Главными основаниями суда мы считаем благость бога, вытекающий из нее закон и присущий нам истинный разум, которым мы иногда пренебрегаем и который, как некий бог, существующий внутри нас, терпит поношение; а итогом суда, как говорят стихи, – страдания, осложняющие нашу жизнь физическими недугами и внешними трудностями, и про эти страдания стихи говорят: «Ропот смири на судьбу», размышляя об их причинах, пресекая их, насколько возможно, и обращая себе на пользу то, что представляется вредным; и самое главное – благодаря высочайшей доблести быть достойным божественных благ. Если же кто-то еще не обладает стремлением к этому, пусть он средней добродетелью добьется хотя бы гражданских благ. Вот что нам следует делать, чтобы достойно переносить и облегчать страдания. В самом деле, есть ли другой путь избавления, помимо вышеизложенного, где предписывалось разумное терпение в несчастьях и были изложены благотворные наставления? Главное в сказанном – это то, что бог, одновременно законодатель и судья, утверждает благо и истребляет зло и потому никогда не бывает причиной зла, тех же, кто по своей воле обратился к злу и забыл присущий им самим истинный разум, поскольку эти люди являются дурными, он исправляет посредством закона, запрещающего зло, и поскольку они являются людьми, он исправляет их таким сочетанием закона и свободной воли, которое мы называем жребием. Ибо закон наказывает человека не за то, что он человек, а за то, что он порочен. Свобода воли есть главная причина того, что человек становится порочным, и когда кто-либо стал порочным (что зависит от нас, а не от бога), тогда он несет наказание (что зависит не от нас, но следует из божественного закона). Цель закона, единственно достойная бога и полезная для нас, – пресечение зла, очищение посредством наставлений в справедливости и обращение души, попавшей под власть порока, к помышлению об истинном разуме. И хотя закон установлен именно таким и гласит всегда одно и то же, тот, кто некогда совершал поступки, недостойные себя, не получает всегда одинаково, это было бы для нас несправедливо и вредно. Когда изменяется подсудимый, меняется и приговор, и как тот, кто изменился, может заслуживать того же? Итак, надо достойно переносить посланный богами жребий, не питать злобы к тому, кто воздает нам за прегрешения, и, насколько это зависит от божественного суда, очищаться посредством того, что представляется препятствующим наслаждениям этой жизни. Такое рассуждение исцеляет от прежних грехов и обращает к присущему нам истинному разуму, ибо как тому, кто считает страдания плодами порока, не избегать повода, возвращающего его обратно к пороку? И если из-за несчастий нужно сердиться, то, как представляется, больше на самого себя, чем на бога, сдерживающего испорченность справедливостью, и отсюда можно сделать вывод и вспомнить, какое это благо – не отступать от божественных законов и не впадать в порок по своей воле. Страдания даются людям не кому попало, если только нами управляет бог и законы справедливости, поэтому правильно, что «честные люди подвержены меньше невзгодам». Они будут переносить их спокойно прежде всего потому, что полагаются на божественный приговор и обладают добродетелью, и таким образом страдания становятся легче. И мы надеемся, что в оставшейся жизни нас не будут мучить страдания, если действительно нам, ставшим добродетельными, суждены за высшую добродетель – божественные, за средние качества – человеческие блага. Итак, они исцелят это по мере возможности, если научатся способу исцеления. Как им прибегать к священным молитвам соответственно достоинству бога, если они не считают, что человеческими делами управляют провидение и справедливость и что наша бессмертная душа всякий раз получает извне то, достойной чего по своим внутренним побуждениям она сама себя определила? Не ясно, как тот, кто не связывает с этим свою судьбу, найдет точку опоры, чтобы спокойно переносить ее, и как он научится ее исправлять. Нельзя отнестись спокойно к тому, что страдания безразличны или что они лучше, чем противоположное им, поскольку их, как представляется, следует избегать из-за их собственных качеств, ибо они мучительны и тягостны. Наша природа не переносит страданий, когда их выбирают ради них самих, если только перенесенные тяготы не сулят благ. Таким образом, нам неизбежно приходится негодовать и сердиться и усугублять свои страдания из-за незнания своей природы, и тем не менее нам приходится нести наказание; но самый большой порок, в который мы поневоле впадаем, – это то, что мы отрицаем провидение или полагаем, что оно управляет миром плохо. Это то же, что думать, будто бога нет, или что он есть, но не обладает провидением, или что он обладает провидением, но не является благим и справедливым; и такое утверждение – это основа нечестия, толкающая к пороку того, кто разделяет такие взгляды. И как благочестие есть мать добродетелей, так главный порок – пренебрежение благочестием. Только тот найдет способ избавиться от пороков, кто научится спокойно их переносить. Это дает только