Участок границы, который охраняла застава, проходил по гребню высокой горы. Вся равнина видна с нее как на ладони. Наш склон — крутой, словно трамплин, а противоположный — длинный, пологий и к вершине можно подъехать даже на машине. Используя этот парадокс природы, «сопредельная сторона» — так пограничники называют соседнее государство — почти на линии границы соорудила наблюдательную вышку, поставила на ней сильную оптическую трубу — прямо телескоп!

В ясные солнечные дни на этой вышке, кроме солдат пограничной охраны, появлялись разведчики. Они внимательно изучали наш участок. Не знаю, для чего?.. Но, видимо, были свои соображения и планы: разведчики постоянно что-то отмечали на картах, фотографировали, делали записи в блокнотах. Одним словом — работа кипела!

Тогда, чтобы хоть как-то помешать их бурной деятельности, наше командование решило с помощью вертолета установить на горе свою наблюдательную вышку — прямо нос в нос: и обзор «любопытным соседям» будет несколько испорчен, и все-таки под постоянным присмотром, может, немного стесняться будут.

Подниматься на гору тяжело. Особенно зимой, когда склоны покрываются льдом. А самое главное, служба здесь требует особой бдительности и выдержки: расстояние между вышками — метров двадцать, каждое произнесенное вслух слово сразу улавливают «навостренные уши».

В то весеннее утро все было как обычно. Машина подвезла нас к подножию горы. Мы выпрыгнули из кузова, и я сразу заметил — на вершине блеснули стекла «телескопа»…

Когда впервые по узкой крутой тропе я поднимался к вышке, то где-то на полпути совсем выдохся, повалился на большой камень и пересохшими губами бормочу: «Не могу больше…»

Нас, новичков, вел тогда начальник заставы капитан Васильев. Он подошел ко мне, положил руку на плечо и спокойно так говорит: «Рядовой Сухов, поймите меня правильно… Я знаю, что вам трудно. Можно, конечно, постепенно привыкать. Но оттуда, с вершины, наблюдают за каждым вашим шагом… Что они подумают, если увидят, как вы вниз поползете? Отдохните немного, и пойдем…»

Капитан поднялся чуть выше — вся наша братия пластом лежала вдоль тропы, — стал что-то говорить другому солдату, у которого, наверно, самочувствие было не лучше. А ко мне, ловко прыгая по уступам, подлетел сержант Юра Попов — он шел впереди, а начальник заставы замыкал цепочку. Сержант был моим земляком, мы с ним успели познакомиться. Попов лег рядом, усмехнулся, шутливо ткнул меня кулаком в бок и задорно сказал: «Вставай, пограничник, не позорь державу!»

С тех пор перед каждым восхождением я невольно вспоминал его слова.

Сержант Попов и на этот раз был старшим наряда. Когда машина, развернувшись, уехала, он посмотрел на вершину, нарочито громко вздохнул, потом весело подмигнул нам и привычно дал команду:

— Заряжай!..

Голос у Попова — звонкий, озорной. Вроде произносит команды четко, строго, а получается — весело.

У подошвы горы, где дорога упирается в склон, на специальной подставке укреплен обрубок чугунной трубы. Сначала к нему неторопливо подошел рядовой Федя Басаргин — третий из состава нашего наряда. Он деловито вставил в трубу ствол автомата, вытащил из подсумка магазин, лязгнул затвором.

— Оружие заряжено!

Федя — волжанин. Говорит на «о». Парень сильный, коренастый, а ходит немного вразвалочку, как медвежонок.

Попов кивнул мне. Я подошел к трубе и проделал ту же, знакомую каждому пограничнику манипуляцию. Или лучше сказать — совершил ритуал: теперь мы были готовы в любой момент вступить в бой.

Началось восхождение. Тропа медленно плыла перед глазами. Лед кое-где подтаял, под подошвами сапог шуршала прошлогодняя листва, хрустел песок. Солнце здорово припекало, но мы были в ватных куртках и зимних шапках, потому что там, наверху, всегда бушевал ветер. Несколько раз по пути я хватал горсть синего ноздреватого снега и бросал его за шиворот. Приятный, освежающий холодок полз по спине…

Наконец мы добрались до маленькой будочки. Она пряталась за бугром у самой вершины. Здесь, на всякий случай, хранился небольшой запас продовольствия, стояла самодельная печурка. Когда было особенно холодно, мы по одному спускались с вышки и заходили в будочку погреться.

