— Чужеземец, майн Хер абкакен¹⁴¹!

— Вижу, что не местный! Что за тарабарщину несусветную ты вечно несёшь? Какой ещё «абкакен»? Слушать тошно! Уф! — куда миролюбивей проворчал толстяк, испытав, по всей видимости, столь значительное облегчение, что как-то незаметненько пропустил мимо ушей очередное глумливое коверкание наглым бошем его славного имени. — Гм… Вопрос, однако, не в том, так выходит… Ответь-ка, дорогой Вруум, — неуёмный баламут самоутверждающе шумно поводил носом, — почему у этого бродяги на столе превосходный эль, а у верных слуг обожаемого Претона лишь тухлая водица?!

В подобных случаях умение выдержать паузу, согласитесь, хорошее подспорье. Обладая неплохими навыками управления различного рода щекотливыми ситуациями, бывший сотрудник Штази отвечал лишь тогда, когда терпение собеседника окончательно иссякало, но ничуть не ранее. После чего вещал неторопливо и тихо, заставляя собеседника с нетерпением вслушиваться в каждое слово:

— Учу элефийский, фикен вас всех в арш, господа хорошие! — старина Рол стебался почём зря. — Насчёт же пива, почтеннейший, волею судеб случилось так, что этому, как вы изволили выразиться, бродяге посчастливилось прибыть сюда много раньше вас. Никакой другой причины мне и в голову-то не приходит. Впрочем, не извольте беспокоиться, сеньоры, уверен, заветный бочонок уже совсем-совсем близко! — попытался неуклюже отшутиться. — Считаем до трёх и-и-и…

— Раз, два, три — хрен с горы! И потом, что-то я не слыхал о прибытии в город каких-либо приметных гостей, — в странной задумчивости продолжал мистер Мхеер. — А ты ведь знаешь, любезный, начальник стражи — мой дальний родственник, и как раз намедни мы до поздней ночи просидели с ним в «Весельчаке Миихле», обсуждая за кружечкой-другой последние новости. Никаких упоминаний по поводу появления подобного чучела, — пренебрежительно кивнул в сторону Юрия, — не звучало. Не кажется ли тебе происходящее несколько странным, трактирщик?

«За чучело — ответишь, урод безмозглый!» — сделал зарубочку про себя Маршал.

— Ничего странного, досточтимый, — Роланд врал как по писаному, глазом не моргнув вот ну нисколечко! — Сего несчастного ругонского беженца, да поможет ему святой Ниикус, мои подводы подобрали вчера же в Вилеемском лесу, что по дороге из Креха, где ваш покорный слуга, как обычно, закупался у тамошних монахов продуктами, элем и кое-какой полезной утварью. Все знают, майн Хер феррюктен¹⁴², на площади перед Аббатством самый дешёвый рынок в округе. Нынче времена тяжёлые, согласитесь, господа, трудно содержать приличное заведение. Меньше есть, пить, кутить стали, а у меня семья, хозяйство, знаете ли, приходится как-то выкручиваться. Как говорится, подальше отъедешь, дешевле прикупишь. Во-о-от… Незнакомец же выглядел шибко уставшим, к тому ж хворый он. Нельзя было его так оставлять, ночью определённо бы замёрз. Разве не взывал Святой Куун к милосердию? Кроме того, с виду сеньор показался мне господином приличным. Гляньте-ка вот: накидочка меховая, сапожки дублёные… Опять же, как оказалось, денежки водятся у него. Всё, будто сейчас помню, в сено зарывался, бедняга, согреться никак не мог! Пригрелся в конце концов, видать, заснул по дороге. Возница, добрая душа, вдобавок мешками горемыку прикрыл от холода. Стража-то его и не разглядела. Так и добрались. Приютили мы человечка. Да и как иначе? Звонкой монетой за постой вперёд уплачено. Всё чин чинарём!

— И много денег, интересно знать, наскребло оно… это… гнусное животное? — презрительно фыркнул толстяк.

— В чужой карман не заглядывал, но три звонких ругонских дана я таки выручил! — с нескрываемой гордостью объявил Рол. — А это, при всём моем уважении к карстийской гемме, куда более стоящие денежки! — затараторил он. — На одну денежку можно столько всего закупить…

— Три дана?! Ты не ошибся, милейший? — Вылезшие из орбит свинячьи глазёнки пялились на Юрия, словно на умалишённого. — Да одного ругонского золотого вполне хватило бы полгода по-человечески, включая, кстати, добрую жратву, проживать в «Весельчаке Миихле», не то что в твоём убогом клоповнике! Хорош… хм… беженец! Откуда деньжищи, босота? Обворовал кого или мародёрствовал, пока воины сражались?!

