Бой под селом Жукли был стремительным и жарким. Бесшумно сняв часовых, мы налетели на группу немцев и отряд полицаев. Через двадцать минут все было кончено.

Уже светало, когда наша чекистская группа втянулась в Холмянский лес. Часа через три ходьбы мы наткнулись на небольшую высотку, поросшую елями. Там, среди кустарников, мы обнаружили несколько заброшенных, полузавалившихся землянок. На этой высотке мы решили разбить свой маленький лагерь и передневать. Выдвинув на полтораста-двести метров посты, мы легли отдыхать после тяжелой бессонной ночи.

Комиссару не спалось. Припекало солнце, назойливо жужжали комары, проникая сквозь щели в плащ-палатке, вспоминалась военная Москва, откуда он так недавно был заброшен в тыл врага. Сняв телогрейку, повесив на плечо автомат, он решил обойти посты.

В лагере тишина. Улегшись как попало, в самых разных позах, крепко спят бойцы. Только птицы поют, да ветер иногда прошумит в вершинах елей.

Комиссар углубился в лес. Пройдя заросли кустарника, он вышел на лесную тропу, поднялся на взгорок, осмотрелся и… увидел гитлеровских солдат, окружавших лагерь. Незаметно приближались они к нашей высотке, обойдя ее с той стороны, откуда мы их никак не ждали. Как потом выяснилось, начальник районной полиции, уроженец этих мест, выследил нашу группу и провел немцев к лагерю скрытой в зарослях тропинкой.

Немцы тоже заметили комиссара.

— Стой! — крикнул начальник полиции. — Стой! Руки вверх!

Под дулами наведенных на него винтовок и автоматов комиссар быстро поднял руки: правую, чтобы метнуть в немцев гранату, левую — дать выстрел из пистолета — поднять тревогу, предупредить товарищей…

Я проснулся от залпа винтовочных выстрелов, автоматной стрельбы и криков наступавших на нас карателей. Мы заняли круговую оборону. Командир группы, Евгений Мирковский, с пятью бойцами ударил по оккупантам с тыла, обрушив на них огонь автоматов и гранат. Комиссар бил из-за ствола старой ели короткими прицельными очередями. Рядом яростно сражались товарищи.

Через несколько минут с карателями было покончено.

Отвага и находчивость комиссара спасли нашу группу. Всего несколько мгновений было в его распоряжении!..

Бывший партизанский комиссар Юрий Михайлович Бруслов здравствует и ныне, живет в Москве.

Кто из партизан Ковпака не знал, да и сейчас не вспоминает с теплой улыбкой отважного разведчика, весельчака и балагура Гришу Дорофеева! До войны он работал в цирке. Именно это обстоятельство сыграло важную роль в истории, которую я хочу рассказать.

Однажды ранним утром наша группа вышла на выполнение задания в район захваченной немцами станции Ясень. Шли через лес. Было тихо. Но вот над нашими головами, справа, где-то в соснах, раздалось: «Тум-тум-тум-тум-тум!» Черный дятел! В мирное время его иначе никто и не называл, как лесным барабанщиком, а теперь, в военное, — автоматчиком. Бойцы заулыбались, завертели по сторонам головами. «Ку-ку, ку-ку, ку-ку!» — закуковала в отдалении кукушка — значит, пришло настоящее лето. А рядом пичужка запела, мохнатая рыжая белка скакнула с ветки на ветку. По верхушкам деревьев скользнул золотистый луч солнца. Лес просыпался. Чистый, прозрачный воздух был наполнен запахом хвои. Дышалось легко и свободно.

Изредка перебрасываясь шуткой, взбудораженные чудесной свежестью этого замечательного июньского лесного утра, мы шли дальше, как обычно, гуськом, выдвинув метров на двести впереди себя скромную — два человека — партизанскую нашу разведку: Гришу Дорофеева и бывшего учителя Петра Ступака. Вскоре лес поредел, и мы стали видеть между деревьями маячившие спины наших разведчиков.

