Фашистский теоретик, юрист Керрль открыто заявил:

«До сих пор лишение свободы осуществлялось таким образом, что жизненный уровень заключенного был гораздо выше жизненного уровня безработного или мелкого крестьянина. Это положение должно быть изменено, и новый закон кладет этому конец. Постановление составлено теперь таким образом, что жизненный уровень заключенного устанавливается ниже уровня безработного. Это необходимо также для того, чтобы уменьшить преступность в будущем. Тем самым для заключенного должно стать ясным, что он никогда не будет вновь испытывать желание вернуться в тюрьму. Заключенный должен убедиться в том, что тюрьма не является бесплатным отелем».

Таким образом исправительная политика совершенно вычеркивается из карательной системы фашистской Германии.

Кнут стал главным орудием немецкой системы «исправления преступников».

«Обыкновенная принадлежность к социал-демократической партии наказывается тридцатью ударами резиновой дубинки по обнаженному телу; за принадлежность к коммунистической партии, как общее правило, полагается сорок ударов. Если наказуемый выполнял политические или профсоюзные функции, то мера наказания увеличивается».

Практика следует тотчас за теорией.

Полутемный подвал. Посреди деревянная кобыла. Здесь столько лили крови, что ею пахнет отовсюду. Пожилого рабочего кинули на кобылу. Его преступление в том, что он организовал столовую для безработных. Его секут стальными прутьями. Он должен громко считать удары. На третьем он теряет голос. На пятом кнут рассекает кожу. Льется кровь. Потом — моральные пытки. Ложные расстрелы. Пули свистят над ухом.

Иногда арестованных поят касторкой. Во время сечения они испражняются. Цель — ввергнуть человека в пропасть стыда, морально обессилить, разбить волю.

Да, это сделано с расчетом. Это предусмотрено. Это значится в расписании пыток.

Телеграфный монтер Гротегенне не занимал никакой партийной должности. Он был членом республиканского флага. В понедельник 27 марта к Гротегенне явились штурмовики и предложили ему пойти с ними в казарму штурмовиков. Жена его подумала, что это обычная попытка заставить вступить в партию национал-социалистов и посоветовала мужу немедленно подать заявление о вступлении и не уходить из дома.

Но Гротегенне пошел с фашистами в казарму. Прошло несколько часов. Он не возвращался. Жена решила тогда пойти за ним. Перед казармой штурмовиков стоял фашист по имени Мейер. Госпожа Гротегенне опустилась перед ним на колени, плакала и умоляла его отпустить мужа. В этот момент на улицу выбросили тело Гротегенне. Он был превращен в окровавленный кусок мяса. Несколько человек отнесли тяжело пострадавшего домой. Так как подозревали отравление, то ему влили в рот молоко. Его вырвало.

Жена, вытиравшая у него пену со рта, заметила, что ее носовой платок разъеден в клочья кислотой, содержавшейся в рвоте. Гротегенне временами был настолько в сознании, что мог рассказать, как его мучили. Его раздели и три часа подряд избивали стальными прутьями, в промежутках его заставляли собственным платьем вытирать кровь с пола.

Когда он лежал без сознания, стиснув зубы, штурмовики пытались влить ему в рот соляную кислоту. Так как это сразу не удалось, то ему насильно открыли рот, причем оторвали часть верхней губы.

Тюрьма Синг-Синг, знаменитая своим тяжелым режимом и никогда не умолкающим эхом

Гротегенне скончался в ужасных мучениях вечером 29 апреля. Труп был подвергнут судебному вскрытию. Как причину смерти констатировали кровоизлияние в мозг и ожоги рта, пищевода, желудка.

Прокуратура занялась этим делом, но до сих пор никто из виновных не привлечен к ответственности.

«В начале марта был взят под стражу Фриц Гумберт из Гайденау. Его обвинили в том, что он „зарыл боевые припасы и оружие“. Его доставили в крепость Кенигштейн, оттуда в концентрационный лагерь Гогенштейн. Там его заковали в цепи и подвергли пытке. Истязания, перенесенные им, были столь жестоки, что он умер. Жене сообщили, что он скончался от кровотечения из желудка и кишечника.

