«Да неужели вы думаете, что он тогда догнал бы меня?» – сказал добродушно смельчак.
166
Говорили о литературе. «Княжнин весьма много заимствовал у Мольера, переводил сценами, и молчал об этом», – сказал один из собеседников.
Вмешался в речь другой. «Господа!» – сказал он, – «вы судите не узнав хорошенько дела, и не патриотически. Почем вы знаете, что Мольер не заимствовался у Княжнина?»
167
«Лечение гомеопатическое основывается на том», – говорил один врач литератору, – «что лекарством производят сильнешую болезнь, и клин клином выколачивают».
«Теперь понимаю отчего наш К. пьет ослиное молоко; он лечится гомеопатическим образом», – сказал литератор.
168
Р. был полицмейстером в одном городе. Вот несколько анекдотов, об нем рассказываемых.
Идя по театральному коридору, когда спектакль уже кончился, и зрители разъезжались, Р. видит, что какой-то молодой человек толкнул даму и сказал ей что-то.
Р. подходит к нему и говорит: «Милостивый государь, толкать дам неучтиво!»
«Это жена моя!», – отвечает толкнувший.
«Все равно неучтиво!» – сказал Р.
* * *
Умер губернатор. Когда процессия погребальная шла по городу, Р. ехал впереди верхом. Он обращается к народу, по обе стороны улицы стоявшему. «Господа! тише, прошу вас, тише! А если будете производить беспорядки, то вперед вам такой церемонии не покажут».
* * *
При разъезде из театра подавали кареты. Жандармы громко кричали имя того, чья карета подъехала. Вдруг Р. замечает, что возгласы жандармов прервались. «Что это такое?» – восклицает он, – «я слышу молчание».
169
Профессор физики, будучи плохим знатоком своего дела, неудачно делал физические опыты на лекциях. Он обжигался, обваривался, сердился. Наперед все знали, что опыт будет неудачен, и начинали смеяться.
«Теперь, господа, мы увидим вот-то», – говорил профессор, и ничего не выходило. Профессор ходил на лекцию мрачный и печальный, а с лекции возвращался веселый, зная, что его мучения кончились.
Однажды он делал известный опыт с двумя полушарами, из которых вытянут воздух. «Вот, господа», – сказал он, – «мы увидим удивительную вещь: сии два полушара не разорвут и двадцать лошадей, попробуйте». Подходит студент, разрывает, и спокойно кладет полушары на стол.
«Ну, ведь я не говорил о людях», – сказал профессор, – «это дело другое».
170
Некоторый ученый русский всему давал свои особенные названия, так что не знавший его языка ничего не понимал в его разговорах. Портреты называл он стеннообразиями; шалуна – охреяном; ленивца – вихорником, и проч.
Однажды приходит он к директору училища, иностранцу, худо знавшему русский язык, но старавшемуся научиться оному, и который по сей причине, говорил всегда по-русски. Ученому надобно было объяснить, что между воспитанниками произошел небольшой беспорядок. Надобно знать, что директор был охотник до антиков, древних рукописей, старых книг, и проч. Вот их разговор:
Ученый. Милостивый государь, штуки новые (штуки значили у него шалости)
Директор (думая, что он говорит о редкостях). Штуки? А давайте, давайте.
Ученый. Да, оно не то, чтобы новые, а уже заплесневели (значит: не один раз деланные).
Директор. О! Так это славно, давайте!
Ученый. Да, оно не то, чтобы, а музыканты (значит: виноватые)…
Директор. Музыканты? Продают?
Ученый. Да, оно не то, чтобы, а то есть дубиканты (значит: взрослые ученики).
Директор. Ду-би-канты! (берет лексикон и ищет в нем) – дуб, дубовый, ду, ду…ю. (Рассердившись) Такого и слова нет. Подите, сударь, подите, не умеете говорить.
Ученый поклонился, пошел, и дорогою говорил: «Экой немец! Ведь по-русски говоришь, а он не понимает!»
