У него были белые жилеты для вечерних приемов, созданные Майклом Арленом, и хотя я никогда не видела его в таком жилете, но была уверена, что он выглядит в нем весьма элегантно.

Укладывая его вещи, я старалась не думать о том, что он уезжает и что жизнь без него станет пустой. Я знала, что буду ужасно тосковать после его отъезда, но говорила себе, что должна быть рада за него. Ведь по его книге сделают фильм, и он заработает кучу денег.

Я упаковала один чемодан и стала укладывать другой. Когда я заканчивала, вдруг зазвонил телефон. Я взяла трубку, полагая, что это Дэвид, но услышала женский голос:

— Могу я поговорить с мистером Дэвидом Дарэмом?

Я подумала, что если кто-нибудь узнает, что я нахожусь в квартире Дэвида, это может показаться весьма странным. И я решила выдать себя за прислугу.

— Их еще нету, — сказала я, прибегнув к жаргону простолюдинки.

— Пожалуйста, передайте ему, когда он придет, что звонила леди Беттина Лейтон, — сказал женский голос. — И скажите мистеру Дарэму, что я сейчас еду в Ватерлоо и что я распорядилась насчет кают на пароходе. Понятно?

— Куда уж понятнее! — ответила я и положила трубку.

Наверное, я стояла у телефона целую вечность. Затем я услышала, как в замке повернулся ключ, и в квартиру вошел Дэвид.

— Ты здесь, Саманта? — позвал он из холла. Затем вошел в спальню и сказал: — Ты уже все уложила? Ты ангел! — Но тут он обратил внимание на выражение моего лица и спросил: — Что случилось?

— Только что звонила леди Беттина, — сказала я голосом, который показался мне чужим. — Она велела передать, что отправляется на вокзал и что у вас будут каюты по соседству. — Помолчав, я добавила: — Наверное, тебе будет приятно ехать с ней рядом. Или, может быть, у вас будет общая каюта?

Я увидела, как губы Дэвида сжались, и он сказал:

— Чистюлям всюду мерещится грязь. Так вот какой вывод ты сделала из ее слов!

— Ты что, принимаешь меня за дурочку? — спросила я. — Ведь ты не можешь отрицать, что она едет с тобой… и для чего! Я видела, как ты вел себя с ней в Брэй-парке.

Дэвид бросил на меня гневный взгляд.

— А разве я не вправе вести себя так, как считаю удобным? — неприязненно спросил он.

— Конечно, вправе, — ответила я, — Тебе только того и надо, что уехать куда-нибудь с женщиной… и любая женщина будет готова пойти на это.

Я никогда не думала, что способна говорить таким тоном, но слова срывались с моих губ помимо воли. Я окончательно потеряла контроль над собою, и едва ли этому стоит удивляться. Ведь рыжеволосые всегда отличаются излишней горячностью. Дэвид никогда прежде не видел меня в гневе, и это вывело его из себя.

— Едва ли ты можешь иметь ко мне претензии, — недружелюбно заметил он, — если даже кто-то займет твое место, как ты сейчас предположила. В конце концов, ты ясно дала мне понять, что твои высокие принципы для тебя куда важнее, нежели мои чувства.

Он говорил с такой горечью, что я почувствовала, как гнев мой улетучивается и на смену ему приходит безмерное страдание.

— Я думала… мы любим друг друга, — едва слышно проговорила я.

— Любовь! Что ты знаешь о любви? — едко сказал Дэвид. — Все, что тебе нужно, Саманта, это выйти замуж. Или ты забыла об этом? Ты не хочешь подарить свою любовь, нет, ты хочешь продать ее за обручальное кольцо. Конечно, ты со мной не согласишься, но ведь это, по сути дела, не что иное, как форма проституции. Это просто-напросто шантаж!

— Если ты думаешь, что я прибегаю к шантажу, чтобы заставить тебя жениться на мне, то ты ошибаешься! — воскликнула я.

Гнев снова овладел мною.

— Ты можешь прикрывать это свое намерение красивыми фразами и горячими поцелуями, но все равно это шантаж, — язвительно сказал Дэвид.

— Я любила тебя! Я правда любила тебя! — воскликнула я. — Но ты меня не любишь! Ты хочешь только одного, чтобы я отдала тебе… свое тело. А потом ты опять начнешь охоту за какой-нибудь другой хорошенькой девушкой, которая будет настолько глупа, что отдаст тебе свое сердце.

