Тщательная подготовка, упорные тренировки, полная решимость каждого из нас выполнить почетное задание были залогом успешного достижения поставленной цели. Но мы знали и о той опасности, которая ожидала нас. Бездонные пропасти, крутые снежные сбросы, камни и островерхие скалы… А где их нет, неожиданных опасностей на пути идущего вперед человека? Главное — мы горели желанием совершить этот «коронный» прыжок в честь 50-летия ВЛКСМ.

В нашей стенгазете печатались заметки с призывами достойно встретить полувековой юбилей комсомолии. Мы об этом не говорили, но в душе все гордились, что являемся участниками такой важной экспедиции. И если быть откровенным, больше всего я волновался за себя: количество прыжков у меня меньше, чем у многих ребят…

К счастью, у пашен группы из тридцати шести человек все завершилось благополучно. Ребята блестяще выполнили прыжок. Случай с Асаенком и Михеевым показал, что наши парни не растеряются в любой обстановке.

Перед прыжком я о многом успел передумать. И о том, как в детстве прыгал с сосны с парашютом, сделанным из простыни, и о том, как испытывал парашюты собственной конструкции на кроликах… Ссадины на ногах у меня в ту пору не успевали заживать.

Перебрал в памяти всех сестер и братьев, представил, как они услышат по радио о нашей экспедиции и подумают: «Может, и Виктор там?»

В момент выброски мне было не страшно. Я лишь боялся, как бы не сорвало потоком воздуха кислородную маску…

Приземлился неудачно. Силой ветра был свален, тащился за парашютом и расшиб колено. Альпинисты, которые сопровождали нас с пика, помогали мне идти, на крутых спусках притормаживали веревками Очень хотелось пить и не хватало воздуха. Как и всех, очень клонило ко сну.

Наша группа, шедшая впереди, присела у теплых камней отдохнуть, сон тут же свалил многих. И я заснул. Вдруг слышу сквозь дрему чей-то громкий сердитый голос. Это подошел руководитель группы альпинистов Виктор Тимофеевич Галкин.

— Что вам, жизнь надоела? Разве можно садиться да еще и спать? Вставайте немедленно! — сердито говорил он. Откуда только такой бас появился. Всегда Виктор Тимофеевич говорил приглушенным мягким голосом.

Пришлось подняться А как не хотелось! Все мышцы были словно свинцом налиты.

Опытный, с большими заслугами альпинист Виктор Тимофеевич Галкин не случайно требовал продолжать движение. Все мы, конечно, утомились, летая над Памиром и прыгая на пик в кислородных масках. Хотелось отдохнуть, но надо было спуститься ниже, где больше кислорода. Там, на площадке, ждали нас палатки, обед и ночлег. Нельзя «раскисать» и спать высоко в горах, да еще под солнцем.

Стиснув зубы, я шел, как и все, хотя нога болела все сильнее и сильнее. Саша Мешков несколько раз пытался помочь мне нести груз, но я упорно отказывался.

Бросало меня, как на палубе в шторм. И опять я вспомнил Пашу: что она подумает, если узнает, какой я слабак?..

Наконец, трудный участок пути остался позади. Мы достигли «комфортабельного» базового лагеря. И хотя он высоко в горах, где холод и не так уж много кислорода, тут можно хорошо отдохнуть, восстановить силы.

Заночевали мы в палатках. Мне была оказана медицинская помощь, я смог уснуть. Только ночью просыпался и почему-то задыхался от недостатка воздуха.

За стенкой палатки мороз, мы в пуховых спальных мешках. Нам не холодно. Если бы не нога…

Утром снова отправились в путь. Припекало солнце, снег отсырел, идти было было очень трудно. Спустились до вертолетной площадки. Мне казалось: до меня никому нет дела. Всем же трудно. Но как только ребята узнали, что на вертолете есть два свободных места, они, как один, стали «ходатайствовать», чтобы взяли меня. Я не соглашался. Тогда кто-то сказал: «Иначе мы тебя, Датченко, понесем на руках, и нам будет тяжело, а тебе стыдно». Пришлось оставить ребят и лететь на вертолете».