Передохнув немного, мы не спеша, с достоинством вышли из-за бугра.

На вышке сопредельной стороны уже стояли три солдата. Увидев нас, они загалдели, послышался резкий, гортанный смех: их сюда привезли на машине, а с нас, пока мы поднялись, сошло семь потов.

Каждый раз повторялось одно и то же, и каждый раз такая «встреча» раздражала меня: «Как им не надоест?..»

Мы поднялись на смотровую площадку, заняли обычные посты наблюдения. Солдаты сопредельной стороны, повесив автоматы на гвоздь, о чем-то болтали, показывали на нас руками. Потом они закурили и стали соревноваться, кто дальше плюнет в сторону границы.

Прошло несколько часов. Утренний туман рассеялся, видимость была отличная.

— Надо ждать гостей, — сказал Попов.

И он не ошибся. Вскоре у подножия горы появился легковой автомобиль. Он резво побежал по дороге, которая, извиваясь, как змея, хищно ползла к границе.

Вояки сопредельной стороны похватали свои автоматы и приняли позы, означающие, по их мнению, бдительное несение службы.

Скрипнули тормоза — из кабины вышел разведчик. Мы знали его в лицо и между собой звали «активный». Он хорошо говорил по-русски, всегда приветливо улыбался и давно пытался вступить с нами в контакт. Однажды принес три ондатровые шапки, стал предлагать:

— Берите! Чего боитесь?.. Застава далеко, никто не узнает. Дембель дадут — домой красивый поедешь!

Так хотелось послать гада кой-куда подальше! Но у границы свои законы — приходится молчать, спокойно выслушивать…

Другой раз «активный» появился на вышке с картонной коробкой. В ней оказался портативный магнитофон. Никелированные ручки ярко сверкали на солнце… Провокатор, оскалившись, шумно демонстрировал свою игрушку, затем нажал на клавишу — полилась ритмическая музыка, и на ее фоне мяукающий женский голос, захлебываясь от старания, понес антисоветчину. «Активный» прокрутил пленку, и началось обычное представление.

— На, возьми! — протягивал он магнитофон. — Такую вещь нигде не достанешь! Никто не видит, никто не узнает…

Целый час старался провокатор, охрип на ветру. Наконец, грязно выругался, кубарем скатился вниз, сел в машину, зло хлопнув дверцей… После того случая «активный» куда-то надолго исчез, и вот он снова появился на вершине.

— Ба! Старый знакомый! — усмехнувшись, тихо сказал Попов. — Что-то он затеял на этот раз?..

«Активный» молча поднялся на вышку. Вид у него был хмурый, озабоченный. Не глядя на нас, он приник к окулярам оптической трубы, стал рассматривать фланги нашего участка. Потом достал из планшета карту. И тут случилось непредвиденное: дунул сильный порыв ветра и карта буквально выпорхнула у него из рук. Подхваченная вихрем, она перелетела границу и прилипла к перилам нашей вышки, прямо рядом с Поповым.

Я от неожиданности оцепенел. Глаза «активного» от ужаса стали квадратными. И только сержант — нужно отдать ему должное — действовал решительно и хладнокровно. Он каким-то быстрым, я бы даже сказал — элегантным движением снял карту с перил, ловко свернул ее несколько раз и спокойно положил за пазуху. Потом облокотился на перила и стал смотреть на сопредельную сторону так, будто ничего не произошло, и только краешком рта хрипло прошептал:

— Басаргин… доложи… на заставу…

Федя мгновенно слетел вниз и побежал к будочке, где у нас был телефон.

«Активный» пришел в себя.

— Попов, отдай карту! — яростно заорал он.

— Ты смотри, даже фамилию знает, — удивился сержант. — Не зря свой хлеб жрет.

— Карту отдай! Отдай карту! Карту!.. — выл разведчик. И вдруг умолк, снял с руки часы, протянул их и заискивающе попросил: — Попов, это золотые… Верни карту, очень тебя прошу… С меня за нее живьем шкуру сдерут. А у меня семья, дети. Детей пожалей, сержант! Будь человеком! Зачем тебе эта карта?..