Л и з а. Да брось. Не подводи базу. На самом деле ты просто лентяй. Элементарная лень, боишься сделать лишнее усилие.

Л у к а ш а. Ошибаешься. Я не лентяй. Я  н е  а к т и в н ы й. Не активный, понимаешь? Вся родовая активность ушла на тебя. Ты — восходящая линия, я — нисходящая. Только меня от таких активных, как ты, тошнит.

Л и з а. Думаешь, мне легко? Я накручиваю себя каждый день. Каждую минуту. И в школе, и на корте. Не даю себе расслабиться. В конце концов, наверное, сорвусь. Тоже не оправдаю великих надежд.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (обернулась, устало). Что с вами, дети?.. Думаете, нам с отцом легко все это слушать?

Л и з а. Я тоже не поеду к Борташевичам. (Вышла в соседнюю комнату, села, поставила на колени «Грундиг», но не занимается, смотрит куда-то в пространство.)

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Как ты мог так говорить с сестрой, Лукаша…

Л у к а ш а. Мама, мы не любим друг друга… (Тоже вышел, молча прошел мимо сестры, сел в углу.)

Родители остались одни в комнате. Тягостное молчание. Потом Алексей Лукич медленно подошел к столу, взял концентратор, положил обратно в картонный ящик и поставил под стол.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (тихо, почти просительно). Алеша…

А л е к с е й  Л у к и ч. Я ухожу.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Ты не обедал.

А л е к с е й  Л у к и ч. Ты прекрасно поняла. Я вообще ухожу.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а (замороженно). Ну что ж…

А л е к с е й  Л у к и ч (очень спокойно, как о чем-то давно обдуманном и решенном). Я устал от всего этого. Идиллия для Борташевичей, ад для нас. Мы ведь живем ради какой-то видимости. И легенды твои — чтобы все подогнать под эту видимость, чтобы ничего, как в жизни.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Да, конечно, я создаю легенды на тему — счастливый семейный очаг. А что прикажешь делать? Лиза — талантливый человечек, но жесткий, абсолютная эгоистка. Лукаша — ноль, вялый, инертный, всегда был такой. У нас с тобой давно трещинка… Вот и легенды. Но они хоть помогают жить. (Села, провела рукою по глазам.)

А л е к с е й  Л у к и ч (сухо). Татьяна.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Прости. Мне ведь все это не положено — слезы и прочее… Можно только, я задам один вопрос? (Не дожидаясь ответа.) Ты действительно веришь, что тебе с этой девочкой будет лучше?

А л е к с е й  Л у к и ч. Здесь я нужен только как функция. Обеспечиваю высокий жизненный уровень. И соответствующий престиж. Она меня любит за меня самого.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. А лауреатство, ученые степени, почетные звания — это ей не нужно? И ты в это веришь? Истинно мужская наивность. Тоже ведь легенда: бескорыстная любовь перед заходом солнца.

А л е к с е й  Л у к и ч. Я знаю одно, Татьяна. Если у нас было в доме что-то человеческое, так ушло вместе с этим несчастным псом. Он хоть действительно любил нас всех. И не за видимость.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Накаляешь себя смертью Барона. Не очень-то честно, Алексей.

Опять замолчали. Лукаша встал, подошел к сестре, как будто хочет что-то сказать, но она уже, по-видимому, овладела собой и снова вполголоса твердит английскую фразу. Лукаша постоял секунду и вышел во вторую комнату. Посмотрел молча на отца и мать.

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Что Лиза?

Л у к а ш а (пожал плечами). Взяла себя в руки. Сидит, учит английский.

А л е к с е й  Л у к и ч (подошел к окну, немного растерянно — его вопрос просто способ что-то сказать). Тебе сейчас не нужна машина?

Л у к а ш а. Да нет…

А л е к с е й  Л у к и ч. Да нет… Живешь ты как во сне… Всю жизнь мне хотелось большую семью. Устанешь на работе как следует, по-человечески, придешь домой, сядешь за стол, народу полно, дети, внуки… Все — немного ты. Все идут от тебя, продолжают. Обеспечивают бессмертие. А что толку, что у Лизки мои глаза, а у тебя — мой рост? Обеспечил бессмертие… (Быстро ушел.)

