Однако в те времена конница могла стать решающим фактором в сражениях, а кельты были, безусловно, хорошими всадниками. Греческий географ Страбон писал:
Все галльское племя до безумия воинственна. Хотя все они прирожденные воины, все же они более искусные всадники, чем пехотинцы.
Когда в 390 году до н. э. галлы двинулись на Рим{32}, говорили, что у них насчитывалось 5 000 пехоты и 20 000 конницы. Римский легион на заре империи обычно насчитывал около 5 000 человек, из них было только 200 всадников. Несмотря на всю важность конницы, галлы и бритты, которые не знали стремян (стремена необходимы для того, чтобы, нанося таранный удар копьем на скаку, удержаться на лошади), в основном использовали всадников как стрелков в цепи и на флангах пехоты.
Во многих случаях, когда разворачивалась битва, всадники спешивались и вступали в бой. Испанские галлы даже прикрепляли к поводьям специальные колышки, которые они вбивали в землю, привязывая своих лошадей на время сражения. Но если события разворачивались в их пользу, они вскакивали в седло и, преследуя отступающих врагов, безжалостно истребляли их. Их способность настигать бегущую пехоту во много раз увеличивала число убитых в бою.
Очевиден и тот факт, что в течение столетий, предшествующих римскому завоеванию Галлии и Британии, конница не использовалась для фронтальных атак. Атака тяжелой кавалерии – основная форма ведения боя в сказаниях об Артуре – еще не была изобретена. Однако ситуация изменилась в период римского завоевания Британии.
Кроме открытого сражения на поле брани, бритты в оборонительных целях строили укрепления также на возвышенностях, следуя традиции, которая появилась еще до прихода кельтов в Британию. Хотя при пахотных работах на протяжении столетий большинство укреплений этого и последующих периодов были разрушены, часть из них все же сохранилась – огромные, в форме кольца, крепостные валы и рвы, окружающие вершины открытых холмов. Некоторые из этих земляных укреплений занимали такую большую территорию, что за ними размещались жилые строения и пастбища для скота и лошадей. Во время войн их, очевидно, использовали как укрытия, где большая часть местного населения могла собраться под защитой своих соплеменников. Выбираемые для этих целей холмы, как правило, имели крутые склоны со всех сторон, кроме одной. Именно на этой стороне сосредотачивались основные оборонительные силы, а труднодосягаемые подступы могли быть слабо защищены.
Галлы и бритты не просто копали рвы и насыпали землю, чтобы соорудить оборонительные валы. Они строили хорошо спроектированные каменные и деревянные заградительные стены с укреплениями и частоколами. Находившееся в таком укреплении население было хорошо защищено, хотя во многих случаях способность противостоять осаде сильно зависела от наличия достаточного запаса воды. Многие из наиболее известных и сохранившихся укреплений такого рода были построены в Южной и Юго-Западной Британии на вершинах меловых холмов, где не было возможности копать водяные колодцы. Если разобраться, идея создания оборонительных позиций для того, чтобы выдерживать осаду, идет вразрез с представлением бриттов о ведении военных действий. У них были ограниченные знания о способах ведения осадной войны.
Цезарь описывает, как легионеры, образовав защитную «крышу» своими большими щитами, сомкнутыми над головой, строят земляные насыпи, чтобы по ним ворваться в укрепление бриттов. Другие сражения ясно показали, что у бриттов отсутствует римская изобретательность в организации осады с применением стенобитных таранов, катапульт для метания тяжелых камней и других орудий такого рода. Во время своей второй кампании Цезарь, который пишет о себе в третьем лице, пришел на взятие укрепления бриттов под командованием Кассивелауна. Вот как он описывает эти события:
Бритты называют «крепостью» всякое место в лесной чаще, укрепленное валом и рвом, где они укрываются от нападения вторгшихся врагов. Он направился с легионами к этому месту и обнаружил, что оно защищено естественными преградами и прекрасно укреплено, однако двинулся на штурм сразу с двух сторон. Вскоре враги оказались не в состоянии сдерживать яростный натиск легионов и бросились из крепости с другой ее стороны. Там оказалось большое количество скота, и многие из бежавших были взяты в плен и перебиты.
Хотя я не сомневаюсь, что Цезарь чрезмерно преувеличил легкость, с которой он взял укрепление, существует много сведений о победах римлян при осадах укреплений. Основной причиной быстрого преодоления сопротивления галлов после начала римлянами штурма, по всей вероятности, была неспособность галлов создавать и удерживать хорошие оборонительные позиции.
Существуют археологические свидетельства, подтверждающие, что в постримской Британии в V веке бритты возобновили использование укреплений на холмах, сражаясь в междоусобных войнах и отражая набеги вторгающихся саксов. Но когда 600 лет спустя люди стали записывать легенды об Артуре, укрепления на холмах были полностью вытеснены каменными замками норманнов и их наследников.
В этих каменных замках с их отвесными из темного камня стенами, опускающимися решетками, заградительными рвами, наполненными водой, подъемными мостами и тому подобными атрибутами, происходило действие артурианских драм и типично средневековых конфликтов. Эти замки часто осаждают, но население и воины отважно обороняются, сопротивление длится долго, подтверждая историческую правду о том, что в Позднем Средневековье хорошо защищенные замки было очень трудно взять силой. Сочинители легенд об Артуре предприняли попытку несколько «приукрасить» Британию периода Темных Веков с укреплениями на холмах, предпочтя этому вымышленный готический Камелот с отвесными каменными стенами, коническими башенками с зубцами, подъемными мостами, – тот самый Камелот, образ которого впоследствии позаимствовали Теннисон и Уолт Дисней. Сами по себе восхитительные и романтические замки являются принадлежностью средневековой Британии позднего периода и не имеют ничего общего с Темными Веками – эпохой Артура.
Изучая литературу о политике, дипломатии и войнах Рима с галлами и бриттами, я обратил внимание на то, что обе стороны прибегали к одному и тому же методу – взятию заложников. Для обеспечения длительных союзов от ненадежного партнера часто требовали, чтобы он передал свою жену, детей или даже всю семью под чье-то покровительство. Римляне часто требовали это от вождей и королей «варваров», которым не доверяли, но подобная практика также широко применялась среди вождей галлов и бриттов.
Интересно, что в артурианских легендах тема взятия заложников не является значимой, так как, похоже, эта практика канула в небытие, когда большая часть Британии была объединена под властью единого короля. Хотя союзы и цементировались браком (Гвиневера была королевой Летней Страны, Сомерсет), главным становилось подчинение нравственному (рыцарскому) кодексу и преданность своему господину, основанная на этом, а не на использовании заложников как гарантии такой верности. В ответ на это от вождя ожидалась щедрость по отношению к подданным, наделение их землями и богатством.
И, повторимся, Realpolitik{33} Позднего Средневековья отразилась в артурианских легендах с малой долей исторической достоверности. Я полагаю, что тема взятия заложников не встречается в легендах вовсе не из-за отсутствия сведений об этой практике. Труд Цезаря «Записки о галльской войне», без сомнения, был доступен сочинителям этих легенд, которые гордились своей ученостью. Но, возможно, они исключили из своих работ тему взятия заложников по этическим соображениям. Если обстоятельства складываются не так, как было предусмотрено, то есть союзник, которому доверяют, переходит на сторону врага, у «покровителя» заложников имеется право безжалостно убить их. Без сомнения, это постоянно происходило в описываемое время, но героический ореол, который писатели старались придать Артуру, плохо сочетался бы с перерезанным горлом невинных младенцев и благородных женщин.