философия, обладающая истинным знанием природы всего сущего и соответствующих этой природе проявлений, сплетение и сочетание которых есть то же самое управление миром, из которого неизбежно получается «воля богов». И эта «воля богов» есть ожидающее каждого возмездие, называемое здесь судьбой, которая зависит от божественного провидения, от благого устройства мира и от свободной воли человека. Если бы не существовало божественного провидения, не было бы в мире порядка, который можно назвать также роком. Если бы этого не было, то не было бы и справедливости и осуждения преступников, и добродетельные люди не были бы уважаемы и почитаемы. Но поскольку существует провидение и порядок, то все ныне живущие должны получать равные блага, если они ни в чем не стремились к неравенству. В действительности, однако, они не получают равного. Таким образом, ясно, что неравенство, обусловленное свободой воли, следуя приговору провидения, не допускает, чтобы людям доставалась одинаковая судьба, если только необходимо, чтобы они получали ее по заслугам. И пусть нас не смущает то, что среди неразумных животных, среди растений и даже среди неживой природы проявляется та же несправедливость, что и среди людей. Из того, что там все происходит случайно, не следует, что для нас не существует провидения, и не значит, что там также есть справедливость, и суд, и размышление о добродетели и пороке, если наши дела измеряются по этим нормам. Во-первых, неживая природа является общим материалом для растений, животных и людей; затем растения служат пищей и животным, и людям, и некоторые животные – животным и людям. Поэтому они именно так и поступают друг с другом, не принимая во внимание достоинства тех, кого они заставляют страдать, и насыщают свой голод, исцеляют болезнь и максимально удовлетворяют свои потребности везде, где только возможно. Так что причина несчастной участи животных – это наши потребности, которые мы удовлетворяем по мере возможностей, а причина их кажущегося благополучия – это наше к ним благоволение. Если же, продолжая это рассуждение, допустить высших существ, которые так же пользуются нами для удовлетворения своих потребностей, как и мы пользуемся существами, лишенными разума, то следовало бы признать, что они смертны и что они действительно употребляют для своих потребностей человеческие тела. И если нет ничего подвластного смерти, что было бы более совершенным, чем человек – так как он, будучи самым высшим среди разумных существ и потому бессмертным, по несчастью вселяется в смертное тело и, получив орудие, родственное неразумным существам, живет на земле, – то не может быть ничего, что бы употребляло наши несчастья для своих пиров; итак, нет ничего, что бы неумеренно пользовалось нами для насыщения своей алчности. Таким образом, справедливость и порядок предписывают более совершенным, чем мы, бессмертным существам законы управления нами, чтобы они устраивали для нас то, что уменьшило бы здесь нашу порочность и позволяло бы нам вновь обращаться к ним. Поэтому они заботятся о нас, как о родных, оказавшихся в изгнании. И потому правильно считается, что стыд, справедливый гнев и совесть, отвращающие от зла, относятся только к людям. Ибо только разумное существо способно воспринимать справедливость. Следовательно, мы, более всего отличные от животных, должны также и управляться принципиально иначе. И закон провидения тоже соответствует сущности вещей, и как что создано богом-творцом, того оно и удостаивается от провидения. Что касается людей, то представляется, что бог-творец создал каждую человеческую душу, а относительно неразумных существ – что он предоставил формирующей природе только их роды. Именно так это представляется Платону и пифагорейцу Тимею [12] , которые считают, что все родственное смертным есть творение бога и что человеческие души происходят из того же источника, что и земные боги и демоны или славные герои, и потому провидение существует для каждого человека в отдельности: как он отступает от богов, как уклоняется к земным вещам, как он здесь живет, как отсюда он мог бы вернуться туда – чего нельзя сказать о жизни, не наделенной разумом. Ибо животные появились не из-за того, что они не способны следовать богу, они живут на земле не как небесные существа и по своей природе не могут быть возвращены на какую-нибудь родственную им звезду. Пусть сказанное здесь нами будет доводом перед современниками против недовольных, которые везде отрицают провидение, и таким людям следует сказать еще и следующее: если переносить спокойно невзгоды, человеческие нравы выглядят благоразумными, облегчая бедствия в настоящем и готовя исцеление в будущем. Разве хорошо вам, недовольным? Вы только добавите к страданиям величайший порок – безбожие – и усугубите этим тяготы, полагая, что терпите их незаслуженно. Если тот, кто страдает, будет злиться, что он страдает, то от этого он будет страдать еще больше. Поэтому нам не следует раздражаться, если мы получаем по заслугам, чтобы не получить худшего из-за того, что мы кощунственно не способны переносить теперешние беды.