Первую часть плана мы уже выполнили. Предстояло идти по полотну на встречу с разведкой Константинова, чтобы вместе с ней прикрыть с тыла и флангов нашу бригаду.

Метрах в ста от железнодорожного полотна шла шоссейная дорога Витебск — Полоцк. Было уже около двух часов ночи — самое глухое время в майскую пору, — когда наши разведки встретились. Бригада подходила к следующей дороге — Ловша — Улла. Мы пошли следом за всеми, каждую минуту ожидая, что вот-вот от дорог застрочат пулеметы. Ведь шоссе тоже стратегического назначения, как и железнодорожная магистраль. Однако станционный гарнизон, пропустив колонну, по-прежнему молчал.

Позже наши разведчики установили, что гитлеровцев шокировало появление буквально под самыми стенами гарнизона большого партизанского формирования. Потому-то они и не осмелились привлечь к себе внимание, чтобы партизаны не обрушили огонь на железнодорожную охрану и станционный гарнизон. Если бы они знали, что боеприпасов у нас кот наплакал!..

Когда бригада перевалила через железную дорогу, мы, сомкнувшись с разведкой Константинова, пошли за обозом, прикрывая колонну с тыла. Но как только перебежали через шоссе, резанули пулеметы из Латково, слева — со стороны Мясоедово — тоже отозвались. Огонь, правда, был не прицельный: «светлячки» трассирующих пуль шли в сторону и вскоре гасли.

Гитлеровцы с тыла — те, что молчали во время перехода, — тоже стали преследовать нас, однако близко подходить не решались. Как-то подошли, но мы ударили короткими очередями, и они отстали.

Вдруг по цепи раздалось:

— Разведка первого — в голову колонны.

Команда касалась нас, и мы бросились вперед, обходя справа обоз и основную группу. Ребята бежали легко, будто и не преодолели столько километров, будто и не сидели в засаде. А мне было тяжело, даже подкашивались ноги. Идти-то шел, а бежать уже мог с большим трудом. Был я весь мокрый, истекал потом…

Наконец обогнали колонну. Впереди, как всегда, выносливый Попов. Издали при вспышке очередной ракеты вижу: он докладывает командиру бригадной разведки.

И вот получен новый приказ: идти впереди, вести разведку справа и слева — уточнять, нет ли противника в деревнях, расположенных на нашем пути.

Пока бригада отдыхала, мы вели разведку проходов. Мне стало немного лучше, теперь не бежали, а шли размеренным шагом, время от времени высылали дозоры.

Попов, зная мое состояние, держал меня в центре группы. Впереди, как и положено в походе, на небольшом расстоянии, шел головной дозор, в двухстах — трехстах метрах от него следовали боковые охранения. Время приближалось к рассвету, и за нами по обильной росе потянулся зеленый, вытоптанный десятком ног широкий след. Попов то и дело оглядывался, приказывал идти плотнее, хотя знал, что эту ярко-зеленую полосу, оставленную нами, уже ничем не замаскировать, да и она послужит для бригады своеобразным указателем пути.

Обольский торфозавод остался справа, потом — Кральки. Когда подходили к Федьково, увидели лошадей, пасшихся на лугу неподалеку от деревни. Ясно, что гитлеровские, у местных не было таких огромных битюгов. Бросились к ним, чтобы забрать с собой. Увы! На ногах тяжелые железные путы. Без ключей не откроешь, а разрезать на звенья нет времени, да и опасно: в деревне, безусловно, гарнизон или какое-то воинское подразделение. Жалко оставлять врагу лошадей, но ничего не поделаешь.

Потом на нашем пути встретились деревни Кардон, ее обошли правее — там стоял крупный вражеский гарнизон, затем — Тарасенки. Куда ни сунемся — везде гитлеровцы. Это и понятно: они прикрывали подходы к Западной Двине и Улле с ее крупным аэродромом. Пришлось петлять между этими осиными гнездами, чтобы не подставить под удар бригаду.

Наконец-то мы, говоря языком разведчиков, вырезались на Черчицы — огромную деревню, раскинувшуюся на высоком правом берегу Западной Двины. Противоположный берег был пологим, заросшим кустами лозняка, разбросанными редкими островками по полузалитому вешним половодьем лугу. Река еще не вошла в свои берега. Широкая и быстрая, она пенилась у обрыва, крутила в водоворотах разную мелочь, смытую паводком.

