— Я побаиваюсь этой дамочки. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что она — очень коварный противник.

Лорд Марстон рассмеялся:

— Ты преувеличиваешь, Иван! По-моему, она очень мила. Кроме того, вполне очевидно, что ни у нее, ни у Локиты актерских данных — ни на гран. Признаться, сейчас, познакомившись с Локитой, я просто не могу взять в толк, как вообще ей могла прийти в голову мысль о театре.

— С которой ей очень быстро придется распрощаться, как только мы будем вместе, — заметил князь и тут же яростно вскричал: — Неужели ты полагаешь, что я намерен терпеть, когда на нее будут глазеть другие мужчины? Те самые, у кого есть деньги, чтобы позволить себе любоваться, как она танцует?!

— Ты собираешься навечно определить ей место в гареме? — осведомился лорд Марстон.

— Именно так! — воскликнул князь. — Я хочу ее всю и для себя, полностью и без остатка. Хочу остаться с ней вдвоем, чтобы никто не мог нам помешать или как-то отвлечь. — Он вздохнул: — Был бы я посмышленнее, я бы изыскал способ похитить ее и отвезти на какой-нибудь необитаемый остров или в такой забытый Богом уголок земли, где отыскать нас было бы невозможно.

— Иван, ради всего святого! — застонал лорд Марстон. — Даже ты не вправе себе такого позволить! Я положительно убежден, что стоит тебе предпринять нечто подобное, как мисс Андерсон поднимет на ноги всю парижскую полицию спустя каких-нибудь десять минут после вашего исчезновения!

— Это и удерживает меня от осуществления заветного чаяния, — сообщил князь Иван. — Естественно, у меня нет желания впутывать Локиту в скандал.

— А уж скандал на сей раз выйдет политический, — заметил лорд Марстон. — Возможно, мать у нее и в самом деле была русская, но только я готов поставить кругленькую сумму за то, что отец ее — англичанин.

— Почему бы нет? — беззаботно обронил князь. — Она, правда, не похожа на англичанку, но у нее светлые волосы, а уж Лоренс — фамилия определенно английская.

— И помимо прочего, она, несомненно, из знатного рода, — продолжил лорд Марстон. — А раз так, к чему вся эта таинственность? Почему она никогда не бывала на вечеринках? Почему в театре она ни с кем не может перекинуться ни единым словечком? — Помолчав с минуту, он добавил: — Я даже готов биться об заклад, Иван, что Лоренс не настоящая ее фамилия.

— И почему же ты так решил?

— Потому что и у меня, видишь ли, есть интуиция. Тысяча чертей, вся эта история и вправду загадочная и на самом деле отнюдь не английская.

— Не думаю, чтобы кто-то захотел удовлетворить наше любопытство.

— Разумеется, — согласился лорд Марстон. — Можешь не сомневаться, что эта женщина, которая, подозреваю, когда-то была ее гувернанткой, станет нема как рыба. На нее рассчитывать не приходится.

— Предоставь это мне, — убежденно сказал князь.

— Я в точности знаю, о чем ты сейчас думаешь, — улыбнулся лорд Марстон. — Со свойственной тебе скромностью ты полагаешь, что нет на свете женщины вне зависимости от того, какого она возраста, какой национальности, — которую бы ты в два счета не обвел вокруг пальца.

— Как же хорошо ты меня знаешь, Хьюго! — усмехнулся князь Иван. Пришпорив жеребца, он лишил своего друга возможности продолжить беседу.

Как и предчувствовал лорд Марстон, в последующие дни Локита в Булонском лесу им не повстречалась.

Ежедневно посещая то место, где произошла их недавняя встреча, они, убедившись, что она не появится, объезжали все уголки Булонского леса, но все безрезультатно.

В пятницу князь не утерпел и отправился нанести визит.

Пожилая француженка, которая открыла им дверь, при виде двух джентльменов присела в реверансе.

— Дома ли мисс Андерсон? — спросил князь.

— Нет, месье, мисс Андерсон и мисс Локита отправились на прогулку.

— Они в добром здравии?

— Да, месье.

— Прошу вас передать мисс Андерсон, что я с нетерпением жду их появления у себя на вечере. Их платья, как и было условлено, будут доставлены в театр. После спектакля их будет ожидать мой экипаж.

