Свет в спальне миссис Клайтон погас в одиннадцать двадцать, так что я мог позволить себе войти в дом в полночь. Ожидание ставило одну проблему: сохранить тепло. Холодные руки и даже ноги могут привести к опасным последствиям, когда мозг и тело должны максимально сосредоточиться на том, что делаешь. Суперинтендант Плейделл из Скотленд-Ярда рассказывал мне, что однажды полиция взяла вора потому, что у него от долгого ожидания на одном месте озябли и затекли ноги. Лучший способ согреться в весеннюю ночь, конечно, походить, к тому же это не представляет никакой опасности. Я погулял минут двадцать и вернулся к воротам. Полный энтузиазма, я вошел в сад и двинулся вдоль стены дома. Гараж был расположен со стороны фасада, и я бы укрылся там, если бы было холоднее: девять гаражей из десяти обогреваются в холодные ночи маленькой печкой на мазуте.

Я прошел через сад, стараясь идти под фруктовыми деревьями, чтобы меня не мог заметить сосед, если бы он вдруг выглянул в окно. К стене, стоявшей позади владения, вела тропинка. Стена была меньше четырех с половиной футов в высоту, и ее гребень не был утыкан острыми прутьями или осколками битого стекла. Мне бы потребовалось максимум три минуты, чтобы выскочить из дома и оказаться за рулем «форда», оставленного на площадке, плавно спускавшейся под уклон, развернутого в сторону дороги и стоявшего так, чтобы никто не мог, поставив свою машину, помешать мне быстро уехать. Я достал сигарету и сунул ее в рот, но не стал прикуривать: сейчас было не время привлекать к себе внимание подобными глупостями. Когда конец сигареты совсем намок, я убрал се в свой портсигар — я ни за что не бросил бы сигареты, чтобы доставить удовольствие полиции — и сунул в рот два кубика шоколада. Затем я подошел к двери для прислуги и при свете карманного фонарика внимательно осмотрел замок. Этот фонарик я снабдил резиновым капюшоном, который мог сложиться, как абажур, и раскрыться, чтобы только тоненький лучик освещал замок или оконный запор и чтобы его не было заметно издалека. Все мои инструменты размещались на специальном поясе, который я носил под брюками, но поверх рубашки. Я точно знал, где что находится, и взял себе за непреложное правило класть инструмент на его место, прежде чем брать другой. Я был всегда готов удрать, ничего за собой не оставив.

Я капнул в замок немного масла, вставил в скважину отмычку и стал медленно поворачивать ее. Я машинально улыбнулся: замок был одним из тех, открывать которые легче всего. При этом я повернул отмычку, и как раз в тот момент, когда должен был прозвучать щелчок, грузовик на дороге переключил скорость.

Синхронность была настолько полной, что я хохотнул вслух.

Отперев замок, я мог надеяться легко открыть дверь, но в ту ночь удача сопутствовала мне не во всем: дверь была закрыта на задвижки вверху и внизу. Проблема задвижек — это больше вопрос времени, чем сложности, и с соответствующими инструментами легко прорезать или пропилить дерево, чтобы просунуть тонкую проволоку и отодвинуть задвижку. Правда, мне понадобился год, чтобы усовершенствовать необходимые инструменты. Двери из дуба и вишни обычно прочнее других, но единственная разница — в затрачиваемом времени.

В тот вечер это заняло семь минут, в течение которых пять грузовиков переключали скорость.

Я бы никогда не согласился спать в таком шумном доме, но, очевидно, миссис Клайтон и ее дочь так привыкли, что даже не замечали эти шумы. Я вошел на кухню, закрыл дверь и включил свой фонарик. Из крана капала вода, гудел холодильник, но этого было недостаточно, чтобы заглушить звуки, которые могли возникнуть при моей работе. Я глубже сунул пальцы в перчатки, ощупал инструменты, чтобы убедиться, все ли на месте, и вышел из кухни в коридор. Он был довольно широким, как и холл в форме буквы «L». В одном конце была маленькая столовая, справа — гардеробная и длинная гостиная, занимавшая весь фасад. Я заглянул во все эти комнаты, но не заметил ничего, кроме запаха сигаретного дыма.

