Возвращаясь к историческому повествованию, Геродот рассказывает, что в то время, когда Кир решил подчинить себе массагетов{90}, ими правила царица Томирис, унаследовавшая трон своего мужа. Первой уловкой Кира было брачное предложение. Но царица видит насквозь эту хитрость и отказывает ему, а затем через вестника объявляет, что понимает его замысел. Она советует ему не гневить ее, но говорит, что если битва неизбежна, то она должна произойти либо на его, либо на ее территории, а не на берегах пограничной реки. Советники Кира рекомендуют ему согласиться с этим условием и устроить для массагетов западню. По их замыслу, когда силы массагетов отойдут от пограничной реки, персы накроют столы с огромным количеством яств и скроются из виду, оставив на этом месте лишь небольшую охрану. Их план основывался на простодушии кочевников, не знакомых «с той роскошью, которой наслаждались персы, и не изведавших удовольствий жизни». Уловка удалась: около трети массагетского войска истребили персидскую охрану и принялись поглощать еду и напитки, оставленные в качестве приманки. Персы же затем напали на них, многих из них перебили и взяли много пленников, включая сына царицы Томирис.
Услышав об этом вероломном нападении, Томирис изливает на Кира презрение, требует вернуть сына и покинуть ее земли. «Если ты откажешься, – добавила она, то клянусь владыкой нашим Солнцем дать тебе крови больше, чем ты можешь выпить, хоть ты и ненасытен». Кир игнорирует ее угрозы, но позволяет развязать руки ее сыну. Едва освободившись от пут, сын убивает себя. Услышав о смерти сына, царица Томирис собрала оставшиеся две трети своего войска и вступила с персами в жестокую битву. В этой страшной битве массагеты одержали победу, и Кир был убит. Томирис приказывает своим войскам отыскать на поле битвы тело Кира. Когда оно было найдено, царица взяла голову Кира и опустила ее в бурдюк, доверху наполненный человеческой кровью, исполнив так свою угрозу.
В конце первой книги своей «Истории» Геродот завершает рассказ о победе кочевников над персами, приводя при этом интересные сведения об их культуре. Он упоминает, что они располагают как конницей, так и пехотой, хотя конница явно преобладает. Они умеют обрабатывать золото и бронзу, находящиеся в их землях в изобилии, и украшают золотом фалары, уздечки и удила своих лошадей. Геродот также утверждает, что хотя они берут жен, но живут с ними сообща, и если мужчина желает жену другого, он только «вешает свой колчан перед ее кибиткой и тогда обладает ею без опасений». Старики сами выбирают, когда им умереть; каждый призывает родственников на собственную прощальную панихиду, в конце которой «его приносят в жертву вместе с рогатым скотом, затем все это мясо варят и съедают. Это они почитают наилучшим видом смерти». Наконец он заключает, что «единственный бог, которого они почитают, это Солнце, коему они приносят в жертву лошадей, полагая, что самое быстрое из смертных созданий должно быть пожертвовано самому быстрому среди богов».
Итак, в этом эпизоде мы имеем заслуживающее доверия описание полного разгрома «цивилизованной» нации конными варварами-кочевниками в 530 году до н. э. Еще более показательным является то, что здесь мы встречаем облаченную властью женщину, требующую голову своего поверженного врага и осознанно проливающую человеческую кровь. Мимоходом мы также узнаем, что женщины, очевидно, пользовались значительной степенью сексуальной и политической свободы, а кибитка являлась их владением. Наконец, мы узнаем, что мужчины совершали нечто вроде акта самопожертвования после того как они утрачивали свою значимость для общества в экономическом или сексуальном отношении.
Рассматривая артурианский канон, можно заметить, что там обнаруживается каждый из этих мотивов. Царица Томирис могла быть Девой Повозки, требующей и получающей голову побежденного врага и использующей человеческую кровь для своих мистических целей, в данном случае для мести. Старики приносят себя в жертву так же, как в артурианских сказаниях это делали потерпевшие неудачу и покоренные рыцари и короли.
