— Записывайте: Алма-Атинская улица, дом девятнадцать, квартира один. И вот еще что. Должна вас предупредить, что Роксана — девушка, мягко говоря, странная. Если вам не удастся с ней договориться, приходите опять ко мне. Кто знает, может быть, ваш начальник клюнет на какую-нибудь другую нашу рыбку.

На улице я подошла к газетному киоску. Внутри сидела женщина неопределенного возраста с уставшим лицом.

— Не дадите карту Москвы посмотреть? Мне буквально на секундочку! — попросила я ее.

Честно говоря, в ответ я ожидала услышать какое-нибудь хамство типа: «Вот купи и смотри сколько влезет!» — но киоскер неожиданно протянула мне карту:

— Пожалуйста.

Алма-Атинская улица обнаружилась в Братееве, туда я, проклиная все на свете, и отправилась. Признаюсь, не люблю находиться в непосредственной близости от факела Московского нефтеперерабатывающего завода, он наводит на меня какой-то священный ужас.

Нужный мне дом оказался панельной пятиэтажкой невзрачного вида. Квартира номер 1 встретила простой дверью серого цвета. Во многих местах краска отвалилась, обнажая подгнившую древесину. Самое интересное, что дверь была чуть приоткрыта. И это при том, что квартира находилась на первом этаже! Неужели жильцы не боятся воров?

Со смутным чувством дежавю я рассматривала дверь. Помнится, в квартире Краснянского она была почти такая же, ну, может, чуть более новая. И тоже неприкрытая. Что за той дверью находилось, даже вспоминать страшно. Может быть, и здесь тоже?..

Раздался скрип, и я закричала от ужаса. И только потом сообразила, что это открывается соседская дверь. Из нее вышла старушка в аккуратном переднике и озабоченно спросила:

— С вами все в порядке?

— Да, спасибо, — вздохнула я с облегчением. — Представляете, у ваших соседей дверь открыта. Наверное, ушли на работу и забыли закрыть. Как вы думаете, может быть, прикрыть ее с помощью какой-нибудь тряпки?

— Не стоит труда, у них всегда так, — махнула пухлой ручкой старушка. — Тем более, что воровать там нечего: алкоголики, голь перекатная. Сколько я с этими соседями за тридцать лет намучилась, вы даже не представляете! Хорошо хоть Сережка, отец ихний, помер. Лариска пьет по-тихому, без хулиганства.

— А Роксана? Она тоже пьет? — Если это так, то у меня уже есть опыт общения с выпивающей женщиной. Куплю ей, как Люсьене Витальевне, бутылочку, она и разговорится.

— Нет, — поджала губы соседка, — она еще хуже — наркоманкой заделалась.

Значит, проститутка и наркоманка? Ну и как прикажете выбивать из нее информацию? Видя мое озадаченное лицо, старушка предложила:

— Может, зайдете, выпьете чайку? Или кофейку?

Наверное, ей было скучно одной и захотелось посплетничать. А может быть, не терпелось узнать, кому и зачем понадобилась непутевая Роксана. Как бы то ни было, через пять минут я уже сидела в чистой кухне с чашкой чаю в руках, а Клара Евгеньевна выкладывала мне всю подноготную о своих соседях.

