«Они плачут только потому, что услыхали рассказ про нашу жизнь, — думал он, — а мы переносим сами эту жизнь и не плачем».

Учительница принесла букварь и дала Франческо. Он взял его в руки с такой осторожностью, точно букварь был сделан из хрусталя и мог упасть и разбиться.

— Вот теперь у вас появился ещё один большой друг, — сказала учительница. — Теперь вас четверо вместе с букварём.

— Покажи мне букварь, — попросила Анна.

Она бережно открыла первую страницу: цветные картинки, большие буквы! Анна стала нетерпеливо всматриваться в буквы и, к своему удивлению, поняла, что они знакомы ей, а значит, она может читать.

— Я умею читать! Я умею читать! — радостно закричала Анна.

— Ты будешь хорошей учительницей. Только тебе нужны ещё тетрадь и карандаш, — сказала учительница.

Один из учеников убежал в школу и скоро вернулся с тетрадкой и карандашом в руках:

— Вот, держи!

Когда наконец Франческо, Анна и Доменико пустились в путь, ученики ещё долго махали им вслед. Учительница стояла посредине, скрестив руки под платком на груди. Она тоже смотрела вслед маленьким бродягам и всё время улыбалась.

ПО БЕРЕГУ МОРЯ

Ребята спустились с холма, и перед ними неожиданно открылся необозримый, величавый сине-зелёный простор Адриатики. Море было такое красивое, что хотелось плакать и смеяться, смеяться и плакать.

Они догнали фургон. Теперь он двигался вдоль берега моря. Ребята то и дело сбегали с дороги и шли по самому берегу, где на тёплом песке лежали всякие удивительные ракушки, каракатицы, водоросли и другие дары моря.

Иногда и дядя Филиппо вместе с ребятами спускался к морю, не переставая на ходу плести свои корзины.

— Богатые синьоры, — рассказывал он, — летом целые дни проводят на пляже.

— Что же они там делают? — недоверчиво спрашивал Доменико.

— Как что? Целыми днями валяются на песке, загорают, купаются. Их так и называют — купальщиками.

Франческо от души рассмеялся, а Анна позавидовала:

— Вот хотела бы и я так пожить!.. Хоть немножко…

— И они совсем ничего не делают?.. Чем же они живут? — удивлялся Франческо.

Дядя Филиппо покачивал головой:

— Это слишком долго рассказывать… Учись сам понимать, как устроен мир.

Франческо некоторое время шёл молча, но видно было, что он не перестаёт думать.

— Я теперь знаю, что буду делать, когда вернусь домой, — сказал он наконец твёрдым голосом.

— Что же?

— А то же самое, что те крестьяне, которых мы встретили. Пойду захватывать пустующие земли. И тогда все в нашей семье будут сыты.

Процессия батраков с белым полотнищем и плакатами не изгладилась из памяти Франческо. Дядя Филиппо искоса взглянул на него, но что выражал этот взгляд, трудно было понять.

— А я хочу стать богатой и целыми днями лежать на пляже и загорать, — мечтательно сказала Анна.

— Подумаешь, какая! — возмутился Доменико.

Теперь фургон двигался по берегу моря.

В глубине души он всё ещё не очень верил, что на свете есть такие счастливые люди. Но однажды во время привала, когда фургон стоял в тени деревьев и ребята отдыхали на песке, Доменико увидел одного из этих людей. Это был высокий молодой человек в красном купальном костюме. Он вошёл в воду и поплыл далеко-далеко, так что голова его стала казаться точкой. Ребята долго следили за ним, до тех пор, пока молодой человек не вышел на берег и не лёг на песок, тяжело отдуваясь…

На каждом шагу ребят подстерегали удивительные вещи, и это в какой-то мере скрашивало жизнь маленьких бродяг.

А жизнь была тяжела. Часами, которые всегда казались невыносимо длинными, ребята бродили по уличкам городов и обивали пороги деревенских домов: Франческо и Доменико с попугаем и билетиками счастья, Анна — с песнями. У Анны был хороший голос, люди с удовольствием слушали её и не скупились подавать милостыню.

