Провачеком история не кончается
Хотя за два десятилетия, разделявших мировые военные пожары, удалось наладить терапию и профилактику сыпного тифа и медицина получила эффективные средства борьбы со вшами, события второй мировой войны повлекли за собой новые вспышки эпидемий сыпного тифа, прежде всего среди военнопленных и узников концентрационных лагерей.На территории ЧССР эпидемии этой болезни во время войны возникали трижды. Особенно свирепой была эпидемия в концлагере в Терезине в последние месяцы войны: там переболело 5000 человек. После всех бедствий войны, на заре свободы больные узники вели свой последний неравный бой. И именно тогда проявилось влияние психического состояния человека на течение болезни. У узников — а они, физически хотя и совершенно истощенные, в момент освобождения почувствовали прилив новых духовных сил, воодушевлённые победой правого дела, — смертность была сначала 20 — 25%, а позже упала ниже 10%. Сыпным тифом болели и нацисты, и у них смертность достигала 45%, хотя их физическое состояние было в норме и за ними был хороший врачебный уход; что же касается психики, то после поражения нацизма они были в тяжелой депрессии.В Терезине много раз повторялась и трагедия Провачека. Несмотря на все возможные в то время защитные меры, сыпным тифом заразилось несколько десятков медработников Чешской акции помощи, добровольно вызвавшихся участвовать в ликвидации пожара эпидемии, который продолжал пылать и в первые недели свободы. Некоторых из них спасти не удалось.Наконец, такой вопрос: представляют ли платяная вошь и переносимый ею сыпной тиф угрозу и в наши дни? Да, к сожалению, представляют. Это постоянно подстерегающая опасность, она затаилась, выжидая удобного момента. Наступит ли он — это зависит от благоразумия людей: не надо забывать, что до сих пор не утратило своей силы старинное название сыпного тифа — «военная болезнь». А что сказать о головной вши? Эта не так страшна. Она — паразит, вызывающий брезгливое отвращение у тех, на постой к кому он встает, и у их ближайшего окружения, а еще, конечно, зуд. Только и всего.
* Выражение «пустить вошь в кожух кому-то» на чешском языке означает подложить свинью, устроить неприятность.— Прим. перев.
Но берегитесь вшей в кожухе! * Здесь народная мудрость абсолютно верна!
II.МИР БЛОХ И ЧУМЫ
Блошиные цирки
Один из современных учебников эпидемиологии чумы начинается почти поэтическим вздохом: «...возбудитель чумы переносится блохами. Если бы эта простая истина была известна в XII в., история Европы и всего цивилизованного мира была бы совершенно иной». Сегодня при взгляде назад кажется невероятным, что люди этого не знали. А неведение это продолжалось целые тысячелетия и не раз приводило человечество на грань гибели. Жертвы чумы исчислялись сотнями тысяч и даже миллионами человек, вымирали города, становились безлюдными целые области, и ужас пандемий чумы затмевал ужасы всех войн, какие знает история человечества, включая и эту последнюю, самую страшную.В распространении чумы люди подозревали что угодно и кого угодно, даже и самих себя. Церкви были переполнены аскетами-фанатиками; в долгих постах, неустанных молитвах и подчеркнуто кротком смирении искали они спасения от «черной смерти» — чумы. Когда же эпидемия усиливалась, по улицам начинались шествия кающихся грешников — полуобезумевшие от ужаса, они неистово секли себя кнутами до полного телесного изнеможения, взывая к богу о защите от чумы (летописцы называют их флагеллантами — бичующимися, от латинского flagellum — бич). Другие же в разгар эпидемий впадали в иную крайность: жизненным кредо последних дней своих избирали распутство и разгул. А коль скоро от повальной смерти не спасали ни публичные самобичевания, ни пиры во время чумы, человеческие страсти чуть что выливались в массовые избиения, резню. Достаточно было и одного истерического выкрика или злонамеренного обвинения в том, что имярек отравил воздух, и толпа готова была излить свой страх самым изуверским образом. Особенно же беззащитными перед разъяренной толпой во время эпидемий чумы были странствующие лавочники, бродячие актеры и комедианты, да и вообще люди бедные. А постоянные погромы национальных меньшинств и евреев! Они тоже были мрачной приметой чумных времен.