Повествование Геродота рассказывает о скифах 512 года до н. э., то есть всего за 20 лет до рождения самого историка. Персидский царь Дарий{91}, завоевав земли к югу и западу от Черного моря, достиг Дуная и решил двинуться в Скифию, видимо, чтобы отомстить за 28-летнее нашествие скифов на Мидию вековой давности. Скифы, узнав о планах Дария, созвали всех своих соседей-кочевников и предложили им создать военный союз, чтобы дать отпор огромной армии персов. Некоторые согласились присоединиться к скифам – гелоны, будины и савроматы, их всех мы можем называть полуавтономными членами степной кочевнической конфедерации. Другие, также члены этой неустойчивой коалиции, решив, что скифы сами навлекли на себя гнев персов, первыми вторгшись в их страну, отказались присоединиться к союзу и вернулись домой. Это были агафирсы, невры, андрофаги («людоеды»), меланхлены и тавры.
Сознавая, что у них нет достаточных сил, чтобы разбить персов в открытом сражении, скифы решили их перехитрить. Отослав женщин и детей в кибитках далеко вперед вместе со своими стадами, они позволили Дарию пересечь Дунай и увлекли его прямо к землям племен, отказавшихся поддержать их союз, держась от персов на расстоянии одного дня пути и засыпая все водоемы и источники воды, мимо которых проходили.
Скифский лёгкий конный воин. Скифский воин в боевом облачении.
IV в. до н. э.
Реконструкция Д. Шевчука. Реконструкция М. Горелика.
Эта хитрость сработала, вынуждая неприсоединившиеся соседние племена либо бежать, либо влиться в скифский союз. Так продолжалось до тех пор, пока скифы не подошли к землям агафирсов, которые укрепили свои границы и уведомили скифов, что если те войдут в их земли, то будут атакованы и вытеснены. По этой причине скифы предпочли скрыться из виду и отправиться в другом направлении. В конце концов Дарий был так утомлен и раздражен этими бесплодными погонями за скифами, что послал их царю Иданфирсу письмо, обвиняя его в трусости и призывая скифов остановиться и сражаться либо покориться и стать рабами. Ответ Иданфирса является квинтэссенцией кредо кочевников и прекрасно иллюстрирует столкновение двух столь непохожих культур, двух столь различных образов жизни:
Мое положение таково, царь! Я и прежде никогда не бежал из страха перед кем-либо и теперь убегаю не от тебя. И сейчас я поступаю так же, как обычно в мирное время. А почему я тотчас же не вступил в сражение с тобой – это я также объясню. У нас ведь нет ни городов, ни обработанной земли. Мы не боимся их разорения и опустошения и поэтому не вступили в бой с вами немедленно… Владыками же моими я признаю только Зевса и Гестию, царицу скифов… А за то, что ты назвал себя моим владыкой, ты мне еще дорого заплатишь![16]
Скифы были настолько разъярены угрозой Дария, что решили нападать на персов всякий раз, когда те выходили добывать себе пищу. Геродот отмечает, что:
Скифская конница постоянно обращала в бегство вражескую конницу. Бегущие персидские всадники нападали на своих же пехотинцев, которые являлись к ним на помощь. Тогда скифы, отбив нападение конницы, поворачивали назад из страха перед пехотинцами. [17]Эти постоянные нападения достигли цели, истощив запасы и моральный дух персов. Ситуация достигла кульминации, когда скифы открыто выстроили свое войско в полный боевой порядок. Но едва персы заняли свои боевые позиции, на поле сражения выскочил заяц. Похоже, что для скифов конная травля зайцев явно была одним из любимых развлечений: немедленно отряд за отрядом устремлялись в погоню за этим маленьким, резвым зверьком. Вскоре все поле превратилось в «ревущую свалку людей». Когда Дарий понял, из-за чего поднялся весь шум, то, наконец, осознал, с каким презрением относятся к нему скифы, и решил, что «настало время подумать, как наилучшим образом возвратиться из этой страны». Его армия постыдно отступила, скифы преследовали ее на протяжении всего пути, и персы едва сумели избежать беды при переправе через Дунай со скифской территории.