— Уж если на то пошло, — сказал Дэвид, — то что другое можешь ты мне предложить, кроме своего тела?

Он помолчал, и я увидела, как в его глазах зажегся огонь, который я замечала у него и прежде. Его охватил азарт сражения, которое он намерен был выиграть.

— Да, личико у тебя хорошенькое, — медленно сказал он, и каждое его слово вонзалось в меня точно кинжал. — Никто не станет с этим спорить. Но вместе с тем ты чудовищно невежественна, до смешного невинна и вследствие этого невероятно скучна!

Я стояла, не сводя с него глаз, а смысл его слов все глубже доходил до моего сознания.

Затем я повернулась и вышла из комнаты, выбежала вон из квартиры и, закрывая дверь, услышала, как он зовет меня. Не дожидаясь лифта, я помчалась вниз.

Увидев на улице такси, я открыла дверцу почти на ходу, быстро села в машину и назвала свой адрес. Я не стала оглядываться назад, чтобы узнать, догоняет ли меня Дэвид. Я знала, что у него нет на это времени, если он хочет успеть на поезд, отправляющийся с Ватерлоо. Ему еще придется закончить укладку вещей, а потом снести чемоданы вниз.

Сидя в такси, я ощутила почти могильный холод, но не проронила ни единой слезы. Я думала про себя: «Так, наверное, чувствуют себя люди, умирая». Я была уверена, что что-то во мне умирает навсегда.

Приехав в пансион, я поднялась к себе и начала складывать вещи. Я знала, что теперь все мои монатки не поместятся в чемоданчик, с которым я приехала в Лондон, и попросила одну из служанок найти для меня большую картонную коробку из-под одежды. Я знала, что в таких коробках сюда доставляли вещи, купленные для меня, и что они где-то должны быть сложены.

Наконец, с одним чемоданом, четырьмя коробками и саквояжем, набитым всякой всячиной, я отправилась на вокзал Пэддингтон.

К счастью, миссис Симпсон не было дома, так что мне не пришлось лгать, изворачиваться и извиняться за то, что я уезжаю. Я лишь сказала девушке в конторе, что не знаю, когда вернусь, и что сохранять за мной комнату не нужно.

И уехала домой.

— Послушайте, с вами все в порядке?

Голос члена парламента, казалось, доносился до меня откуда-то издалека.

Дэвид вошел в гостиную всего лишь минуту назад, но у меня было такое ощущение, словно с тех пор прошла целая вечность.

— Я бы, пожалуй, чего-нибудь выпила, — проговорила я слабым голосом.

— Да, конечно! — отозвался мой собеседник. — Вот возьмите пока мой бокал, а я постараюсь найти официанта.

Он сунул мне в руки бокал, и я залпом выпила все его содержимое, даже не почувствовав вкуса.

Не знаю, что это было — шампанское, шерри или коктейль — но мне стало немного лучше, и когда член парламента снова заговорил со мной, я даже была в состоянии улыбнуться ему.

— Наверное, это от голода, — пояснила я, — мы слишком долго ждем ужина.

— Вполне согласен с вами, — отозвался мой собеседник. — Терпеть не могу, когда люди опаздывают к ужину. Мне бы хотелось принимать пищу вовремя. Это у нас в парламенте обычно не знаешь, когда объявят перерыв, и приходится есть, когда представляется случай.

Он весело рассмеялся, и я рассмеялась вслед за ним, но мне показалось, что это смеется кто-то другой.

— Ужин подан, миледи! — громко, на всю гостиную, возвестил дворецкий, и теперь мы наконец, благодарение Богу, можем сесть за стол.

Я думаю о том, как бы мне улизнуть никем не замеченной сразу же после ужина. Я не могу встречаться с Дэвидом, не могу говорить с ним… Мне абсолютно нечего ему сказать!

И вот я снова сижу в «бентли». В автомобиле, который в прошлом значил для меня так много и казался мне чем-то вроде родного дома.

Но теперь я решила держаться с Дэвидом холодно и неприступно. Боковым зрением я могу видеть его профиль. Дэвид все так же, как и прежде, удивительно хорош собою, если не считать того, что он немного похудел. В нем появилась какая-то строгость и собранность, чего прежде я не замечала. Он смотрит прямо на дорогу.