171
Директор театра, в Д. обанкротился. Он напечатал в газетах объявление о продаже принадлежностей к оному, следующим образом:
Продаются: большой дворец с великолепным садом; несколько крепостей, самых неприступных; леса, рощи, луга, и множество загородных домов с прелестными видами; с принадлежащими к ним мебелью и разными вещами.
Море, состоящее из больших волн, из коих одна немного повреждена.
Полторы дюжины облаков, освещенных молниею и украшенных фолбалою.
Радуга, немного полинялая.
Прекрасный снег в клочках, из Голландской бумаги.
Два других снега несколько темнее, из простой бумаги.
Три бутылки с молниями.
Заходящее солнце, несколько измятое.
Новая луна, немного обветшалая.
Совершенно новые развалины древнего замка.
Полный наряд для приведения, то есть: окровавленная рубашка, изрубленная фуфайка, и епанча, пронзенная в трех местах ударами кинжала.
Ящик, в коем находится черный парик, сожженная пробка и все принадлежности: для составления физиономии убийцы.
Страусовые перья, которые были носимы только царем Эдипом и графом, Ессекским.
Усы и борода Али-Паши Янинского.
Почти новые ботфорты со шпорами Карла XII.
Две дерновые скамьи из елового дерева.
Большая родословная Дона Рануда де Калибрадоса, в коей фигуры написаны золотом.
Большой медведь, к которому недавно приделаны новые задние лапы.
Костер, зажженный со всех сторон, который, хотя и был в употреблении около 10 лет, но все еще в совершенной целости.
Готовый обед, состоящий из картонного пирога, таковой же курицы, воскового десерта, и нескольких бутылок из дубового дерева.
Сверх сего различные вещи, как-то: мечи, алебарды, пастушьи посохи, турецкие чалмы, шапки с рогами, колодец, колыбель, виселица, трон Юпитера и проч.
172
Покойный Г. Ансон, во время путешествия своего по Востоку, нанял корабль, для отплытия на остров Тенедос.
Кормчий, старый Грек, сказал Г. Ансону, с видом тщеславия: «Мы плывем туда, где остановился наш флот».
«О каком флоте говоришь ты?» – спросил его Ансон.
«Как о каком флоте?» – возразил кормчий, – «я говорю о нашем греческом флоте, бывшем при осаде Трои».
173
Страстный любитель музыки и пения, желая видеть вблизи германского соловья, г-жу Зонтаг, решился ехать к ней под предлогом просьбы о доставлении ему билета на следующий концерт.
Он входит в дом, где она имела жительство. В передней слуга спрашивает его: «Кого вам угодно?»
«Г-жу Зонтаг», – отвечал гость.
«Г-жу Зонтаг?» – возразил слуга. – «Здесь живет графиня Росси, а не г-жа Зонтаг».
«Все равно, любезный».
«Нет, не все равно, милостивый государь», – сказал слуга. – «Если вы желаете получить билет от г-жи Зонтаг, то можете обратиться в театральную контору; а если вам надобно видеть графиню Росси, то я сейчас доложу».
174
Превосходная певица г-жа Зонтаг, известная не токмо очаровательным талантом своим, но и благотворительностью. Всюду, где оказывается случай к вспомоществованию, она употребляет талант свой.
В городе М. обанкротился директор театра, и за долги был посажен в тюрьму. Г-жа Зонтаг, проезжая сей город, услышала о сем несчастном приключении, и, узнав, что причиною банкротства директора были единственно непомерные издержки, употребленные им для усовершенствования театра, чтобы удовлетворить желаниям неблагодарной публики, решилась выпросить у правительства позволение, дать в пользу Директора несколько представлений. Она приглашает рассеявшихся артистов сего театра, дает два концерта и оперу Белану; долги директора заплачены, и сверх сего еще осталась сумма на поддержание театра.
175
Молодой еврей хотел послать невесте портрет свой чрез почту. Чтобы меньше заплатить страховых денег, написал он на конверте: «со вложением маловажного портрета».
176
Г-жа Лонгвиль должна была оставить на некоторое время Париж и поселиться с мужем своим в Нормандии. Любя рассеянную жизнь парижскую, терпела она здесь смертельную скуку. Когда она в некотором собрании приносила на сие жалобу, то Г. Д. сказал ей: