Самолет Говорова уже над Ладогой. Огромное пространство покрыто еще льдом, но Говоров видит много темнеющих промоин. Заметна и трасса Дороги жизни, о которой он много слышал в Москве. Только слышал. Теперь видит. Кончились, видимо, последние дни ее легендарной зимней работы. Сегодня он узнает точно, какие запасы для населения и войск удалось создать с помощью этой коммуникации-нитки. Сверху кажется — как легко ее порвать! Привычный глаз отметил под крылом самолета четко видимые склады на западном берегу озера, скопление там вагонов. «...Маскировка могла бы быть и лучше, — мысленно сделал он кому-то выговор. — Бомбят, вероятно, редко...»

Молчаливо развертывалась внизу панорама осажденного города. Она воспринималась и умом военного, и сердцем русского человека.

С севера — темное море лесов Карельского перешейка. Там финская армия Маннергейма. Она подошла к самому Сестрорецку. С юга — 18-я немецко-фашистская армия из группы армий «Север».

В Петергофе, Стрельне, Пушкине, Гатчине и по Неве до самого Шлиссельбурга — всюду вокруг города и на глубину 400 километров к Прибалтике — немецкие дивизии. Под стенами города осадные батареи. Сколько их разрушает сейчас город?.. Город его былых стремлении, надежд, бесконечно далеких сейчас и все же возникающих в памяти. Здесь когда-то он хотел найти свое призвание и место в жизни; здесь судьба привела его к военной профессии; и вот теперь она возвращает его в город Ленина, к людям, чей подвиг потрясает мир.

Мысль возвращается к короткой беседе у Верховного Главнокомандующего перед отлетом. Сталин сказал немного слов, и они прочно легли на свое место, словно фундамент. «...Не допустить разрушения Ленинграда осадной артиллерией немцев; превратить Ленинград в абсолютно неприступную крепость; накопить силы внутри блокады для будущих наступательных операций» — так запомнились эти слова Леониду Александровичу.

Этим трем тезисам были подчинены все мысли Говорова, когда он сошел с самолета в Ленинграде.

Назначение Говорова нельзя не связать с событиями на внешних линиях блокады Ленинграда минувшей зимой и в марте-апреле. Хроника происходившего в тот период выглядит следующим образом.

После перехода советских войск в контрнаступление и начавшегося разгрома главной ударной группировки немцев под Москвой 5—6 декабря 1941 года наступил перелом и в сражении под Тихвином. 9 декабря 4-я армия иод командованием генерала армии К. А. Мерецкова, подчинявшаяся непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования, разгромила в ожесточенных боях гитлеровцев в районе Тихвина, овладела городом и начала преследовать противника, отходившего в западном и юго-западном направлениях[3]. Тем самым была ликвидирована угроза соединения немецко-фашистских и финских войск на реке Свирь, т. е. создания второго кольца блокады вокруг Ленинграда.

11 декабря Ставка приняла важное решение — образовать с 17 декабря новый, Волховский фронт. Командующим был назначен генерал армии К. А. Мерецков. Он и командование Ленинградского фронта (генерал-лейтенант М. С. Хозин и А. А. Жданов) были вызваны перед этим в Москву.

17—18 декабря Ставка дала директиву Волховскому, Ленинградскому фронтам и правому крылу Северо-Западного фронта разгромить группу армий «Север» и деблокировать Ленинград. Замысел операции заключался в том, чтобы ударом центра Волховского фронта с рубежа реки Волхов в северо-западном направлении во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта отрезать группировку противника на мгинском выступе и уничтожить ее. В то же время войска Северо-Западного фронта должны были овладеть Старой Руссой, а в дальнейшем ударом на Дно и Сольцы во взаимодействии с войсками Волховского фронта отрезать противнику пути отхода со стороны Новгорода и Луги.

Главная роль в операции по снятию блокады с Ленинграда отводилась Волховскому фронту. Он получал из резерва Ставки значительное усиление войсками и боевой техникой, в том числе две новые армии. В его состав входили теперь 4, 59, 2-я ударная и 52-я армии. Часть сил Ленинградского фронта, находившаяся южнее Ладожского озера (8-я и 54-я армии), примыкая к правому флангу Волховского фронта, должна была наносить удар в направления Тосно, окружить и уничтожить во взаимодействии с войсками Волховского фронта любанско-чудовскую группировку немцев. Войска, располагавшиеся на блокированной территории (42, 23, 55-я армии и Приморская оперативная группа под Ораниенбаумом), получили задачу содействовать общему наступлению и в свою очередь перейти в наступление в южном направлении, как только войска Волховского фронта достигнут рубежа Красное Село, Бегуницы[4].

Таким образом, общий замысел деблокады Ленинграда зимой 1941/42 года строился на главных усилиях войск Волховского фронта. Следует отметить при этом, что в начале января 1942 года, а точнее 10 января, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение о широком наступлении на всем советско-германском фронте[5].

В послевоенных исторических трудах достаточно детально раскрыты причины, помешавшие деблокировать Ленинград в 1941—1942 годах. В данном очерке хотелось бы привести лишь некоторые моменты, изложенные в воспоминаниях непосредственных участников тех событий.

«В плане все было хорошо: и ясность цели и простота замысла. Не хватало только сил»[6]. В этих немногих словах бывшего командующего Волховским фронтом Маршала Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова заключена оценка положения на фронтах в тот период. Ставка наметила начало наступления войск Волховского фронта на 26 декабря. Но силы еще не были собраны, и по просьбе Мерецкова начало операции откладывается до 7 января 1942 года. Однако перенос срока, по мнению того же Мерецкова, повлек за собой другое — изменился характер задуманной операции. «Прорыв с ходу отпадал... Противник, использовав передышку, основательно закрепился...»[7]

Да, 7 января войска Волховского фронта, начав операцию, успеха не имели. Командующий попросил у Ставки еще три дня на подготовку. Ставка дала в два раза больше. Наступление возобновилось 13 января — и опять-таки еще до сосредоточения у Мерецкова всех намеченных планом дивизий и завершения материально-технического обеспечения его наличных сил. В своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Мерецков объясняет такую торопливость стремлением ускорить помощь жителям Ленинграда, смертность которых от голода продолжала катастрофически возрастать.

Войска Волховского фронта и 54-я армия пробивались к Ленинграду через сильную и глубокую вражескую оборону. Пробивались по лесам и болотам, по бездорожью, при недостатке боеприпасов. Солдаты и командиры знали, хотя и не в полной мере, чего стоят ленинградцам каждые сутки голодной блокады. Летопись тех дней хранит тысячи беззаветных подвигов воинов, неизмеримы были их духовный подъем и физические усилия в желании разорвать кольцо блокады. Но если нет дорог, в глубоком, по пояс, снегу отстают пушки, снаряды, танки. Бывало, что атака пехоты и продвижение ее на 2—3 километра в первой половине дня к вечеру сменялось отходом на то же расстояние.

Недели и месяцы бои шли в районах одних и тех же сел и деревень, в глухомани лесов. Погостье... Смердыня... От деревенек с такими горькими древними названиями остались лишь черные головешки, но в сводках и на картах в штабах они продолжали именоваться населенными пунктами, где идут бои.

Так проходила зима на внешних линиях блокады Ленинграда.

В марте в районе поселка Мясной Бор, на рубеже реки Волхов, в сражение вводится 2-я ударная армия Волховского фронта. Ею командует генерал-лейтенант Н. К. Клыков. В самом начале прорыва достигается значительный успех, она вбивает глубокий клин во вражескую оборону. Но затем и эту армию постигают крупные неудачи. Наступая на Любань, она встречает у Октябрьской дороги ожесточеннейшее сопротивление и в своем дальнейшем продвижении отклоняется на запад, в бездорожные районы. Там противник позволил ей углубиться до 50 километров, и этот кажущийся успех обернулся опаснейшей угрозой. Фланги прорыва 2-й ударной армии не расширялись ни к Октябрьской железной дороге, ни к Новгороду. Бросив сюда крупные резервы, противник прочно удерживал Чудово—Любань — Тосно. Вскоре очертания линии фронта наступавшей 2-й ударной армии стали похожи на пузырь с узким горлом там, где начался ее прорыв, — в районе Мясного Бора.