Сфере придется расстаться с некоторыми территориями, но можно будет договориться о компенсации. В конце концов, там, где вы не граничите с нами, вам открыта вся Вселенная.
Кахалю оставалось надеяться, что он прочел свою речь хорошо. Ее составляли специалисты, и он репетировал часами. Но-если эксперты рассудили неверно или он сам напортил…
«О Боже, пусть кончится эта бойня… и прости меня, если я в глубине души составляю план захвата этой планеты».
Траувэй оставался неподвижным еще несколько минут, а потом сказал:
— Нам необходимо подумать. Пожалуйста, будьте готовы дать нам необходимые справки, если понадобится.
Где-то на корабле ксенолог, всю жизнь посвятивший изучению ифриан, вскочил со стула, смеясь и плача одновременно:
— Война окончена! Война окончена!
По всему Флервилю звонили колокола — бронзовый гул собора сливался с переливом церквей поменьше. Ракеты летели ввысь, взрываясь разноцветными снопами на фоне летних звезд. На улицах толпился народ, пьяный скорее от счастья, чем от спиртного: люди дули в рожки, кричали, и каждую женщину поцеловала добрая сотня незнакомцев, вдруг воспылавших к ней любовью. Днем по улицам под звуки труб маршировали имперские космофлотчики и гудели над головой эскадрильи самолетов и мелких космических судов. Но настоящее веселье пришло в столицу Эсперансы и сектора Паке ночью.
Высоко на холме Экрем Саракоглу смотрел из оранжереи губернаторского дворца на галактику городских огней. Он знал, почему город бурлит — шум докатывался до него, как отдаленный прибой — и почему так ярко сияет. Частичная причина — пацифистские традиции колонистов; сегодня они могут перестать ненавидеть своих братьев, носящих имперскую форму. «Однако, — подумал он, — подозреваю, что тут говорит и чисто животное облегчение. На этой планете пахло страхом со времен первых пограничных инцидентов, а с официальным объявлением войны страх еще сгустился. Один ифрийский рейд, не замеченный вовремя нашими кордонами, — и вот небо над головой вспыхивает огнем…»
— Мир, — сказала Луиза. — Я не сразу поверила.
Саракоглу посмотрел на ее маленькую фигурку. Луиза Кармен Кахаль и Гомес не оделась в веселые тона, придя к нему обедать. Ее платье, хотя и соответствовало всем требованиям этикета, было из простого серого велвиля. Из украшений — только крошечный золотой крестик на груди и несколько синтетических бриллиантов в волосах. Они сверкали в ее высоко подобранных черных локонах, как ночные солнца там, над головой — или как слезы, что повисли у нее на ресницах.
Губернатор, облекший свою внушительную фигуру в кружева, оборки, тигровый арктоновый жилет, короткие зеленые штаны из иридона, белоснежные шиммерлиновые чулки и нацепивший драгоценности везде, где только можно, отважился потрепать ее по руке.
— Вы боитесь, как бы война не возобновилась? Нет. Это невозможно. Ифриане не безумны. Согласившись с условиями перемирия, они признали поражение даже не столько перед нами, сколько перед самими собой. Ваш отец скоро вернется домой. Его работа закончена. — Он вздохнул, надеясь, что не слишком театрально. — А вот моя будет потруднее.
— Из-за переговоров?
— Да. Последнее слово, конечно, останется не за мной — однако я полномочный представитель Терры, и Империя будет целиком полагаться на мое мнение и мнение моих помощников. Как-никак, наш сектор по-прежнему граничит со Сферой, и теперь в него войдут новые миры.
Ее взгляд был слишком проницателен для такой молодой девушки.
— Вы станете очень важным лицом, не так ли, ваша светлость? — прохладно, если не холодно, спросила она.
Саракоглу обрывал увядшие лепестки с фуксии. Рядом благоухал коричный куст — ифрийское растение.
— Что ж, это верно. Я не хотел бы вам лгать, донна, и напускать на себя ложную скромность.
— Сектор расширяется и реорганизуется. Вам, возможно, пожалуют более высокий титул или произведут в рыцари. А потом скорее всего отзовут домой и сделают лордом-советником.
— Мечтать не возбраняется.
— Вы способствовали этой войне, губернатор.
