Имея Томми, БИТЛЗ могли теперь рассчитывать на мое проталкивание. В конце 1959-го я начал устраивать им их первые гиги (профессиональные ангажементы). Днем они много репетировали в подвальном помещении «Джакаранды», когда там было пусто. В перерывах они поднимались наверх выпить чаю и спрашивали меня: «Ну что, Эл? Как мы?» «Плохо, — говорил я, злорадно поглядывая на их удрученные лица. — Охуенно плохо.»

Они играли в основном вещи Чака Берри, чаще всего свою любимую «Roll Over Beethoven». Шум, доносившийся из подвала, тревожил сладкую дрему моих дневных клиентов — безработных. «Что за дикий шум? — ворчали они. — Там что, кого-то режут?» «Дикий шум» день ото дня улучшался, и насмешки посетителей «Джека» постепенно прекратились. Пришло время, когда я начал улавливать специфическое звучание их музыки. Рождался мощный битловский звук, которому очень скоро предстояло прокатиться по всему миру.

В перерывах они выпрашивали у меня и моих людей сэндвичи: «Слушай, Эл, угости-ка нас кофе и бутербродами. Мы вернем долг, когда настанут лучшие времена.» Их лица блестели от пота и подвальной духоты: там не было вентиляции, и стены всегда были мокрыми от конденсирующейся влаги. Глядя на эти мокрые лица, я не мог им отказать и всегда угощал чем-нибудь. Господи! Ведь, в сущности, они были еще дети — голодные дети, смолящие свои грязные хабарики.

В ту пору никто не подозревал, что скоро настанут лучшие времена. Первый гиг, который я устроил Битлам, должен был состояться в зале «Гросвенор» в Сикоме. Пусть не обманывает вас шикарное слово «зал». Люстр и блесток не было. Это был обычный танцзал, к тому же пользовавшийся дурной репутацией: там ежевечерне происходили пьяные драки и кровавые битвы между бандами тинэйджеров-завсегдатаев этого места.

Кэссу не нравилось название группы. «Вы должны называться Silver Beatles. Джон Леннон — Длинный Джон Сильвер. Улавливаете?» Ребята относились к Кэссу с почтением и не посмели возражать. Примерно два месяца они называли себя Silver Beatles. А потом стали просто БИТЛЗ. Это не нравилось Кэссу. «Что за дурацкое название!» — возмущался он, кривя физиономию.

На свой первый гиг Битлы поехали в микроавтобусе, принадлежавшем одному из моих вышибал. За это они заплатили ему один фунт. Он помог им погрузить инструменты, и они поехали.

Провожая Битлов, я пообещал бесплатно напоить их кофе, если они выступят хорошо. Вышибала доставил ребят на место, побыл там немного, послушал, а потом вернулся в «Джек», на свое рабочее место. Я спросил, как там дела у БИТЛЗ. «Отлично! — ответил он. — Чертовски здорово.» Битлы выступали так здорово, так захватили публику своей игрой и поведением на сцене, что хулиганы забыли о драках.

В те времена многие группы играли так и вели себя так, чтобы обратить на себя внимание девочек — часто именно это и было причиной драк. Рори Шторм, например, так привлекал к себе внимание женской половины зала, что ребята затевали между собой потасовки — чтобы только отвлечь своих подруг от его группы. Юношеский «мачизмо» — в ливерпульцах есть эта «латинская» черта.

Что же касается БИТЛЗ, то их музыка и «физический магнетизм», по-видимому, притягивали представителей и того, и другого пола. И это, безусловно, было залогом их огромных успехов в будущем.

За свой первый профессиональный гиг Битлы получили 10 фунтов. Из этой суммы они заплатили один фунт мне и один вышибале. На пятерых осталось 8 фунтов, то есть по 32 шиллинга каждому, по тогдашним деньгам. Сейчас это составило бы 160 пенсов — как раз на билет в кино в лондонском Вест-Энде. Они радовались удаче. Наконец-то настоящий шоу-бизнес!

После гига ребята приехали в «Джек» и я, как обещал, угостил их кофе. Они сидели счастливые и долго делили свой первый профессиональный заработок, считая пенсы среди хлебных крошек и чашек кофе на столе. В тот вечер они заказал себе тосты с джемом. Они теперь могли себе это позволить. С этого дня Битлы уже никогда не ели тосты без джема.