Когда же они возвращались, начиналось самое ужасное: дядя Винченцо подсчитывал дневную выручку. Не столько жестокий, сколько скупой по натуре, он точно устанавливал сумму, которую нужно было собрать, а если кто-нибудь приносил меньше, страшно ругался, и винов нику урезали и без того скудный ужин. Нечего было и рассчитывать на лишнюю ложку похлёбки! Тётя Тереза, молчаливо разливавшая суп, временами зло поглядывала на ребят своими спрятанными в складках жира глазами, и все сразу опускали головы и покорно ели то, что дают.

— Берите пример с Анны, — говорил дон Винченцо, — она выучилась петь и зарабатывает больше, чем вы все, вместе взятые. А вы чему научились? Вы едите даром хлеб, совсем не беспокоясь о деньгах, которые я посылаю вашим семьям. У вас нет сердца.

Перед сном Анна долго шепталась с Франческо и Доменико:

— Не слушайте, что он вам говорит. Пока что вы ещё ни разу не приносили меньше, чем нужно. Л если это случится, уж я что-нибудь придумаю…

— Что же тут можно придумать?

— Это секрет. Пока что я вам ничего не скажу. Но мы всегда должны помогать друг другу. Правильно?

Иной раз случалось, что какой-нибудь добросердечный крестьянин давал ребятам фрукты, кусок хлеба или стакан молока. В этих местах крестьяне были не такими бедными, как там, на родине ребят, и лица у них были открытые, добрые.

Однажды дядя Филиппо сказал ребятам:

— Эти крестьяне все красные.

Ребята начали расспрашивать, что значит «красные», но дядя Филиппо прервал разговор… Франческо с любопытством рассматривал крестьян, стараясь понять, почему они «красные»… На стенах здешних домов он часто встречал какой-то странный знак: серп, скрещённый с молотом.

«Когда-нибудь, — думал Франческо, — я спрошу, что это такое».

— А знаете, Альбинос — настоящий вор, — как-то сказала Анна. — Сегодня мы пели в деревне, и один крестьянин дал нам сто лир, только подумайте: сто лир!.. Потом мы ушли… А во дворе было развешано бельё. Альбинос осмотрелся кругом, потом схватил две рубашки и спрятал их в футляр аккордеона.

— А ты что же?

— Я?.. Ничего. Если бы я сказала, он избил бы меня. Знаешь, что заявил мне Альбинос? «Открывай пошире глаза. Тряпок не бери, но если попадётся что-нибудь стоящее, не теряй времени». Он хочет научить нас воровать. Если это ещё раз повторится, увидите, что я сделаю.

БУКВАРЬ ФРАНЧЕСКО

Букварь, подаренный учительницей, лежал у Франческо в вещевом мешке. Часто на берегу моря или в тени деревьев Франческо вынимал его и долго перелистывал. В такие минуты он забывал о горькой нищете, окружавшей его, и новый, неизведанный мир раскрывался перед ним.

Доменико не уставал смотреть на картинки букваря часами. И, хотя он знал их до малейшей подробности, каждый раз они казались ему другими и ещё более прекрасными.

Он переписывал в тетрадь буквы и односложные слова. Анна не была терпеливой учительницей. Она сама едва умела читать, и всё же ей казалось, что Франческо слишком медленно постигает науку.

— Ты осёл, — говорила она. — Ослом и останешься… Нужно писать так… Давай!

Но Франческо не отдавал карандаша:

— Я сам хочу попробовать! Дай мне попробовать самому.

Взрослые не интересовались их занятиями. Только дядя Филиппо иногда подходил к ним сзади и стоял, попыхивая своей старой трубкой. Сам дядя Филиппо никогда в жизни не ходил в школу.

— Моим пером была лопата, — говорил он без улыбки. — Я научился вычерчивать прямые грядки на земле, но потом землю пришлось продать…

И он начинал вспоминать об утраченной земле.

В пути Франческо отыскивал на дорожных плакатах уже выученные им буквы. Он останавливался и стоял до тех пор, пока в скопище различных непонятных знаков не находил хоть одну знакомую букву.