Вновь возникла мысль о привлечении «Литке» нам на помощь. Учитывая тяжелый лед в проливе и предыдущую неудачу «Литке», мы не могли однако вовлекать этот пароход в риск, пока у нас была надежда самостоятельно выйти. Но внезапно нашу льдину стало быстро относить на север. Было очевидно, что мы попали в район мощного течения, идущего из Тихого океана в Ледовитый, в сторону острова Геральда. Возникла реальная опасность, что нас отнесет в центральный полярный бассейн, откуда в этом году уже не выбраться и где зимовка среди мощных льдов неизбежно окончилась бы гибелью парохода, причем в районе, столь отдаленном от берега, что даже помощь самолетами была бы в высшей степени сомнительной…

При таких обстоятельствах пришлось обратиться к «Литке» за помощью. 10 ноября об этом мною было послано предложение «Литке», на что его командование — тт. Бочек и Николаев — немедленно ответило согласием. Несмотря на предшествующую зимовку и обилие тяжелых повреждений, экипаж «Литке» мужественно вышел на помощь «Челюскину». К этому времени наша льдина сильно обломалась с краев, и до ближайшей значительной полосы чистой воды оставалось не более пяти-шести километров. Вслед за ней, правда, опять шел лед, но, насколько мы могли заметить, более разреженный. Это давало надежду, что «Литке» сейчас подойти к нам легче, чем в то время, когда мы стояли у Берингова пролива среди крепко сплоченного льда.

Однако обстановка быстро менялась. Значительные морозы сковывали открытое море льдом, быстро нараставшим в толщине. «Литке» не смог подойти прямо к нам и сделал попытку обойти нас с северо-востока. Будь это прежний здоровый «Литке», ему не представилось бы труда добраться до нас и вместе с нами выйти в Берингов пролив, но с теми повреждениями, которые у него были, он не мог форсировать даже молодой лед и после [41] нескольких бесплодных попыток вынужден был с моего согласия уйти обратно. «Литке» не удалось приблизиться к нам более чем на 45–50 километров, но на это расстояние по движущемуся льду я не мог послать людей пешком. Переброска же их самолетом Бабушкина также стала невозможной: при первой попытке взлететь с ограниченной площадки, которую мы имели близ корабля, самолет был поврежден. Так нам не удалось разгрузить свой состав, хотя к отправке на «Литке» (в случае, если он не сможет вывести наш пароход) было намечено около половины состава экспедиции, в том числе все женщины и дети.

Зимовка

«Литке» ушел. И все же мы еще не знали наверное, зазимуем мы или нет. Ветер выбил нас из северного течения и повернул на запад. С тех пор мы непрерывно находились в дрейфе, выделывая разнообразные петли, но в общем не выходя из небольшого района, севернее чукотского побережья.

Еще раз в декабре льды расступились. Одновременно с неожиданным потеплением образовались большие разводья вокруг парохода. Вновь заработал винт, но разводья кончались тупиками, а при отсутствии летной разведки мы не могли знать, что делается за Этими тупиками.

Вскоре море замерзло вновь и для нас окончательно. Зная изменчивость погоды в Арктике, мы однако не останавливали машины. Мы сохраняли пар в одном из боковых котлов. Всячески экономя топливо, мы все же держали машину в двенадцатичасовой готовности на случай, если еще представится возможность итти своим ходом. Имелось также в виду, что наличие пара в машине позволит в случае необходимости пустить в ход спасательные помпы.

Зимовка — явление не новое и не столь уж редкое. Но одно дело Зимовка у берега, в безопасности, другое — среди движущегося льда. Мы знали, что в случае сильного сжатия пароход не выдержит. Сжатия меньшей силы мы испытывали не раз. Исподволь мы подготовили все необходимое на случай катастрофы, не теряя однако надежды, что линии сжатия пройдут где-нибудь вдали и пароход уцелеет.

Организация зимовки поставила перед нами ряд новых проблем. Надо было добывать пресную воду как для котла, так и для [42] умывания и питания. Надо было сменить систему отопления, чтобы экономить топливо, а прежде всего надо было продолжать научные работы в новых условиях. Для научных работ зимовка в центре Чукотского моря представляла совершенно исключительный случай, который нашими учеными и был использован в полной мере.

В ноябре в бухту Провидения прибыли летчики Ляпидевский и Конкин с наблюдателем Петровым, имевшие задание на «АНТ-4» вывезти избыток пассажиров с пароходов Наркомвода, зазимовавших у мыса Якан. Я также надеялся этим путем разгрузить «Челюскина», и мы деятельно занимались разыскиванием аэродромов и их расчисткой. Однако полярная ночь, пурга и низкая температура не дали возможности развернуть полеты. Впервые Ляпидевский прилетел к нам, как известно, уже в марте, когда мы были на льду.