Я повернул к лестнице, перебирая в памяти все, что знал о расположении комнат второго этажа. Оно было простым. Кабинет, где стоял сейф, находился справа от лестницы. Сейф был модели «Герметик» — надежный, но легко открываемый, когда знаешь, как он сделан. Это был лучший из сейфов с двойным замком, открываемым двумя ключами. Более сложные модели были мне не по зубам. Мне часто приходилось отказываться от великолепных возможностей, потому что они требовали слишком много времени и специальных инструментов для разрезания дверцы. Поднявшись на площадку, я внимательно прислушался, но не услышал никакого другого звука, кроме далекого гудения холодильника, который видел на кухне. Я воспользовался проездом грузовика, чтобы открыть дверь кабинета: она не была заперта на ключ. Я закрыл ее за собой, включил фонарик и подошел к шкафу, где, как я знал, стоял сейф. Дверь была закрыта на ключ, что являлось хорошим признаком. Мне потребовалось меньше минуты, чтобы открыть ее, предварительно убедившись, что от нее не отходят провода сигнализации. Существует новый тип сигнализации. Ее можно и нужно установить на каждой двери, за которой могут лежать крупные ценности. Звонок устраивает жуткий шум в течение нескольких минут, и, хотя его можно отключить, я всегда радуюсь, если его нет.

Я открыл дверь. Сейф был передо мной, даже не накрытый куском ткани. Слово «Герметик» заблестело золотыми буквами в луче моего фонарика. Я опустился на одно колено, осмотрел замок, проверил, нет ли системы сигнализации, и взялся за работу. Я рассчитал, что мне понадобится полчаса. Особого шума быть не должно, только скрежет тонкого напильника по металлу. Я давно усовершенствовал способ, позволявший мне использовать ключи из мягкого металла, которые не производят резкого звука, когда их подтачиваешь, но достаточно прочны, чтобы открыть замок, когда подходят по размеру. Я запасся наборами ключей от всех сейфов, интересовавших меня, потом заучил наизусть размеры различных моделей, а потом вытачивал и подпиливал ключи в моем гараже до тех пор, пока они не становились нужного размера. Принципиальная сложность операций вроде той, что я проводил, была в том, как получить точный рисунок внутренней части замка. Для этого я намазал мои ключи лаком для ногтей и подождал, пока он высохнет, затем вставил ключи в оба замка и повернул их, насколько возможно. Я твердо удерживал их в этом положении, потом повернул в обратную сторону и вынул. Детали, помешавшие ключам повернуться до конца, оставили тонкие царапины на лаке. Тогда я подпилил ключи до этих царапин. Иногда приходилось вставлять ключ раза два-три, прежде чем удавалось открыть замок, но я научился работать очень быстро.

В тот вечер ни один замок не доставил мне неприятностей.

Я считаю, что момент открывания дверцы сейфа приносит самое сильное, почти чувственное удовольствие. Я знал, что замки открыты. Оставалось взяться за ручку и открыть дверцу. Я сделал это медленно, с нетерпением ожидая секунды торжества, когда дверь полностью повернется на петлях. Воровство и взламывание замков — это дело, содержащее две стадии: постепенное развитие напряжения и его кульминация — открывание двери.

Эмоции при этом, как я замечал, настолько сильны, а дело так поглощает, что я даже не думаю о том, что может произойти в ближайшие минуты. Однако с той секунды, как дверца открыта, я падаю с небес на землю, а в мозгу растет страх быть пойманным. Обычно самый неприятный момент тот, когда я, положив драгоценности и деньги в карман, должен закрыть дверцу и уйти.

Я направил луч моего фонаря на содержимое сейфа. Там оказалось больше денег, чем я рассчитывал найти: три пачки пятифунтовых купюр, в каждой билетов по пятьдесят. Мне пришлось сначала взять их, чтобы добраться до шкатулки с драгоценностями. Я помнил описание украшений и, открыв футляры, проверил, всели на месте. Было маловероятно, что это копии. Если настоящие драгоценности лежат в надежном месте — например, в сейфе банка, — стоимость страховки значительно понижается, а люди всегда рады сэкономить на страховке. Однако Клайтоны поступали иначе.