить, пидор ты или нет, я тебя просто убью. Я, Тимочка, не просто ревнивый. Я собственник. И никаких исследований на стороне не прощу.

— Когда хотят что-то сказать — говорят это что-то, твою мать!

— А я и говорю!

— И кто из нас мозгоеб? — Тимур развернулся спиной и лег лицом в подушку.

— Оба, — Мишка в очередной раз его обнял и пробормотал: — Ну, прости ты меня. Я когда с тобой, дурак какой-то становлюсь.

— И правда, дурак.

— Прости, Тимыч.

Тимур в ответ дернул плечом, сбрасывая его руку.

Мишка насильно перевернул его на спину и прижал за запястья к кровати.

— Я. Тебя. Люблю. Идиот.

И поцеловал.

Тимур сначала отворачивался, а потом ответил на поцелуй, выдернув руки и с силой прижав Мишу к себе. У него стояло, и Мишка невольно восхитился: хочет, точно хочет. Привыкнуть к этому и относиться к Тимкиному возбуждению без восторга было сложно.

Он продолжил целовать, постепенно опускаясь ниже, бормоча ласковые слова, поглаживая ладонями, сначала бережно, а потом более настойчиво. Подумал, что клин клином, наверное, да и хотелось очень сделать Тимке приятное.

Мишка сам не ожидал от себя такой нежности, но понял, что ему это нравится. Возбуждение росло постепенно, и можно было ласкать живот Тимура языком и чувствовать, как он вздрагивает под губами.

— Я не хочу минет, — сказал тот вдруг громким шепотом, — никогда не любил это дело. Лучше руками, если ты... если это такой способ извиниться.

— А я люблю, — прошептал в ответ Мишка. — Что же мне с тобой таким противоречивым делать? Хочешь... меня?

— Нет. То есть, да, но не буду. Я уже говорил.

Мишка продолжил целовать его живот и ненадолго увлекся ямочкой пупка, одновременно лаская член Тимура рукой.

— Ти-имыч!

— Сильнее, — выкрикнул тот и тут же закусил нижнюю губу.

Сильнее, сжимая, опускаясь к основанию, возвращаясь к головке, надавливая на нее большим пальцем и мучительно борясь с желанием взять в рот. Медленно, потом быстрее и быстрее, сбиваясь с ритма и надеясь услышать стоны и всхлипы – хотелось быть уверенным, что Тиму хорошо.