На борту самолета осталось десять парашютистов: Петриченко, Прокопов, Морозов, Севостьянов, Юматов, Мекаев, Томарович, Глагольев, Сидоренко и Чижик. Все они перешли из гермокабины в просторный опустевший салон, заняли места согласно намеченной очередности прыжков, ждали сигнала.

Утром Памир был «чище». С той же высоты восьми тысяч метров он казался ближе, очертания скалистых гор и темные ущелья выделялись рельефнее, небо над ним было без единого облачка. А теперь слабая дымка закрыла Алайскую долину, растворила в себе черноту ущелий, далекий неровный горизонт слился с сероватым небом. Не нравились эти редкие хлопья облаков Владимиру Морозову. Он жестами показал на них Сидоренко, но тот махнул рукой: «Дьявол с ними, подумаешь, какая гроза».

Севостьянов возился со своим фотоаппаратом, подготавливал его к работе во время спуска на парашюте.

Наконец на борт самолета поступила информация:

Как на фронте радует успешная разведка боем, так и здесь удачное приземление первого в истории парашютного десанта на плато пика Ленина обрадовало тех, кому предстояло выполнить более сложный прыжок.

Начались взаимные поздравления, рукопожатия. Никто не мог сдержать улыбки, ее не скрывала даже кислородная маска… По-мальчишески радовались Юрий Юматов и Валерий Глагольев — постоянные соперники в соревнованиях и неразлучные друзья.

Между тем сигнала с земли, разрешающего прыжки отважной десятке, все еще не было.

«Прогулки» над Памиром начали уже всем надоедать. Юматов, словно израсходовав запас энергии на радость, притих и, казалось, задремал.

Вячеслав Витальевич Томарович что-то записывал в блокнот. Видимо, испытателя осенила новая мысль по улучшению парашюта, и он взял ее на заметку.

Старшина Владимир Мекаев подошел к иллюминатору, долго смотрел, не отрываясь, в сторону Ферганы. Может быть, думал о жене, сыновьях, которые всегда встречали отца на аэродроме и, стесняясь выразить свою радость, взяв его за руки, молча, как и их мать, шли к автобусной остановке… Хорошая, дружная семья. Встреча на аэродроме стала ее традицией.

Валерий Глагольев тоже то и дело заглядывал в иллюминатор. Нетерпеливо ждал, когда на пике появится оранжевый крест, означающий, что прыжки разрешены. Ровно в двенадцать часов тридцать минут он известил товарищей о появлении желанного сигнала.

Но это было только разрешение, а не команда. Теперь нужно ждать, что «скажут» разведчики — пристрелочные парашюты с балластом. Самолет опять зашел на знакомый курс. Со скрежетом открылся люк, в салон ворвался поток морозного воздуха и грохот моторов. Мелькнул, как молния, стабилизирующий парашютик, оранжевый комочек быстро отстал от самолета, уменьшаясь до красноватой точки, потом вспыхнул и застыл в кажущейся неподвижности.

Площадку, на которую должны были выбрасываться парашютисты, самолет пересек всего лишь за две секунды. Последовало еще два захода. Все делалось по заранее разработанному плану.

Кое-кому казалось это лишней предосторожностью. И один из руководителей незадолго до посадки в самолет, услышал реплику: «Не слишком ли много «оглядок»? Он сказал тогда: «Мы не можем допустить неоправданные жертвы».

А испытатель парашютов инженер Томарович, уже много раз рисковавший своей жизнью, тут же заметил:

— Когда они, жертвы, бывают оправданными? Никто не устанавливал обязательные нормы потерь человеческих жизней при испытании техники или в бою.. Но, к сожалению, победы без жертв весьма редки. Только перед матерью и детьми ничем не оправдаешься. Они, конечно, смирятся, потому что уже не вернешь человека, но в «закономерность потерь» не поверят…

Самолет делал решающий заход. Взоры парашютистов были прикованы к совсем крошечной, окаймленной черной рамкой, площадке. Под крылом на фоне снегов выделялись темные пятна и полосы. Это свободные от снега склоны и гребни гор.

Результаты пристрелки подтвердили правильность расчетов. Намеченная площадка вполне подходила для десантирования десяти парашютистов. Если на ней оказались все неуправляемые грузы, сброшенные с самолета, то парашютист, способный маневрировать при спуске, тем более может опуститься прямо на оранжевый крест…