Картина вырисовывалась такая. Давным-давно жила-была семья Большовых: жена Лариса и муж Сергей. Лариса трудилась на трикотажной фабрике, Сергей работал электриком в ЖЭКе. Ячейка советского общества обитала в отдельной квартире, выделенной Сергею домоуправлением. Пусть жилплощадь была крохотная, с двумя проходными комнатами, но по тем временам, когда полстраны ютилось по коммуналкам и баракам, и это уже огромное счастье. А в ближайшем будущем семью ждала еще одна радость — рождение ребенка. Лариса хотела, чтобы у ее младенца было все самое лучшее, и, когда родилась девочка, назвала ее Роксаной. Странный выбор имени для белобрысого существа со светло-серыми глазами, но у Ларисы была своя логика. Дело в том, что в одном подъезде с Большовыми жила армянская семья Манукян, в которой подрастала дочка Роксана, очаровательное создание с темными вьющимися волосами и огромными карими глазищами. Богатые родители баловали девочку безмерно, шили ей пышные платья и покупали золотые сережки. Глядя на эту маленькую красавицу, Лариса страстно желала, чтобы и ее дочурка была такой же богатой и счастливой. И все это, как казалось бедной фабричной работнице, могло дать нужное имя. Так девочка и стала Роксаной Большовой. Но счастья ей это, увы, не принесло. Отец ее, и раньше баловавшийся «беленькой», всерьез пристрастился к спиртному. Мать боролась с его пагубной привычкой, но потом сама стала выпивать вместе с ним: женщина надеялась, что, принимая на себя часть выпивки, она сможет удержать мужа от окончательного падения. В результате хроническими алкоголиками стали и Лариса, и Сергей. Их обоих выгнали с работы, они перебивались случайными заработками и не гнушались собирать бутылки. Дети — а к этому времени, кроме старшей шестнадцатилетней Роксаны, в семье подрастали сыновья-погодки Саша и Митя — были заброшены. Роксана исчезала куда-то на целые недели, а соседи из жалости подкармливали младших. Органы социальной опеки отправили Сашу и Митю в интернат, но мальчишки оттуда сбежали: невозможно поверить, но там было еще хуже, чем с пьющими, окончательно опустившимися родителями. В прошлом году Сергей умер: 31 декабря упал пьяный в сугроб и замерз. Лариса, конечно, продолжает выпивать, но на радость соседям в квартире хотя бы прекратились драки. Зато не так давно у Большовых приключилась новая беда: Роксана подсела на иглу...

В дверь резко позвонили, и старушка, прервав свой рассказ, пошла открывать. В квартире возник неопрятный ребенок лет тринадцати.

— Баба Клара, дайте попить! — заныл он.

— Ой, а вот как раз Митя к нам заглянул, — засуетилась добрая пенсионерка. — Давай поешь картошечки с тушенкой, я разогрею. Кстати, ты знаешь, где сейчас Роксана? Видишь, к ней по делу пришли.

Митя смерил меня оценивающим взглядом и бросил:

— Могу за сотню сказать, где сеструха.

— Какую еще сотню? — поразилась я находчивости ребенка.

— Рублей, — снисходительно объяснил юный предприниматель.

Пришлось доставать кошелек. Получив купюру, Митя молниеносным жестом спрятал ее за пазуху:

— Улица Кирпичные Выемки, первый дом на нечетной стороне, девятиэтажка из красного кирпича, последний подъезд, третий этаж, дверь обита желтым дерматином. Звонить пять раз.

— Улица Кирпичные Выемки? — обалдела я. — А где это?

— В районе метро «Улица Академика Янгеля», — так же снисходительно объяснил Митя. Наверное, в его глазах я выгляжу какой-то рафинированной идиоткой, абсолютно не знающей жизни. Не исключено, что по сравнению с этим отроком я таковой и являюсь.

Баба Клара поставила перед мальчишкой тарелку, полную дымящейся картошки с тушенкой, и он принялся уплетать угощение за обе щеки.

— В квартире живут наркоманы, и чужих там не любят, — промямлил он с набитым ртом. — Да! И имейте в виду, что я вам ничего не говорил.

Поразмыслив над его словами, я попросила у Клары Евгеньевны разрешения позвонить. Соваться одной в логово к наркоманам — дело опасное. Кого бы взять в сопровождающие? Рука сама собой набрала номер мобильного телефона соседа Вовки.

Но сосед наотрез отказался приехать, сославшись на съемку. Вот завтра — пожалуйста, а сегодня никак. Мне ничего не оставалось делать, как оставить на время Роксану и продолжить расследование таинственного исчезновения Артема Нечаева.

Пришло время наведаться домой к Артему. Какая там у меня была мнемокартинка для его адреса? Ага, я с 5 тортами в руках, а на голове у меня заплетено 25 косичек. Самое сложное в этой мнемотехнике — правильно разложить картинку обратно на составляющие. Помнится, сама я символизирую собой Люсиновскую улицу, 5 тортов — это, должно быть, номер дома, а 25 косичек, значит, номер квартиры. Ну что же, туда я и отправлюсь.

Дом номер 5 оказался деревянным бараком. Балконов не было, поэтому из окон всех трех этажей свисало белье, вывешенное после стирки. В подъезде витал стойкий запах мочи и валидола. Казалось, в развалюхе доживали свои дни пенсионеры. В таких местах молодые предприниматели вроде Артема Нечаева обычно не селятся. Туда ли я вообще пришла?