Дорофеев шел впереди, Ступак — метрах в ста за ним.

Внезапно Дорофеев поднял руку и опустил. Ступак быстро повторил это движение и скрылся в траве… Немцы!

По знаку командира группы Тутученко мы почти бесшумно бросились в кустарник, росший вдоль русла пересохшего ручья.

Маскируясь в кустах, я прополз вперед, нашел удобное место и, приложив к глазам бинокль, увидел сквозь редкие деревья на открытой поляне до полуроты немцев. На подводе стояли два пулемета.

Немцы в изумлении уставились в одном направлении, рассматривая что-то, видимо поразившее их воображение. Я повел биноклем в ту сторону, куда были повернуты головы немцев, и не поверил глазам.

По краю поляны Дорофеев катился колесом!

Вот он разбежался, перевернулся боком, взметнув руки вверх, перекувырнулся через спину на руки, подпрыгнул, еще переворот, еще прыжок — и он лихо крутанулся в сальто-мортале!

Ошеломленные неожиданным зрелищем, гитлеровцы стояли как вкопанные.

Подползший Тутученко выхватил у меня бинокль.

— Що, що це? — воскликнул он, вне себя от волнения.

Но мы уже все поняли: Дорофеев наткнулся на немцев внезапно. И вот он «дает представление», чтобы спасти положение — выиграть время. Даже минута сейчас для нас много значила!

— Хлопцы, за мной! Ратувати Гришу! — вполголоса скомандовал Семен Тутученко, скатился в овражек и побежал вдоль пересохшего русла, которое подковой огибало поляну.

Замысел его был прост: с фланга или с тыла, где будет удобнее, открыть огонь по фашистам и отвлечь их внимание от попавшего в беду товарища.

Тяжело дыша, мы изо всех сил спешили на помощь Грише, но Гриша в помощи уже не нуждался.

Показав гитлеровцам еще один цирковой номер, он сделал головокружительный трюк — свой любимый, как он часто нам говорил, пируэт — двойное сальто-мортале в противоположную от зрителей сторону, двумя скачками добрался до кустарника, скатился в овраг и будто сквозь землю провалился!

Спохватившись, немцы открыли огонь…

Позже, вспоминая это «представление» в лесу, Дорофеев, смеясь, говорил нам:

— Это был тот единственный в моей жизни артиста случай, когда я ни за какие аплодисменты не стал бы повторять свой номер на «бис»!

У западной границы партизанского края, недалеко от занятого оккупантами районного центра Гремяч, немцы прижали нас к реке. Мы, правда, успели оторваться от них, но теперь перед нами лежала широкая, полноводная в эту пору, с быстрым течением Десна. И тут, на удивление всем, выяснилось, что среди нас есть не умеющий плавать: подрывник Петро Сильченко.

Он скрывал от товарищей этот свой «порок», опасаясь, что его отстранят от участия в операциях. Не подумав о хлопотах, которые он мог доставить всей группе, Сильченко и на сей раз перед выходом на задание умолчал о своей беде. И теперь командир группы задумался: не бросать же товарища.

Место, где мы очутились, представляло собой голый пустынный берег; вблизи не было ни строений, ни кустов, ни деревьев, из которых можно было бы соорудить хоть небольшой плот.

Нас было тринадцать чекистов-разведчиков. Часть оружия, одежды и обувь мы завернули в плащ-палатки и переправили с хорошими пловцами. Командир группы, капитан Евгений Мирковский, и остальные товарищи, в том числе Сильченко, еще оставались на этом берегу.

Надо было, не теряя ни минуты, решить вопрос, как переправить нашего незадачливого друга через реку.

Михаил Вычеров предложил: вылить воду из наших алюминиевых фляг, крепко завинтить крышки, чехол каждой фляги сквозь ушко нанизать на кожаный пояс, и этот «спасательный круг» надеть на Сильченко. Мирковский план одобрил.