— Я передам им ваши слова, месье, — отвечала горничная.

Добавить к сказанному князю было, по-видимому, нечего, но, уже собравшись откланяться, он вдруг передумал:

— Надеюсь, дамы получили цветы, которые я им посылал?

— Каждый день приносили чудесные букеты, месье.

— Они пришлись им по вкусу?

— Мадемуазель Локита обожает цветы, месье. Сегодня появилась ваза с орхидеями, и она была ими очарована.

— Я очень рад, что они ей понравились.

— Ты в своем уме? — проговорил лорд Марстон, когда они отъехали от домика. — Ты же напугаешь «дракона», если вздумаешь искушать их дорогими подарками. Один раз ты уже это попробовал.

— Урок не прошел даром. Орхидеи были всего-навсего в хрустальной вазе с приличной гравировкой. При этом цветы, которые получала мисс Андерсон, не только были ничем не хуже тех, что предназначались Локите, но даже превосходили их.

— Наконец ты начинаешь обнаруживать крупицы здравого смысла, — одобрительно заметил лорд Марстон.

— Те же, что я отправлял для Локиты, содержали небольшое послание, понятное только нам обоим.

Больше он ничего объяснять не стал, а по возвращении домой с головой погрузился в приготовления к вечеру, который, как сдавалось лорду Марстону, должен был отличаться тем безудержным чудачеством, что хорошо запомнилось ему из русской жизни.

Он отдавал себе отчет в том, что, если вечеринка будет задумана и проведена по образцам, виденным им во дворцах петербургской знати, Локиту ждут сильные впечатления.

Одна только окраска этих зданий надолго врезалась ему в память.

Желтый Юсуповский дворец смотрелся в воды Фонтанки, дворец Воронцовых, что возвышался над берегами Невы, был окрашен в малиновый и белый, ярко-синим цветом радовал глаз Таврический дворец. Чаще же преобладали нежно-оранжевые тона.

В годы его пребывания в Петербурге царский Зимний дворец, первоначально окрашенный в фисташково-зеленый цвет, был перекрашен в темно-бордовый.

Когда после первых ноябрьских снегопадов зачарованный город наполнялся белым сиянием, сходство со сказочным миром придавали ему и удивительные цвета его дворцов.

Под серебристый перезвон колокольчиков по снегу и льду летели сани из дворца во дворец, чтобы доставить своих ездоков на необыкновенные приемы, которые устраивались еженощно.

В Зимнем дворце в исполинских люстрах зажигалось до тридцати тысяч свечей. Порой же они спиралью огибали колонны из яшмы, что окаймляли бальные залы.

И всюду гигантские зеркала отражали сияние драгоценностей, которые усыпали фигуры дам, танцующих под звуки бесчисленных скрипок.

Роскошные адъютанты мерно расхаживали по глянцевой поверхности полов с изумительной красоты женщинами, с шей которых до самой талии свисали украшения — ожерелья на нескольких нитях, жемчуга, алмазные броши, изумруды величиной с голубиное яйцо.

Столы были заставлены золотыми сервизами, обвитыми фестонами из оранжерейных цветов; из самых разных точек света, отдаленных на тысячи миль, доставлялись диковинные деликатесы, чтобы ублажить изнеженный вкус сотрапезников.

На балах, которые посещал лорд Марстон, фрейлины, подражая во всем императрице, появлялись, согласно заведенному при дворе обычаю, в туалетах из яркого бархата с горностаевой отделкой, с обязательным набором роскошных драгоценностей.

Алмазы — к малиновому бархату, сапфиры — к синему, изумруды — к зеленому, и множество великолепных мундиров русской армии представляли весь цветовой спектр, включая даже розовый и фиолетовый.

Чем ближе дело было к рассвету, тем неистовее становились песни и пляски цыган. Никому не было дела, вспоминал лорд Марстон, до несчастных, обутых в берестовые лапти, одетых в грязное отрепье, что ждали снаружи на лютом, пронизывающем холоде.

Что ж, по крайней мере это обстоятельство в Париже не повторится, мелькнуло у лорда Марстона, когда он с усмешкой выслушивал планы князя относительно «русского вечера в честь Локиты».