Их успех в «Гросвеноре» побудил одного агента по имени Додд пригласить их в Нэстон — маленьких городок в графстве Виррол. «Гросвенор» славился насилием, а в Нэнстоне происходили просто настоящие побоища. Здесь, когда играли БИТЛЗ, началась драка, и одного парня так избили, что он на другой день скончался. Когда вспыхнула драка, танцы были прекращены. Битлы приехали в «Джек» бледные, потрясенные увиденным. Они, конечно, были крепкие ребята, но даже их потрясло это зверское избиение. Парнишке, который умер, было лет 16.

Я устраивал Битлам регулярные гиги в Мерсисайде, в разных танц-залах, а все остальное время они проводили в «Джеке». Когда мой вест-индский стил-бэнд брал выходной, они занимали его место. Играть в «Джеке» им очень нравилось, потому что никто из публики не возражал, когда они, пользуясь случаем, пробовали делать новые номера. Танцующие пары выкрикивали слова поощрения, а если музыка была им не в кайф, они кричали что-нибудь, вроде «Больше смури, ребята!» или «Что за фуфло вы играете?!» Пройдет еще немного времени, и эти же люди будут готовы целовать Битлам жопу, только чтобы услышать от них «Здорово, чувак!»

В те дни у БИТЛЗ не было классного оборудования. Им приходилось обходиться, например, без подставок для микрофонов.

Однажды Джордж Харрисон поднялся ко мне из подвала (я стоял у входа, встречая посетителей и прогоняя потенциальных буянов) и сказал: «Слушай, Эл, у тебя в заведении есть какие-нибудь швабры или щетки?» «Конечно есть, только зачем они вам? Вы не настолько бедны, чтобы опуститься до мытья полов!» «Да нет, Эл, совсем не для этого, — сказал Джордж, улыбаясь той доверительно-заговорщической улыбкой, которая у него есть и сейчас. — Так где ты держишь эти штуки?» Зная, что Джордж все равно не объяснит мне эту странную просьбу, я повел его по коридору, который выходил на задний двор. «Вот здесь», — сказал я, открывая дверь чулана, где уборщики хранили свои метлы и швабры. Глаза Джорджа радостно просияли, когда он увидел швабры и щетки с длинными ручками. «Отлично, Эл. Это как раз то, что нужно.» Он порылся в темноте и выбрал швабру и две садовые щетки с длинными ручками. «Ты странный парень, Джордж», — сказал я, слегка толкая его в бок. Но он все равно не сказал, зачем ему эти штуки. Когда у входа стало спокойнее, я спустился в подвал посмотреть, как там идут дела. Сигаретный дым густой пеленой навис над помещением. Чувствовался характерный запах марихуаны — это ловили кайф ребята из стил-бэнда. В Ливерпуле многие курили «травку» задолго до того, как она вошла в моду. Звуки битловской музыки отскакивали от стен и били по ушам. В полумраке танцевали парочки. Они извивались или целовались. Всем было весело. БИТЛЗ играли заводной рок. И тут я увидел, для чего им понадобились швабры и щетки.

В ногах у Битлов сидели три шикарные девицы и держали швабры. Не имея специальных подставок, ребята приделали микрофоны к ручкам швабр и уговорили девочек держать их перед их ртами и инструментами. Это было очень забавное зрелище.

Я крикнул: «Не забудьте потом надраить полы!» Они замахали руками, улыбаясь и продолжая играть. Девочки, часами сидевшие у ног Битлов в тот вечер, были среди первых битломаньяков. Сейчас они, без сомнения, с гордостью рассказывают о том, что когда-то держали для Битлов микрофоны, привязанные к швабрам. Они могли бы рассказать и о том, что между ними в «Джеке» частенько вспыхивали драки за право подержать микрофон для БИТЛЗ. Я сам видел, как две красивые девушки из-за этого в кровь исцарапали друг другу лица.

В то время «Джек» был единственным клубом в Ливерпуле, где звучал бит. «Пещера» была тогда во власти джазменов-традиционалистов. Она принадлежала Рэю МакФоллу — худому рыжеволосому человеку с очень сомнительным чувством юмора и голосом чуть-чуть сильнее шепота. Единственной бит-группой, которая иногда там играла, была группа Рори Шторма. Дело в том, что Рори и его ребята могли играть что-то похожее на джаз. То есть, это можно было назвать джазом, если не очень придираться. Но, распаляясь, они всегда переключались на добрый старый рок-н-ролл. В таких случаях Рэй приходил в ярость и, в наказание, уменьшал плату на пару шиллингов.