— Да я, собственно, еще в отпуске.

— Тогда пойдем, покажу свой курятник.

— Что ты имеешь в виду?

— Конструкторский отдел! Женщины, я тебе скажу!.. Цветник, а не отдел.

Они миновали проходную, направляясь к трехэтажному, из белого кирпича, зданию — дому заводского управления.

— Ну а сын хоть у тебя есть?

— Дочь.

— Бракодел! А у меня два сына! — гордо заявил Сандро и вздохнул. — С возрастом, говорят, круг интересов у человека сужается, это верно. Работа — семья, семья — работа. А в молодости бывало…

Ноздри его длинного, крючковатого носа затрепетали, в глазах вспыхнул огонь.

— Да, в молодости на все азарту хватало: стадион, театры, рестораны. Теперь все это в прошлом. Зато собрания, совещания, заседания. Живешь, как заведенный механизм, забывая, что ты все-таки человек, черт возьми!

Сандро завел Андрея в огромный светлый зал, сплошь уставленный кульманами, за которыми сидели и стояли работники конструкторского отдела — почти все женщины.

— Пасматри, пасматри! — хвастался Сандро. — Все, как одна, красавицы. Не то что на твоем ЛИС. Наверное, всего одна женщина, да и та доктор…

Аргунов переступал с ноги на ногу, сконфуженно оглядывался: действительно цветник. А некоторые даже очень хорошенькие….

— Ну чего растерялся? А еще летчик-испытатель… Да выбирай любую!

— Сандро Вартанович! — позвали Гокадзе, и, оглянувшись на этот зов, Андрей увидел ту девушку, которая удивила его своим сходством со Светланой. Она подошла к Гокадзе и протянула ему ворох бумаг: — Подпишите!

И пока тот подписывал, молча и с какой-то ласковой снисходительностью посматривала на него. Приняв бумаги, улыбнулась:

— Спасибо. Однако так делать не полагается.

— Что именно?

— Вы не глядя подписали несколько бланков.

Сандро великодушно рассмеялся:

— Лариса, не пугайте меня, я вам полностью и безоговорочно доверяю.

Аргунова девушка не заметила. Когда она скрылась за дверью, Гокадзе поднял вверх три пальца и поцеловал их.

— Не девушка — персик! Хочешь познакомлю?

— Да куда уж мне, старику… Она скорее в дочери годится…

— А ты что, не женат? — обрадовался Сандро. — Тогда мы тебя мигом женим! Да за тебя, летчика-испытателя, какая хочешь пойдет!

И он дурашливо закричал на весь зал:

— Товарищи женщины, слушайте мою команду! Появился завидный жених, всех незамужних прошу ко мне!

Женщины заулыбались, но выполнить команду своего начальника вовсе не торопились.

— Что? Вы все замужем? Вай-вай, что же нам делать?

— Перестань! — попросил Аргунов. — Что ты их смущаешь?

— Да, их смутишь! Просто они знают, что я очень строгий и не позволю без особого разрешения покидать рабочие места. Зато после работы… Ну ничего, — успокоил он Аргунова, — займемся ими в индивидуальном порядке. Главное, держись меня. Я… как это по-русски? Густой сват. Такую за тебя сосватаю — пальчики оближешь!

Да, Сандро Гокадзе ничуть не изменился: каким был в молодости — весельчак-балагур, — таким и остался.

Андрей был рад, что встретил Сандро, однако он безотчетно все время оглядывался на дверь, за которой скрылась знакомая незнакомка. Теперь, правда, он знал, что ее зовут Лариса и что она работает в серийно-конструкторском отделе.

— А где Русаков? — прервал его мысли Гокадзе. — Помнится, вы с ним были неразлучны.

— Русаков на фирме у генерального конструктора работает. Героя присвоили.

— Нет, вы пасматрите! — опять вскричал Сандро. — Люди живут, героями становятся, а тут…

— Но по твоей физиономии не видно, чтобы ты был недоволен жизнью, — возразил Аргунов.

— Я доволен, очень доволен, однако ж обидно!

— А кто говорил: «Лучше быть хорошим инженером, чем плохим летчиком»?

— Эх, Андрюха! — Гокадзе сощурил свои шмелиные глаза. — Говорил ведь себе в утешение. А летать хочется! Я до сих пор во сне летаю.