Саракоглу провел рукой по лысому черепу. «Ладно. Если она не понимает или ей все равно, что это из-за нее я отослал Хельгу и Жоржетту (сплетня об этом, конечно, уже дошла до нее, хотя она не сказала ни слова, не подала и виду) — что ж, я могу и вернуть их; а если они не захотят, в других недостатка не будет. Эта моя мечта, без сомнения, лишь вечный дурацкий отказ мужчины признать, что он стареет и толстеет. Я успел узнать, с какими приправами лучше всего глотать разочарование.
Но сколько в ней жизни, когда она стоит вот там среди цветов».
— Я способствовал тому, чтобы покончить с трудным положением, пока оно не стало еще хуже. Ифриане — не святые мученики. Они расширяли сферу своего влияния, насколько им только позволяли их ресурсы. И при этом гибли люди. Донна, я присягал Терре.
Но она все не спускала с него глаз.
— Однако вы понимали, что это благоприятно отразится на вашей карьере, — по-прежнему спокойно сказала она.
— Разумеется. Но поверите ли вы, что это не упростило, а очень осложнило мою жизнь? Я действительно думал, что очистка границы принесет пользу. И думаю сейчас, что сумею лучше других переустроить Сферу, да и восстановить отношения с Ифри; а затем, если посчастливится, добьюсь своего и в Политкомитете, проведя в жизнь кое-какие реформы. Что же мне — отказаться от этой работы, чтобы совесть была спокойна? И неужели так дурно, что эта работа приносит мне радость? — Саракоглу достал из кармана портсигар. — Возможно, на эти вопросы следует ответить «да». Но как может смертный быть в этом уверен?
Луиза сделала к нему пару шагов. Он, несмотря на бьющееся сердце, сохранил на лице скорбную полуулыбку.
— О, Экрем… Извините — ваша светлость…
— Не извиняйтесь, донна, я польщен.
Она не предложила, чтобы и он называл ее по имени, но сказала, улыбаясь сквозь слезы:
— И за мои намеки тоже извините. Я не хотела. Я ни за что не пришла бы к вам сегодня, если бы не считала вас… порядочным человеком.
— А я даже не смел надеяться, что вы придете, — сказал он почти искренне. — Вы могли бы сегодня праздновать с вашими сверстниками.
Бриллианты сверкнули — она покачала головой:
— Нет, не в такой день! Вы слышали, что у меня был жених? Он погиб в бою два года назад. Превентивная акция, что называется — усмирение каких-то племен, которые отказались последовать «совету» имперского резидента. Так вот. Сегодня я не нашла слов, чтобы возблагодарить Бога. Мир — слишком огромный дар, чтобы выразить это словами.
— Вы же дочь адмирала. Вы должны знать, что мир никому в подарок не достается.
— А войны? Они даются даром?
Их прервало деликатное покашливание. Саракоглу обернулся, думая, что это дворецкий пришел предложить им коктейли, и вид флотской формы привел его в раздражение.
— Да? — рявкнул он.
— На одну минуту, сэр, — нервно сказал офицер.
— Умоляю простить меня, донна. — Саракоглу склонился над восхитительно тонкой рукой Луизы и вышел с офицером в холл. — Итак?
— Курьер из системы Лауры, сэр. — Офицер дрожал и был бледен. — Пограничная планета Авалон, знаете ли.
— Как не знать? — Саракоглу приготовился к худшему.
— Так вот, сэр, они получили известие о перемирии, но не согласны с ним. Говорят, что будут продолжать войну.
Глава 13
Худой бородатый человек на экране сказал тоном, близким к отчаянию:
— Господа, вы ведете себя так… словно вы сумасшедшие.
— Мы в этом не одиноки, — ответил Дэниел Холм.
— Так вы намерены отколоться от Сферы? — воскликнул адмирал Кахаль.
— Нет. Мы намерены в ней остаться. Нам тут хорошо. И имперские бюрократы нам ни к чему.
— Но перемирие…
— Разумеется, огонь открывать не будем. Авалон никому не хочет зла.
Кахаль стиснул зубы.
— Нельзя выбирать в соглашении только те пункты, которые вам нравятся. Ваше правительство заявило, что Империя может оккупировать эту систему вплоть до подписания окончательного мирного договора.