Л у к а ш а. Папа что — хочет уйти от нас?

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Может быть. В конце концов, это его дело. Погуляет — вернется. Или не вернется. Все равно…

Л у к а ш а. Пойду поброжу…

Т а т ь я н а  А н д р е е в н а. Опять? Опять явишься ночью?.. Опять веселый? А что дальше? (Пауза.) Ладно, иди. Я уже поняла: людей не переделаешь, ни тебя, ни Лизу, ни отца. Иди.

Лукаша постоял, пошел, потом вдруг обернулся.

Л у к а ш а. А может, нам действительно взять какую-нибудь дворнягу?..

Из соседней комнаты доносится шорох перематывающейся магнитофонной ленты, голос Лизы: «Ай хэв дрымд ту плэй эт Уимблдон», затем — неожиданно — детская английская песенка «Хэа ун гоу раунд тэ талбэри баш»[1].

Еще звучат английские фразы, когда начинается история четвертая.

С и л ь в а — 30 лет.

Ее  м а т ь — за 60 лет.

Т а н я, ее дочь, — подросток.

К и р и л л.

П е р ф и л ь е в  С е в а.

Областной центр. За окошечком театральной кассы-киоска сидит  К а с с и р ш а, очень миловидная, оживленная. Перед окошечком стоят двое, один побойчее — он ведет разговор, — другой потише. Обычная обстановка театральной кассы, выделяются афиши: «Дом культуры металлистов. Ансамбль цыган. Театрализованное представление», «Драмтеатр. У. Шекспир. Венецианский купец».

Б о й к и й. Вот вы, как работник сферы искусства, и должны нам посоветовать, куда сегодня вечером бросить кости.

К а с с и р ш а. В баню.

Б о й к и й. Обижаете. Неужели мы производим впечатление грязных типов? (Показал на друга.) Посмотрите, вполне приличный член общества.

К а с с и р ш а. Вас разберешь. Идите в свою гостиницу, пишите письма женам.

Б о й к и й. Мы еще в девках ходим.

К а с с и р ш а. Все вы холостые, как за первый шлагбаум.

Т и х и й (потрогал друга за плечо). Предложи в ДК… На цыган.

Б о й к и й. Вот у моего напарника конструктивная идея. Насчет цыган — давайте посетим. Он сам стесняется сказать, он у нас застенчивый…

К а с с и р ш а. На цыган? На цыган карасики есть.

Б о й к и й. Простите, мы темные. Карасики — это как перевести на русский?

К а с с и р ш а. Горящие билеты. Будете брать?

Б о й к и й. При одном условии. Если вы, так сказать, окажете нам честь.

К а с с и р ш а. Видите, какая я доходяга? Восемь часов у форточки. Вы идите на цыган, а я — отсыпаться.

Б о й к и й. Позвольте вам не позволить. Нет, серьезно, вы выглядите на сто один процент. Спросите у напарника, он у нас никогда не врет.

Т и х и й (от неловкости особенно густым басом). Нет, точно… Вы вполне… на уровне…

К а с с и р ш а. Какие комплименты. Опасные мужчины. Джигиты.

Б о й к и й. Ну что вы. Мы — скромные инженеры. Кстати, разрешите представиться: Кирилл.

К а с с и р ш а. Сильва.

К и р и л л (запел). Сильва, ты меня погубишь!..

С и л ь в а. Вот-вот. Моя мать услышала эту арию — ну, и погубила меня. Наверное, из-за этого имени я и стала театральной кассиршей.

Т и х и й. А меня — Перфильев Сева.

С и л ь в а. Очень приятно.

К и р и л л. Сильвочка, только еще одно предложение.

С и л ь в а. Все предложения — через газету.

К и р и л л. Это не официальное. Пригласите еще свою подружку. Так сказать, для симметрии.

С и л ь в а. Вы, по-моему, не инженеры, а спринтеры.

К и р и л л. Мы вас не поняли.