Брехдан кивнул. Ни один Инвори не останется в тылу, посылая подчиненных на опасное дело, если только высший долг не предписывает ему этого.

О катастрофе он, конечно, знал и раньше. Но не надо говорить об этом Элвиху. Галактике еще не время знать о том, что Мерсейя так сильно заинтересована в Старкаде. Его сын не из болтливых. Но чего он не знает, того не скажет, если терране схватят его и подвергнут гипнотестированию.

— Наверное, это было настоящее приключение, — сказал Брехдан.

— Да… Развлекся немного. И планета интересная. — Гнев снова вспыхнул в Элвихе: — Но говорю вам, с нашими солдатами там поступают предательски.

— Каким образом?

— Их мало. У них мало техники. Нет ни единого вооруженного корабля. Почему мы не оказываем им должной поддержки?

— Тогда и терране окажут должную поддержку своей миссии.

Элвих устремил на отца долгий взгляд. Шум водопада далеко за Дхангодханом, казалось, стал громче.

— А мы вообще-то собираемся драться за Старкад? — тихо спросил он. — Или намерены улепетывать?

Шрам на лбу Брехдана начал пульсировать.

— Кто служит ройдхуну, не бежит от врага. Но может заключать сделки с ним, если они выгодны для расы.

— Ах вот как. — Элвих отвел взгляд, вперив его в туманы, покрывающие долину, и сказал с презрением: — Понятно. Вся операция задумана лишь для того, чтобы выторговать что-то у Терры. Рунеи сказал мне, что она шлет сюда представителя для переговоров.

— Да, мы его ожидаем. — Поскольку вопрос был серьезный и затрагивал честь, Брехдан позволил себе обнять сына за плечи. Их взгляды встретились. — Элвих, — мягко сказал отец, — ты молод и, возможно, не все понимаешь. Но ты должен понять. Служение расе требует от нас чего-то большего, чем мужество и даже ум. Оно требует мудрости. У нас, мерсейцев, инстинкты таковы, что сражение большинству из нас доставляет радость, поэтому мы склонны смотреть на сражение как на конечный результат. Но это неверно. Это гибельный путь. Сражение только средство, а цель — гегемония нашей расы. А это, в свою очередь, тоже средство, служащее более высокой цели — абсолютной свободе нашей расы, свободе делать с Галактикой все что угодно. И мы не достигнем этой цели одними лишь боями. Надо работать. Надо набраться терпения. На твоем веку мы еще не станем властителями Галактики. Она слишком велика. На это может уйти добрый миллион лет. Что такое в подобных масштабах чья-то гордость, если на данном этапе нам полезнее компромисс или отступление?

— Отступление перед Террой? — сглотнув, спросил Элвих.

— Убежден, что нет. Терра — это первоочередное препятствие. И долгом твоего поколения будет устранить его.

— Не понимаю, — возразил Элвих. — Что такое Терранская Империя? Кучка звезд. И древний, пресыщенный, коррумпированный народ, который не желает ничего, кроме как удержать то, что завоевано их отцами. Зачем вообще обращать на них внимание? Почему бы не расширять свои владения, постепенно окружая их, пока не задавим их совсем?

— Именно потому, что Терра стремится сохранить все, как есть. Ты забываешь то, чему тебя учили. Терра не может позволить нам стать более сильными, чем она. Поэтому она волей-неволей должна пресекать все наши попытки захвата новых территорий. И ты напрасно недооцениваешь ее. Эта раса несет в себе гены завоевателей. В Империи еще немало и смелых, и преданных, и острых умом… и они опираются на больший исторический опыт, чем мы. Если они поймут, что обречены, то будут драться, как демоны. Так что нам, пока их силы еще не подорваны, следует действовать осторожно. Понимаешь?

— Да, мой отец, — сдался Элвих. — Кажется, да.

Брехдан перевел дух. Довольно серьезных разговоров — они выдержали свою роль.

— Пойдем. — Улыбка снова прорезалась на его лице, и он взял сына за руку. — Поздороваемся с родичами.

Они прошли по коридорам, увешанным щитами предков и охотничьими трофеями, добытыми не на одной планете. Гравилифт поднял их на женскую половину.