В Черчицах гитлеровцев не оказалось, но в свое время они конфисковали у жителей лодки, чтобы отрезать сюда путь партизанам. Левобережье считалось партизанской зоной. Местное население все же припрятало часть лодок, и теперь они как нельзя лучше пригодились нашей бригаде. Переправить личный состав через реку особого труда не составляло. Лошадей — проще простого: отлично держатся на воде. Но как переправить повозки, на которых больные и раненые, станковые пулеметы, минометы, хозяйственное имущество? Только на плотах. Пригодились бревна старых колхозных построек. Опытным партизанам не раз уже приходилось вязать плоты, и дело пошло споро.

На противоположном берегу нас ждал посланный заранее отряд имени К. Е. Ворошилова. Его командир Василий Нестеров и комиссар Борис Маркиянов бросили нам на помощь более десятка лодок. Жители Придвинья мастерски управляли утлыми плоскодонками, сновали с левого берега на правый, точно учитывая скорость течения и угол сноса. Лодочники были людьми строгими. Коль приказали сидеть смирно, сиди — не дыши, не шелохнись, иначе получишь веслом по спине. Это и понятно: течение здесь коварное, стремительное. Очутись любой из нас в такой воде, судорогами сведет тело и — поминай как звали. Однако на лодках переправились без всяких приключений. Плоты перегнали тоже удачно, правда, с большим сносом по течению.

Как только началась переправа, наша разведка отошла назад, километра на два, в засаду прикрытия — на случай, если начнется преследование. А что гитлеровцы не оставят нас в покое, сомнений не было. Они и шли все время по пятам, но напасть не осмеливались.

Первой показалась их разведка на мотоциклах. Солдаты мчались нахально, на высокой скорости. Как мы ругали себя за то, что не взяли моток тонкой проволоки! Натянутая на уровне сидящего человека, она срезала бы им головы! Пришлось ударить изо всего автоматического оружия, которое имелось у нас. Мы отлично понимали, кто пойдет за разведкой. Те силы сомнут нашу засаду в два счета, поэтому вынуждены были отойти. Торопились и оттого, что надо переправиться на противоположный берег Западной Двины, — это же не считанные секунды!

Любая разведка всегда держала самую тесную связь с командованием бригады. Но в этот раз в самые последние минуты она прервалась. К реке мы отходили обеспокоенные, не зная, как преодолеть ее. Перебегая от одной купки кустов к другой, каждый из нас ощущал щемящий холодок за спиной: а что же дальше?

Тут к месту сказать еще об одном неписаном законе партизанской борьбы. Он заключается вот в чем. Разведка — глаза и уши отряда. Бойцы этого подразделения пользовались большим уважением и любовью среди партизан, за них всегда вставали горой, не давали в обиду. Так вот, когда мы отходили к берегу и перед нами открылась широкая река, тогда вдруг поняли: придется стать плечом к плечу и дать последний бой. Оно чуть так и не произошло: уже первые цепи гитлеровцев показались метрах в ста — ста двадцати от нас.

Иван Попов, наш командир, отходил последним. Троих раненых он отправил чуть раньше, и, когда мы приблизились к обрыву, они ручным пулеметом из-за реки прикрыли нас. Своевременная помощь. Считанные секунды — и мы у кромки Западной Двины. Снова застрочили наши пулеметы и автоматы. Огонь был плотным, и гитлеровцы прижались к земле. Но положение по-прежнему оставалось безвыходным: не на чем переправиться — на этой стороне ни одной лодки.

В этот момент я оглянулся. Пересекая широкую, поблескивающую под майским солнцем водную гладь, к нам спешили лодки. Они натужно тянули за собой громоздкий плот.

— Ребята, — крикнул разведчикам, — оглянись!

Надежда придала нам силы. Можно представить, как берегли мы последние патроны. Три-четыре пули прицельно посылал каждый по залегшей цепи, чтобы хоть одного фашиста сразила эта коротышка-очередь. Отстреливаясь, все же отползали от куста к кусту. Ни до этого боя, ни позже никто из нас так скрупулезно не экономил патроны…