Святой ребе реб Мелех встал и подошел к шкафу, в котором стояли огромные фолианты Талмуда. Он вынул один том и открыл его. Это был трактат, называемый Хагига. Он подошел к заседателям и пальцем указал место на второй странице трактата. Все трое судей склонили головы над святыми строчками.

Там было: Бог создал землю не для того, чтобы она пустовала, а для того, чтобы была населена. И еще было там: тот, кто закабален настолько, что не может взять женщину себе в жены, силой суда должен быть высвобожден из рук господина своего.

Этой точки зрения, изложенной в Талмуде, придерживается знаменитый Маймонид, и точно таким образом она закодифицирована в святом Шульхан арухе, том II, глава 267, параграф 2. Все это святой ребе реб Мелех указал своим достопочтенным заседателям.

Таким образом, не оставалось сомнения, что иск Мойше-Вольфа, как и мотивы, обусловившие его, отнюдь не являются необоснованными.

«В обязанности суда входит, — заявил святой ребе реб Мелех, — рассмотрение всех исков, ему предъявленных, независимо от того, против кого они направлены, и каждый, кто не хочет быть объявлен неправедным, должен подчиниться нашему. приговору. Мойше-Вольф, гражданин лиженский, ты настаиваешь на своем исковом заявлении?»

Мойше-Вольф ответил, что настаивает.

«Ну хорошо! — сказал святой ребе реб Мелех, председатель лиженского суда. — Сторону истца мы выслушали. Сторону ответчика, то есть Всевышнего, Господа всех миров, выслушивать нам не требуется, ибо все Его слова и все Его возражения суду известны из книг Моисеевых и пророков. В соответствии со святым правовым кодексом талмудическим мы призываем обе стороны, как истца, так и ответчика, покинуть зал суда до вынесения приговора».

Сторона обвиняющая отвесила глубокий поклон перед благородным судом и вышла из зала суда во двор. Однако сторона обвиняемая выйти никак не могла. Бог Всемогущий не мог в Своей вездесущности покинуть зал суда. Это, конечно, явилось слишком отягощающим Его вину обстоятельством.

Раввинский суд — суд весьма обстоятельный. Все аргументы «за» и «против» были тщательно изучены, в то время как Мойше-Вольф нетерпеливо переминался с ноги на ногу во дворе.

Наконец истца пригласили, и святой ребе реб Мелех — Свет его да хранит нас! — ознакомил его со знаменитым решением лиженского суда, кое обжалованию не подлежит.

Поскольку ответчик, Бог — да пребудет вовек хвала Ему! — несмотря на правила судопроизводства не покинул зала суда до вынесения приговора и поскольку, согласно параграфу 2, главы 267, второго тома Шульхан аруха, истец несомненно прав, суд после тщательного рассмотрения всех отягчающих обстоятельств единодушно и неопровержимо выносит приговор, полностью осуждающий ответчика по всей строгости закона. Все возражения стороны обвиняющей, то есть истца Мойше-Вольфа, гражданина лиженского, против стороны обвиняемой, то есть Бога, Господа всех миров, суд признает обоснованными и обязывает самого высокого ответчика милостиво соизволить почтить эти скромнейшие требования.

Мойше-Вольфу четырех сотен талеров уже не пришлось искать. Спустя три дня после памятного приговора суда лиженского император Иосиф II либеральным указом отменил бесчеловечные антиеврейские законы. Заря свободы начала восходить для всех угнетенных, среди которых были и горемычные евреи.

Святой ребе реб Мелех тоже был когда-то молод. В те поры он часто ходил из города в ближнюю деревню. Ходил лесом. Однажды по весне он немного задержался в деревне, и, когда шел домой лесом, уже стояла ночь. Мелех был неробкого десятка. Боялся только всемогущего Бога. Лес шумел таинственно и грустно. Мелех шел вперед и вперед, в темноте то и дело спотыкаясь о пни. Лес казался бесконечным. Нет, Мелеху страх был неведом. И все-таки тобой овладевает странное чувство, когда идешь один, ночью, по густому лесу. Наконец Мелех увидел вдали огонек. И огонь разрастался по мере того, как Мелех приближался к нему. Человеческое жилье! Заблудился он, что ли? До сих пор он никогда не замечал, чтобы в лесу кто-то жил. Мелех сделал еще шаг, другой. Раздвинул ветви, и оказалось, что стоит он посреди лесосеки. А на ней, о диво дивное, — избушка, красиво окрашенная, ни дать ни взять — мухомор. Теперь все было видно как днем. Месяц светил так же ярко, как оконца избушки. Мелех вошел, но на пороге застыл, точно заколдованный. Сперва он подумал, что ему снится сон. Такой красоты он сроду не видел. Посреди горницы стоит молодая девица. Она почти нагая, но ничуть не смущается. Ее золотые волосы ниспадают до самого пола. Боже правый, как же они длинны! А это значит, что она непорочна. Ведь волосы у нее не острижены, как у замужней еврейской женщины.