Рабочие предприятий, находящихся в Гайденау, собрали деньги и настояли на перевозке тела в Гайденау. Это было разрешено, но с непременным условием, чтобы гроб не открывали. Рабочие однако не стали считаться с этим распоряжением. Никто из очевидцев не забудет той картины, которая им представилась. Лицо оказалось буквально разбитым на кусочки. По-видимому языка совсем не было. На руках видны были следы тяжелых оков, зад представлял собой изрешеченный кусок мяса. Задний проход был забит тряпкой, чтобы удержать кровотечение, спинной хребет был переломлен, половые органы изорваны, правая ляжка разорвана, под ложечкой тело было продавлено так, что кишки выступали наружу. Искусанные губы свидетельствовали, какие ужасные страдания перенес Гумберт.

Когда вокруг тела собралась толпа возмущенных и охваченных ужасом рабочих, штурмовики снова забрали труп. В Гайденау явился сам палач Киллингер с целым штабом полицейских и с врачами. Был устроен повальный обыск в рабочих квартирах, чтобы конфисковать аппараты и фотографические пластинки. Очевидцам под угрозой самых тяжелых наказаний было предложено ничего не рассказывать. Те, кто присутствовали при осмотре тела, были вызваны специально и получили предупреждение „держать язык за зубами“.

В пятницу 28 апреля происходили похороны. Около 3 тысяч рабочих и работниц явилось отдать последний долг покойному. Все прилегающие улицы были оцеплены штурмовиками, державшими оружие наготове. Когда процессия подошла к воротам кладбища, на нее напали фашисты и разогнали ее.

На кладбище пустили только родных. У могилы произнес речь священник, демонстративно носивший фашистский значок».

«26 марта коммунист Эдом, проживающий в Кенигсберге на Робертштрассе 6, был забран на квартире в 12 часов ночи.

Так как было известно, что он находится в дружеских отношениях с коммунистическим депутатом рейхстага Шютцем, то его избивали в течение 2 часов так бесчеловечно, что он, растерявшись, обезумев от боли, не выдержал и в полубессознательном состоянии указал местонахождение Шютца.

В 2 часа 30 минут утра в ту же казарму притащили Шютца и там в течение 12 часов его били, кололи и топтали, пока он не превратился в совершенно бесформенную массу, так что его нельзя было опознать. 29 марта вечером Шютц скончался в больнице. В листке о смерти указано: „от разрыва сердца“.

3 апреля Шютца зарыли как скотину. Ни одна немецкая газета не сообщила о его смерти. Угрозами заставили молчать врачей и санитаров.

Жену убитого в это время держали под стражей. Двенадцатилетнего сына заставили подойти к обезображенному телу отца, прежде чем оно было опущено в землю, и один из фашистов сказал ему: „Так будет с тобой, если ты пойдешь по его стопам…“»

Ограничимся покуда этими случаями из тысячи других, известных миру.

В то же время, как многие профессиональные убийцы, фашистские законодатели умилительно сентиментальны. Новый Уголовный кодекс карает среди прочих «преступлений»:

«Истязание животных…»

Среди стона истязуемых и пытаемых рабочих журнал «Preus-sische Justiz» заявляет, скроив на лице палача мину елейно благочестивого святоши:

«Именно защита животных является сердечным делом для национал-социалистов, которые в каждом животном видят творение божие…»

Сейчас вивисекция животных в Германии запрещена. Ежедневно выпуская кровь из сотен трудящихся, германский фашизм заступился за морских свинок и кроликов.

«Каторжные тюрьмы в Зонненбурге и Фульсбютеле были закрыты уже несколько лет назад, потому что они представляют собой средневековые, совершенно негигиенические темницы. Туда не решались помещать даже преступников, совершивших тяжелые уголовные преступления. В Фульсбютеле нет отхожих мест и канализации. Пребывание в этой каторжной тюрьме, особенно в жаркое время, становится невыносимой мукой. Эти каторжные тюрьмы превращены теперь гитлеровским правительством в концентрационные лагеря…»