— У нас, между прочим, постоянные клиенты — весьма уважаемые люди! — очень натурально изобразил обиду Роланд. — И мы, к вашему сведению, никому не навязывались! Оне сами захотели-с…

— Твои постоянные клиенты — голытьба, охочая до дешёвых кар-р-рост! Зар-р-руга! И вообще, зачем он здесь? Проще было зарубить ур-р-рода прямо там, в лесу, да обобрать! Вандаба! Дурачина ты, простофиля, никто ж не видел! Хотя… Какой из тебя разбойник-гааш? Тряпка, так выходит…

Разговор меж тем плавненько, незаметно перешёл в столь откровенное русло, точно собеседники были одни-одинёшеньки во всём белом свете и рядом ну абсолютно никого, имеющего к нему отношение. Довольно-таки хамская манера, а? Признайте, господа!

— Э-э-эх! Что правда, то правда, — горестный вздох вышиб бы слезу из кого угодно, да хоть бы из мытаря¹⁴³. — Зачем же лишать человека жизни из-за денег, если он их мне и так платит? С детства убивать не приучен. Мда-а-а-а…

— Я вот о чём вдруг подумал, трактирщик, — глазки-пещерки Мхеера блестели теперь отвратительной алчностью. — По всему ведь получается, ты и твои, так выходит… хм… слуги… работнички грубейшим образом нарушаете закон. Гм! Тайком, значит, вовсю провозите в город гонгарских лазутчиков, может, даже гемурских… О-о-о-о, страшное дело! И как мне тут вполне уместно подсказывают уважаемые, пожелавшие, разумеется, из скромности остаться неназванными, горожане, всечасно, заметь, — пригрозил трактирщику пальцем, — пекущиеся о благе нашей чудесной процветающей Карсты, презренные шпионы платят тебе фальшивым, якобы ругонским, золотом! Не так ли, друзья мои? — вдохновлённый собственным красноречием, обратился он в темноту, откуда тут же донеслось нестройное одобрительное бурчание. — И, поди, не впервой?! — оратор возвысил голос, дабы подчеркнуть весомость сказанного. — У-у-у-у! — дружно раздалось в ответ. — Да-а-а… Должен сказать, попал ты, трактирщик, точно гусь на вертел! За это, уверяю тебя, по головке не погладят, ой не погладят! А вот косточки переломают все до единой, начиная с самой ма-а-ахонькой и болезненной, и мясо щекотушкой с них сдерут заживо! Уж я-то знаю! И ты знаешь, любезный Вруум. Видал небось в деле уважаемого нашего Раага, милостью Ваагла лучшего палача в этой части Свона? То-то же!

— Что вы, почтеннейший! За что? Какие лазутчики? — испугано причитал огульно обвинённый чуть ли не во всех смертных грехах несчастный кабатчик. — Почему фальшивым? Тут он, ругонец, с него и спросите! Деньги, поди, настоящие!

— Да кто ж ему поверит? Сам посуди, друг мой! Кто он есть такой и чего стоят его лживые бредни поперёк чистосердечного доноса достойнейшего жителя нашего города, состоящего, кроме всего прочего, прошу особо отметить, на важной государевой службе, а? У самого-то какие мысли на сей счет? …Никаких?

«Паренёк, однако, не промах! — с удивлением отметил Юрий. — А так сразу и не скажешь. Строит простачка из себя… Единственно, родился рановато. Во времена бандитского капитализма цены бы ему не было! Рэкетир милостию Ваагла!»

— Отчего же! — хорохорился Роланд. — Учитывая родственные связи, убеждён, вправе рассчитывать на снисходительность Его Превосходительства Окружного Судьи и справедливое рассмотрение моего дела по существу. Да тут и состава-то никакого нет, так, ерунда полнейшая, яйца выеденного не стоит!

— Заблуждаешься, трактирщик! — зловеще прошипел Мхеер, остервенело тыча жирнющим пальцем Ролу в грудь. — Никакая это не ерунда! И лучшее подтверждение тому вот он — твой новый постоялец! Не ты ли тайком протащил его в город? …Друг? Знакомый? Родственник? …Не знаешь его? Может, он злодейство какое злодейское супротив законной власти замышляет? Ты, случаем, над этим не задумывался? …Нет? А не мешало бы! Государственной изменой, знаешь ли, попахивает! И потом, будучи неплохо знакомым лично с Его Превосходительством Судьей, так выходит… Уверен, они проявят завидное рвение и старание, невзирая ни на какие там отношения. Во-первых, потому, что лучше уж самому выявить родственничка-предателя и заставить его во всем чистосердечно признаться, нежели это сделает кто-нибудь ещё. Ибо, будь ты хоть тысячу раз двоюродным братом Претона, однозначно на дыбу попадёшь за пособничество. А во-вторых, оглушительный успех в каком-нибудь, абсолютно неважно каком, деле государственной важности, уверен, ощутимо поспособствует переводу монсеньора Гнууиса в Столицу. О коем он с раннего детства беззаветно помышляет. Улавливаешь суть, зар-р-руга?!