Расстались добрыми друзьями. На прощание Сандро обещал вскоре наведаться на ЛИС.

— Хоть посмотрю, как другие взлетают.

Первым на ЛИС Аргунова встретил механик. Полное добродушное лицо его расплылось в улыбке.

— С приездом, Андрей Николаевич. Как отдохнули? Как дочка?

— Все в норме! — Андрей кивнул, показывая в небо: — Кто там, Струев?

— Волк.

— Какой еще Волк?

— Нового летчика прислали.. Фамилия такая.

— Понятно. С места да в карьер?

— Что вы сказали?

— Для пилотажа зона, говорю, имеется, а он над аэродромом резвится.

Аргунов поднялся в летный зал. В глаза бросились разные новшества: новый бильярдный стол, новая мебель, цветной телевизор. Против входа во всю стену красовались вырезанные из пенопласта буквы: «Испытательная работа является наиболее сложным, напряженным и ответственным видом летной работы». А кто этого не знает?.. Вокруг — схемы, схемы, куда ни повернись. От них тесно и неуютно.

В зал с шумом ввалились летчики.

— Андрюха, наконец-то!

Аргунова обступили, тормошили, пожимали руки, засыпали вопросами:

— Пресс-конференцию устраивать будешь?

— Поди, наелся шашлыков?

— А как насчет рыбалки, хоть одну форельку поймал?

— Смотри-ка, а загорел как!

Андрей, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, подошел к дивану и грузно опустился, раскинув в стороны руки. Он хотел бы их обнять всех сразу, таких близких и родных. Вот Федя Суматохин — моторный парень, со взрывным, неуживчивым характером. Этот не станет разводить дипломатию, вспылит, рубанет с плеча, если что не по нему, а потом одумается: извини, был не прав. Зато верный товарищ.

Вот флегматик и молчун Волобуев — из него слова хоть штопором вытаскивай. Основательный человек.

Вот руководитель полетов Володя Денисюк. Общий любимец испытателей.

Андрей повел вокруг рукой:

— Ну и понавешали вы тут всего!

Толстяк Волобуев, в синем свитере, плотно обтягивающем его могучие плечи, шумно засопел, как всегда, когда был чем-то недоволен:

— Показуха.

— Был дом как дом, а сейчас… — широкоскулый Суматохин в сердцах швырнул на диван кожанку. — Задержись ты, Андрей, еще на полмесяца, Струев, уверяю, сюда и осциллографов понатащил бы. Не летный зал, а учебный центр.

— Ну-ну, вечно ты на него бочку катишь, — вступился за Струева Аргунов. — Кстати, где он сейчас?

— Струев отсутствует по причине присутствия в другом месте.

— В кабинете у Вострикова, где же! Правая рука…

— Он сюда заявляется только ЦУ спущать.

— Я смотрю, без меня вы тут все перессорились.

— Струев — еще не все. А он и вправду без тебя развернулся. Начальника из себя строит.

— Спокойнее, спокойнее, Федя, сбавь оборотики. А как тут новый?

— Вон он — на посадку заходит.

Аргунов подошел к окну.

К началу полосы осторожно подкрадывался неуклюжий в предпосадочном режиме истребитель. Вот он начал плавно выходить из угла снижения и с задранным носом сыпаться к земле. Из хвостового контейнера вывалились и сразу наполнились два тормозных парашюта, заметно погасив скорость. Самолет просел, слегка плюхнулся на бетон, из-под колес пыхнули два дымка.

— Пары калот как не бывало, — обронил Суматохин.

— Неплохая посадка, — одобрительно произнес Аргунов, стараясь представить себе, каков он, этот Волк.

Минут через десять вошел Струев, как всегда одетый подчеркнуто аккуратно.

— С приездом, Андрей Николаевич, — сказал он и обернулся: — Вот наш новый летчик.

Только теперь Аргунов обратил внимание на человека небольшого росточка, худенького, остролицего, невзрачного.

Тот стоял немного смущенный, и на его втянутых щеках гулял румянец. Чувствовалось, робеет.

«Замухрышку какого-то прислали». Андрей протянул ему руку:

— Здравствуйте. Аргунов.

— Волк, — назвался новенький.

— Волк? — переспросил Аргунов.

— Так точно! — по-военному отчеканил тот.

— Какой же вы Волк? Скорее Волчок.

Все засмеялись, кто-то сказал: