С е в а (басом). Гениальный чай.

Д а ш а (как на уроке иностранного языка). Вы любите чай? Да, я очень люблю чай. Наша дружная семья пьет чай каждое утро. Сухарики «Пионерские» помогают от бронхита. (Положила череп на стол.) «Кузьмич» тоже член семьи.

О л ь г а  М и х а й л о в н а (с хитрой улыбкой). Есть такая картина «В гостях у бабушки», «Визит к бабушке», что-то в этом духе, вы должны знать, Наташа, вы же искусствовед.

Наталья Борисовна молчит.

По-моему, «Посещение бабушки». И, по-моему, Эрмитаж. И, по-моему, французский художник Луи Ленен. Я не ошиблась? Так уж раз вы посетили бабушку и такая идиллия — расскажите, что произошло в семье Усольцевых. Кое-что я знаю. Но, видимо, далеко не все? Я права, Наташа?

С е в а. Буся, это я их вздрючил. Затеял тут одну авантюру спортивного плана. Слушайте, родители, а хотите — никуда не поеду?

Д а ш а. Папа!.. Я могу вам всем помочь. Я все выдумала… Ничего не знаю. Ничего не видела. (Все более возбуждаясь.) То есть видела… Ну, что я видела? Сидят в сквере два человека… А я какие-то выводы… (Со слезами.) Не старайтесь, вы не сможете изменить свою жизнь, вы — безвольные люди. Папа, ты послушаешься меня, хорошо?

У с о л ь ц е в. Хорошо.

О л ь г а  М и х а й л о в н а (как бы про себя). Этого всего даже я не ожидала.

Все молчат, любое слово взрывоопасно.

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а. Вы спрашиваете, Ольга Михайловна, что произошло? Произошло то, что семьи Усольцевых уже нет. И я не должна была сюда приходить. Но одно дело, когда из дома уходит муж, это почти в порядке вещей, другое — дочь. Поэтому я здесь. Я не могу потерять дочь. (И вдруг тихо, потерянно.) Гена, прошу тебя, ты должен на нее воздействовать.

Усольцев не ответил.

С е в а. А чай действительно потрясающе вкусный. Вы вот все шутите, шутите…

Д а ш а. Помолчи, хватит. (Отошла в дальний угол.)

О л ь г а  М и х а й л о в н а (негромко, но ясно: началось). А знаете, Наташа, я не удивлена. Я помню пятьдесят пятый год.

У с о л ь ц е в (весело). Мама!..

С е в а (зная, что не остановить). Буся. Может не стоит?..

О л ь г а  М и х а й л о в н а. Мы с Люцией отдыхали в Пярну, удивительно хорошо было, чисто, безлюдно, тогда эти места еще не освоили в массовом порядке. И мне пришлось срочно вернуться. По острому сигналу Злодея Фаддея. Я вошла — вы, Наташа, сидели с Геной за столом, вот за этим.

Сева встал, медленно отошел.

…и обедали. То есть ели из банки консервы «Ряпушка в томате» и заедали тортом «Сюрприз». Кстати, я не удивляюсь, что у вас обоих теперь плохо с печенью.

Усольцев тоже встал, отошел; две женщины сидят друг против друга.

В комнате был чудовищный беспорядок, постель не застелена…

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а. Это немножко смешно, Ольга Михайловна. С тех пор я столько раз стелила постели… И здесь дети…

О л ь г а  М и х а й л о в н а (ровным тоном). Увидев меня, вы, Наташа, не смутились. Вы с вызовом сообщили, что любите Гену, но штампа в паспорте вам не нужно. Сразу стали рассказывать, что вас пишет Гусляров, что вам предлагают аспирантуру, прочли вирши собственного изготовления.

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а. Аспирантуру мне только обещали… Вирши я давно бросила. Какое все это имеет значение сейчас!

О л ь г а  М и х а й л о в н а. Все было заложено уже тогда. Вы слишком нравились себе, Наташа, — на всю жизнь. Помню, вы говорили, говорили, а я глядела на вас и как-то сразу себе все представила. (Оглядела всех.) В какой-то мере и сегодняшний вечер…

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а (легко). Да, я была ужасная дура: говорила что думала… И все-таки это тоже немножечко смешно, Ольга Михайловна. Было еще двадцать пять лет жизни. Думаю, даже сейчас Гена не скажет, что все они бросовые. (Смотрит на Усольцева.)

Сева подошел, захрустел сухариком «Пионерский».

С е в а. Слушайте, ребята: буся, мама. Обиды одна тысяча девятьсот пропащего года… Буся, по-моему, ты уже все высказала. Вернемся к нашим баранам, то бишь к чаю.

О л ь г а  М и х а й л о в н а. Я только начала, Наташа.

Сева вздохнул.

Все было в этой вот комнате, мы с Люцией невольно наблюдали и поражались… Типичное утро Наташи: не успев проснуться и, простите меня, сбегать в уборную, вы включаете песенки Окуджавы. Потом хватаете сигарету и, не одевшись, прямо в ночнушке беседуете по телефону с кем-то из вашей бражки. Помню, однажды полтора часа обсуждали фильм «Чайки умирают в гавани». Мы с Люцией даже посмотрели — ничего экстраординарного… Потом мчитесь на очередную сенсационную выставку. Потом… Нет, что-то я не то говорю. Я хотела другое… Главное… (Глубоко задумалась.)

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а (встала). Дарья, нам пора… Хорошо, побудем еще немного. (Вернулась.) Я хочу, Ольга Михайловна, чтобы вы поняли одно. Гене плохо не потому, что я. Или они… (Кивнула в сторону детей.) Ему плохо вообще… Он был самый яркий из всех, кого я знала, из всей нашей бражки… Не получился он. Что такое в наши дни обыкновенный инженер, рядовой врач?

Ольга Михайловна смотрит удивленно, это заставило Наталью Борисовну продолжать.

Средненькая, несчастненькая интеллигенция… Середнячки-нулевички. Ничего не можем, ничего не значим. В наше время, честное слово, даже бомжем беспачпортным быть престижнее. Хоть какой-то колорит…

У с о л ь ц е в (захохотал). Мы с тобой всегда понимали друг друга. Я пришел к тому же выводу.

О л ь г а  М и х а й л о в н а. Вот вы и проговорились, Наташа. Вы всегда гнались за модой и чужими мнениями. А они меняются… (Помолчала.) Теперь все готовы записаться в неудачники. Составили себе набор достижений, единый для всех… То-то, то-то, то-то, как в магазине заказов. Карьера, сверходаренные дети, престиж… Не получил чего-то — готово, неудачник. В конце концов удачниками будут у вас считаться разве академики да чемпионы мира. Конечно, когда такой набор вместо Бога — всякий может считать себя неудачником. (Посмотрела на спокойно дымящего сигаретой сына.) Если у Гены что-то не получилось, если он тоже вообразил себя неудачником (почти грозно), уверена, это не так, — виноваты вы, Наташа.

Н а т а л ь я  Б о р и с о в н а. Сколько красивых фраз я слышала под этим амуром Васькой. Вечное: так Усольцевы не поступают, так в нашей семье не принято… Все эти правила, традиции. Непременно — чтоб кончил свой технический вуз, у нас в роду все инженеры и врачи. Ну, вот и результат. Чтобы чего-то добиться — ему всю жизнь не хватало только одного (встала): раскованности. Слишком много запретов и правил.

О л ь г а  М и х а й л о в н а. Видите ли, Наташа. Если мы, Усольцевы, еще существуем (тоже встала), не растворились, как многие — поверьте мне, многие! — спасибо этим правилам и традициям. И тому, что у нас в руках было дело. Дело! Когда у человека дело в руках — он хозяин. При всех обстоятельствах. Нам незачем было заискивать перед временем. Считайте, Наташа, это и есть главное, что я хотела сказать.