Период полярной ночи, психологически особенно ответственный, потребовал тщательной организации работы и досуга. Именно в этот период особенно широко развернулась на пароходе учеба, сыгравшая наряду с производственной и общественной работой большую роль в окончательном сплочении коллектива и поднятии его на ту высоту, которая проявилась затем на льдине.

На льдине

13 февраля сильное сжатие прошло через место стоянки парохода, и «Челюскин» затонул на 68° северной широты и 173° западной долготы. При этом погиб заведующий хозяйством т. Могилевич, остававшийся вместе со мною и капитаном до последней минуты на пароходе. Он не сумел во-время спрыгнуть — его придавило бочками. Все остальные сошли невредимыми.

Гибель «Челюскина» подробно описана в ряде очерков этой книги. В течение двухчасового промежутка, предоставленного нам льдом, мы выгрузили не только все намеченное по плану (двухмесячный запас продовольствия и т. д.), но и много продовольствия и горючего сверх плана. Во-время разрезав канаты, которыми был к палубе прикреплен строительный материал, мы обеспечили то, что значительная часть материала всплыла. После гибели парохода, хотя и с большим трудом, мы извлекали изо льда бревна, доски, дрова и прочее. Выгрузка была произведена исключительно дисциплинированно. Не было ни одного проявления паники, ни одного нарушения порядка. [43]

С 13 февраля по 13 апреля продолжалась жизнь в ледяном лагере. Она подробно описана рядом участников. Я остановлюсь только на главных задачах, стоявших перед руководством экспедиции в этот период.

Благодаря своевременной выгрузке палаток, спальных мешков и наличию строительных материалов удалось сравнительно быстро наладить в лагере сносную жизнь. Организованность и энтузиазм коллектива этому помогли. Каждым из членов экспедиции и команды было проявлено много инициативы и изобретательности, чтобы сделать жизнь в лагере возможно культурнее и лучше. Радиосвязь была обеспечена со второго дня существования лагеря. Нельзя здесь не отметить как прекрасной работы радистов «Челюскина» — старшего радиста Э. Кренкеля, В. Иванюка и С. Иванова, так и самоотверженной работы береговых радистов, в особенности радистки станции Уэллен Людмилы Шрадер.

Вспоминалось, как год назад в этих же местах, находясь на аварийном «Сибирякове», мы не имели радиосвязи — береговых станций в этом районе еще не было. С трудом тогда удалось связаться с краболовом в Охотском море и через него с Петропавловском-на-Камчатке и Хабаровском. В 1933 году были созданы крупные станции на мысе Северном и в Уэллене, настолько хорошо оборудованные, что они могли впоследствии, в ходе работ по спасению, выделить подстанцию на мыс Ванкарем. Благодаря наличию 22 полярных станций мы имели надежную связь с Москвой, которая ни разу не прерывалась.

Вскоре мы по радио получили известие об образовании правительственной комиссии под председательством т. Куйбышева, с исключительной энергией и размахом организовавшей наше спасение. С огромной радостью мы прочли телеграмму руководящих членов ЦК партии и правительства во главе с т. Сталиным. Мы были уверены, что будем спасены.

Какой же путь спасения надлежало выбрать? Спасательная экспедиция на собаках с берега, так же как и пеший переход из лагеря на берег были неприемлемы. По торосистому льду еще ни одной экспедиции не удавалось делать более 10 километров в день, а пример, наиболее близкий к нашему по обстановке — переход штурмана Альбанова со Святой Анны на Землю Франца-Иосифа в 1914 году, — дает скорость от трех до пяти километров в день. У Альбанова из 14 человек дошли двое, остальные погибли. Даже если бы мы до берега нигде не встречали широких разводьев, которые могли нас [44] надолго задержать, мы все же должны были иметь в виду переход не менее чем в 25 дней (до берега около 150 километров). Чтобы взять с собой продовольствия на этот срок, палатки, примусы и т. д., нам пришлось бы не только загрузить имевшиеся у нас нарты, но и взять большой груз на плечи. Как же при этих условиях мы могли бы доставить на берег женщин, детей и нескольких слабых мужчин? При температуре около минус 40° в пути были бы весьма вероятны случаи обмораживания. Могло также легко случиться, что, проваливаясь между торосами, некоторые из участников сломали бы ноги и растянули бы жилы, в то время как даже натертой ноги было достаточно, чтобы человек выбыл из строя. В общем было ясно, что из 104 человек дошли бы вероятно не более сорока. Этот план, план выживания сильнейших и спасения их ценою гибели остальных, был для нас категорически неприемлем!