Христос отказывается отвечать на вопросы Ханнана. Он предлагает, в соответствии с законом, представить свидетелей обвинения: «Они должны знать, что Я говорил».

Историкам не очень много известно о процедуре допроса у древних евреев. Но похоже, существовало прямое запрещение бить подсудимого: человек, против которого выдвинуты обвинения, имел право защищаться всеми доступными способами.

Тем не менее стоявший рядом с Христом стражник ударил Его по лицу. В ответ Христос еще раз указывает на то, что допрос ведется с нарушением закона. Обвинение против Него не сформулировано: судьи так и не смогли доказать, «в чем Он не прав». А значит, Он просто не может считаться обвиняемым.

Однако после этого предварительного допроса дело Иисуса из Назарета было передано в суд высшей инстанции. Из дома Ханнана Арестованного перевели во дворец первосвященника Кайафы, где должно было состояться выездное заседание Синедриона.

Иосиф по прозвищу Кайафа («Каменный») занял пост первосвященника в 18 году нашей эры. Обычно первосвященники удерживались на посту год, от силы два. Кайафа же стал абсолютным рекордсменом: свою должность он занимал целых восемнадцать лет!

Для евреев того времени первосвященник был духовным лидером. Но этим его роль не ограничивалась. Помимо этого первосвященник еще и возглавлял Синедрион — высший орган местного самоуправления.

Само по себе слово «синедрион» — греческое. Означает оно «совет». В состав Совета входил семьдесят один человек, весь цвет иерусалимской знати: первосвященник, члены его семьи, старшие священники, уважаемые горожане, авторитетные знатоки Священного писания.

Вряд ли в разбирательстве дела Иисуса участвовали все до единого члены Синедриона. Утром начинался великий праздник Пасхи, а на дворе стояла ночь. Скорее всего, судьи обошлись необходимым кворумом в двадцать три человека или чуть больше.

Вообще-то заседания Совета должны были проходить в специальном каменном здании, выстроенном рядом с Храмом, или даже на территории самого Храма. В этот раз заседание было проведено у Кайафы во дворце.

То, что известно историкам о процедуре еврейского суда, вызывает исключительно уважение. Русскому суду и не снилось такое уважение к правам подсудимого, какое существовало в древней Иудее.

Процедура суда была расписана в деталях и целиком направлена на то, чтобы, не дай бог, не осудить невиновного. Особенно тщательно все судебные процедуры соблюдались в тех случаях, когда речь шла о возможности смертного приговора.

Судебное разбирательство начиналось с выяснения вопроса: существуют ли обстоятельства, которые смягчают вину подозреваемого? Только если выяснялось, что таких обстоятельств нет, суд приступал к опросу свидетелей.

Свидетелями на суде могли выступать только люди с незапятнанной репутацией и незаинтересованные в исходе дела. Азартные игроки, торговцы, уличенные в обвесе, дрессировщики голубей и прочая сомнительная публика в суд просто не допускалась. Малейшая сбивчивость в показаниях свидетелей всегда трактовалась в пользу обвиняемого.

Если суд решал оправдать подозреваемого, то приговор оглашался сразу. И из-под стражи обвиняемый освобождался тоже сразу. А вот если суд решал, что подозреваемый виновен, то вынесение решения откладывалось на день: за это время могли всплыть какие-нибудь смягчающие обстоятельства. Интересно, что до начала следующего заседания судьям запрещалось пить вино.

У тех, кого осуждали на смерть, до последнего момента должна была оставаться надежда на помилование. Перед процессией обязательно шел глашатай, который объявлял, за что именно этот человек осужден на смерть. Если кто-то из зрителей желал высказаться в его защиту, то процессию останавливали, и все начиналось сначала.

Кроме того, осужденного сопровождал всадник на лошади, который должен был следить: вдруг приговор все-таки будет изменен? В этом случае всаднику подавали сигнал: махали белым платком, и рассмотрение дела опять-таки начиналось заново.

Более того! Если уже в процессе казни осужденный заявлял, что у него есть что сказать в свое оправдание, казнь должна была быть остановлена. Осужденного возвращали к месту суда и выслушивали. Причем это могло повторяться то ли четыре раза, то ли пять.

В результате такой тотальной презумпции невиновности смертные приговоры в еврейских судах были огромной редкостью. В Талмуде приводится изречение: «Синедрион, умерщвляющий одного человека в семь лет, есть бойня!»

Однако в ту Пасхальную ночь все обернулось совсем иначе.

Для вынесения обвинительного приговора по серьезному обвинению нужны были показания не меньше чем двух свидетелей. Причем их показания должны были полностью совпадать.

Одиночные показания не могли быть приняты к рассмотрению суда. Более того: по еврейскому закону свидетель, чьи показания не подтверждены другими свидетелями, мог сам быть приговорен к телесному наказанию.

В том случае, если находилось двое (или больше) свидетелей, уверявших, что они своими глазами видели преступление, их показания должны были подвергнуться проверке. Свидетелей вызывали по одному и предлагали рассказать о подробностях происходящего. Показания должны были совпадать до мелочей — иначе все нужно было начинать сначала.

Как уверяют Евангелия, свидетели против Иисуса были найдены. Перед судом Синедриона предстало «много лжесвидетелей». Очевидно, это были люди, готовые поведать суду о каких-либо отдельных виденных ими эпизодах. Однако их показания «не сходились». То есть не было двух (или более) свидетелей, которые могли рассказать суду об одном и том же эпизоде.

Тем не менее в результате долгого допроса нужные показания все-таки были выявлены: «нашлись люди, давшие против Него ложные показания».

Эти люди начинают свои показания с формулы «Мы сами слышали…». Это было уже серьезно. Во-первых, эти свидетели желали дать показания о том, что видели собственными глазами. А во-вторых, их было двое (или больше). На основании таких свидетельств можно было рассматривать дело и выносить приговор.

Преступление, в котором обвиняли Иисуса, было весомым. Ему инкриминировали богохульство. Великий Иерусалимский Храм был главной святыней всех евреев ойкумены. Тот, кто вынашивал планы разрушить его, был преступник. Тот, кто уверял, что этот Храм «рукотворный», то есть недостоин подлинного поклонения, — был преступник вдвойне.

Довольно безобидное по-русски слово «рукотворный» среди иудеев носило издевательский оттенок. Обычно это слово подчеркивало разницу между величием истинного Бога и ничтожностью «рукотворных идолов» языческих народов.

Так что обвинение было серьезным. Рассматривать дела об «оскорблении Божественного величия» мог суд только самой высокой инстанции. И смертный приговор на основании таких показаний был ох как реален.

После того как показания были выслушаны судом, очевидно, начался допрос свидетелей по одному. И тут что-то опять не совпало в их показаниях. Вроде бы найденные показания оказались все-таки бесполезными для суда. Дело рассыпалось. По закону нужно было выносить оправдательный вердикт и отпускать обвиняемого.

Вместо этого Кайафа требует показаний от самого Галилеянина. Иисус в ответ промолчал — Он был совершенно не обязан давать показания против Себя Самого. Наоборот: это судьи должны были доказать, что Его есть в чем обвинить.