Там собралась вся родня — мачехи Элвиха, сестры с мужьями и детьми, младшие братья. Поднялся крик, смех, руки хлопали по спинам, сплетались хвосты, из динамиков лилась музыка — и вскоре все пошли плясать хороводом.

Чей-то голос перекрыл общий гомон. Брехдан склонился над колыбелью своего младшего внука. «Надо поговорить с Элвихом о браке, — подумал он. — Ему давно пора родить своего наследника». Малыш, завернутый в меха, зажал в кулачке скрюченный палец деда, гладящий его, и Брехдан Железный Рок растаял.

— Звезды будут твоими игрушками, — проворковал он. — Вудда-вудда-вудда.

Мичман Доминик Флэндри из летного корпуса Имперского Флота сам не знал, чему обязан своим спасением: удаче или собственной прыти. В возрасте девятнадцати лет, когда на твоем офицерском свидетельстве еще не улеглись кодовые молекулы, естественно склоняться к последнему. Однако если бы один из этих факторов подвел… Мичман предпочитал не задумываться над этим.

Кроме того, его злоключения далеко не окончены. На «Стрельце», как и на многих торговых судах, принадлежащих Сестрам Курсовиков, благодетели-терране установили радио. Но оно не работало — какой-то недоумок попользовался им сообразно понятиям железного века. Драгойка согласилась повернуть домой. Но ветер не благоприятствует им — кто знает, сколько они еще проболтаются в море на этой проклятой шаткой посудине, пока им попадется судно, на котором передатчик работает. Это, положим, не смертельно. Флэндри мог потреблять местную пищу через ротовой клапан своего шлема; старкадийская биохимия достаточно сходна с терранской, и почти все здешние продукты для него не ядовиты, а витамины у него есть при себе. Но вкус, Бог мой, вкус!

Больше всего тревожил тот факт, что его машину определенно сбили — и не так уж далеко отсюда. Оставалось надеяться, что водяные — и мерсейцы — не тронут это тигранское судно. Если они еще не готовы играть в открытую, то, возможно, и не тронут. Однако то, что случилось с ним, указывает, что их приготовления почти завершены. Когда он случайно оказался над их новейшим адовым котлом, у них хватило смелости, чтобы обстрелять его.

— И тогда чужаки напали на тебя? — спрашивал Ферок. Его голос едва пробивался сквозь свист ветра, плеск волн о борта, скрип снастей — густой воздух планеты усиливал и искажал все звуки.

— Да. — Флэндри не хватало слов. Летя сюда на транса порте с Терры, он прошел энцефалографический курс языка и курсовикских обычаев. Но некоторые вещи трудно объяснить в терминах доиндустриальной эры. — Из воды поднялось судно, способное и погружаться, и летать. Его радио заглушило мой призыв, а его огненные лучи поразили мою машину, прежде чем мои лучи успели пробить его более прочную броню. Я с трудом выбрался из своей затонувшей развалины и отсиживался под водой, пока враг не ушел прочь. Тогда я взлетел и стал искать помощь. Маленький мотор, который держал меня в воздухе, почти истощился, когда я увидел ваш корабль.

Да, гравитационный импеллер не унес бы его далеко без подзарядки. Флэндри и не собирался больше пользоваться им. Запас энергии, сохранившийся в ранце, нужно поберечь — он питает насос и выпускной клапан витрилового шара, в который упрятана голова мичмана. Человек не может дышать старкадийским воздухом на уровне моря без опасности для жизни. Повышенная концентрация кислорода сожжет ему легкие еще раньше, чем азот одурманит его, а углекислый газ отравит.

Флэндри вспомнил, как пропесочил его лейтенант Даниэльсон за снятый шлем. «Мичман, мне в высшей степени наплевать, что вам неудобно в шлеме и что ваш уютный кокпит терра-кондиционирован. И не стану оплакивать того, что все ваши действия во время полета записываются, каким бы грубым вторжением в вашу личную жизнь вам это ни казалось. Эта мера необходима, чтобы удостовериться, что щенки вроде вас, считающие себя умнее, чем все поколения астронавтов за тысячу лет, соблюдают правила безопасности. Еще одно нарушение — и вам обеспечены тридцать секунд нейропорки. Можете идти».