«Да, — говорит она, — я не замужем и живу здесь одна. Я часто видела, как ты проходишь по лесу. И всегда один-одинешенек, как и я. Я часто думала, когда же ты заглянешь ко мне? Но ты всегда проходишь мимо, ничего не замечая вокруг. Стыдиться тебе не надо! Я, чистая, в лесном колодце выкупалась, мягкую постель давно приготовила. Нет, я не ученая, а все-таки знаю — грех невелик будет. Но угощение будет очень богатое. Поди сюда!»

Ее голос звучал сладко, как серебряные колокольцы на пергаментном свитке Закона Божьего на праздниках в синагоге, но притом так мощно, как удары крови в Мелеховых висках. Лишь мало-помалу доходит до Мелеха смысл слов, которые стекают с алых губок, точно маленькие волны перекатываются в ручейке.

Стоит Мелех и не знает, что с ним творится. Будет ли рад Господь Бог такому слиянию? Когда нет ни благословения раввина, ни кольца обручального, ни свадебного балдахина?!

«Поди сюда! В колодце я выкупалась, мягонькую постель приготовила, богатое будет угощение».

Волосы девицы трепетали, как трава в лесу, когда овеет ее весенний ветерок. На сосках ее грудей ярко краснело что-то, как две земляники в зеленом листке.

«Нет!» — вскричал Мелех. Это был крик утопающего.

«Не-ет!» — отозвался лес глубоким эхом.

И стоит Мелех на лесной поляне один-одинешенек. Девица исчезла, избушка словно сквозь землю провалилась. Только рой светляков в густой траве ведет свой таинственный хоровод.

Это было истинное искушение. Восхитительный мираж, сплетенный Сатаной, как и всякий соблазн в этом мире, заставляющий нас грешить и забывать о Господе Боге.

Святой ребе реб Мелех не забыл. Да хранит нас Свет его заслуг!

Святой ребе реб Мелех оставил по себе бесценную память — проповеди, в которых он толковал Пятикнижие Моисеево в каждый шабес на протяжении всей своей благословенной жизни. Они были точно записаны хасидами и изданы под названием Ноам Элимелех, то есть «Наслаждения Элимелеховы».

Когда записи были предложены ребе реб Мелеху для утверждения, он воскликнул: «Как так? И это я проповедовал?!»

Во время своих проповедей он впадал в состояние такого глубокого экстаза, что не способен был осознать смысл своих слов.

Тору составляют пятьдесят четыре раздела, рассчитанные на пятьдесят две недели года. В каждый шабес кантор читает в синагоге по одному разделу, иногда по два. Святой ребе реб Мелех в проповедях дает толкование ко всем разделам Торы, кроме одного. К одному разделу не сохранилось ни одной его проповеди. В течение всей своей жизни одну неделю в году он не проповедовал. В эту неделю мы ежегодно читаем предпоследний раздел Второй книги Моисеевой. И как раз в эту неделю — в 21-й день месяца адара 1786 года — святой ребе реб Мелех отошел в вечность.

— Всякий час и в любую минуту, особенно в ту, какую человек проводит в одиночестве и бездействии или, лежа в постели, не может уснуть, он должен представить, что перед ним полыхает огонь, огромный, ужасный, до самого Неба, и он, человек, ломая свой врожденный инстинкт самосохранения, бросается в пламя во славу Божию. Милостивый Бог такую решительную готовность человека считает равной самому поступку. И потому человек должен не лениться, а постоянно выполнять самую святую заповедь Божию: «Я буду освящен в сердцах сынов Израилевых». — Освящен их самоотверженностью хотя бы в мыслях. — Те же мысли не должны покидать человека ни во время еды, ни во время соития. Когда бы он ни испытывал телесное наслаждение, он должен сказать себе сердцем и устами, что гораздо большую сладость и большее наслаждение, чем чувственное, он испытал бы, если бы ему дозволено было принести свою жизнь в жертву Богу. И он сам должен убеждать себя, что ему было бы куда приятнее умирать во славу Божию, чем испытать любое наслаждение чувственное. Он должен говорить себе, что смерть во славу Божию прекраснее, чем удовольствие телесное, и что, если бы стражники оттащили его от еды или совокупления и терзали его самыми разными способами, мученическая смерть была бы ему желаннее любого наслаждения плотского. Но каждый человек должен следить, чтобы мысли его были искренни и правдивы, ибо всезнающего Бога обмануть нельзя.