Подозрениям не было конца. И только истинный виновник — блоха — оставался безнаказанным в складках холщовых рубашек простого люда и в шелковых кружевах господ.Паразитирование блох на человеке с древних веков до нового времени было, наверно, таким же обычным явлением, как вшивость. Однако вши, если люди вообще удостаивали их своим вниманием, считались чем-то мерзким, отталкивающим. Блохи же, напротив, во многих случаях вызывали к себе интерес у коллекционеров и даже служили предметом экстравагантных развлечений человека.Вот одна из таких забав. В XVII в. среди французских кавалеров считалось модным хранить, как сладкое воспоминание, блоху, пойманную собственноручно на теле дамы своего сердца. Держали блоху в миниатюрной, часто прекрасной ювелирной работы шкатулке-клетке, висящей на цепочке на шее, и блоха каждый божий день сосала кровь «счастливого» владельца. Этим безумно своеобразным сувениром оригинал старался обратить на себя внимание окружающих и только с ним был вхож в сомнительные компании. А когда блоха издыхала, убитый горем кавалер отправлялся на ловлю нового сувенира при живом участии всей распутной братии! Помимо анонимных историй, до наших дней дошло и свидетельство, что таким сладостным сувениром владел французский поэт и большой распутник Барро (Jacques Vallee des Barreaux, 1602 — 1673, который держал блоху, изловленную на знаменитой куртизанке Марион Делорм (Marion Delorm).В те времена встречались дамские ожерелья, имевшие отношение к блохам. Это были просто ловушки для блох. Элегантные дамы в XV— XVIII вв. носили под одеждой разные «блошиные ловушки». По-видимому, самой эффективной была ловушка, сшитая из тонко выделанного меха мелкого животного; она напоминала по форме тело зверька и прикреплялась к головке нередко дорогой ювелирной работы. На цепочке ловушку надевали на шею. Блохи забирались в мех, и во время вечернего туалета удобно было выловить их.В музейных коллекциях сохранились ловушки и других типов — гораздо более сложные и, очевидно, вряд ли дававшие большой эффект.
Разные виды блохоловок в форме ожерелий, бывшие в употреблении в XVIII веке (по Busvine 1976)
Была, например, ловушка в виде валика, вырезанного из слоновой кости, богато украшенного и снабженного множеством маленьких отверстий. В валик вкладывали намазанный кровью колок, служивший в качестве приманки. К 1709 г. относится другая модель такой ловушки, сделанная из дерева. Внутренний колок имеет щель, в нее помещали клочок шерсти, пропитанный медом или сиропом, чтобы привлекать блох. Судя по всему, ловушки в форме валиков не были оригинальным изобретением европейцев: подобные ловушки, изготовленные из бамбука, применялись еще в Древнем Китае. Блохи благодаря своим малым размерам возбуждали интерес и у искусных, ловких на выдумки умельцев. В Британском музее в известной коллекции блох, собранной Ротшильдом (о ней мы еще расскажем), наряду с научными материалами представлены и образцы курьезного искусства, некогда модного: блохи, одетые, как куклы, в крошечные наряды. Подобную экспозицию можно увидеть и в Музее детства (Museum of Childhood) в Эдинбурге. Блошиные миниатюры создавались не только европейскими мастерами. В литературе есть сведения, что мексиканские монахи продавали как сувениры pulgas vestidas — блох, одетых в кукольные платья.Уж если люди интересовались хитроумными экспонатами мертвых блох, то насколько привлекательнее были блохи, выступавшие в роли живых артистов. Еще в начале XVII в. в произведении "Insectorum sive minimorum Animalium Theatrum" Т, Мофет (Т. Mouffet) упоминает «об англичанине, весьма умелом во всех курьезных работах, который умудрился соединить золотую цепочку длиною в палец с замком и ключиком до того ловко, что блоха может идти и тащить ее; при этом блоха, цепочка, замок и ключик весили не больше зернышка. А еще от человека, заслуживающего доверия, я слышал, что эта блоха на цепочке тащила золотую карету, во всех отношениях совершенную и очень легкую, что доказывало искусность мастера и силу блохи»*. Спору нет, у мастера были золотые руки. Однако Европу сотрясали эпидемии чумы одна за другой, а люди восхищались силой блохи! Прекрасная иллюстрация человеческого неведения тех времен.