– Здравствуй, дорогая! Отправляешься за покупками? – пробормотала ее мать, входя в холл и скользя одобрительным взглядом по поношенному твидовому костюму дочери и зеленому, под стать глазам, свитеру.

Подавив вздох, Эмбер объяснила, что не собирается никуда ехать, что, напротив, она только вернулась из магазинов, и в который раз напомнила старой женщине про большой блокнот с карандашом, лежащий около телефона.

– Пожалуйста, мама, постарайся сосредоточиться и быть внимательной, – добавила Эмбер, наблюдавшая, как Вайолет Грант, не прислушиваясь к ее словам, расхаживает по холлу, то переставляя цветы в вазе, то поправляя криво висящую картину, написанную маслом. – У меня много заказов на праздничный пудинг, так что я закроюсь в кухне до тех пор, пока не поеду в школу за Люси. Телефонный звонок в кухне не слышен, и я надеюсь на тебя. Очень важно, чтобы ты записала все заказы на комнаты и не забыла точно указать имена приезжающих, а также сроки, на какие они остановятся у нас. Хорошо, мама?

– Не беспокойся, дорогая, – с обидой взглянула на дочь Вайолет Грант. – Ты же знаешь, как я рада, когда твои друзья приезжают к нам в гости.

Эмбер закрыла глаза и в уме досчитала до десяти. Она нежно любила свою мать, но как было не раздражаться, если даже семилетняя Люси понимала действительность лучше, чем эта несчастная женщина? К сожалению, Вайолет, видимо, не могла осознать ни острой нужды семьи в деньгах, ни необходимости точно записывать, кто и зачем звонит.

Дочь очень состоятельных родителей, а впоследствии жена баловавшего ее богача, Вайолет, привыкшая к безбедному существованию, никак не могла до конца проникнуться пониманием того, что обстоятельства их жизни в корне переменились. Уже много воды утекло с тех пор, как газеты раструбили о скандале вокруг их семьи, как преждевременно скончался в результате сердечного приступа ее муж, Вайолет же продолжала жить в своем собственном изолированном мирке.

Когда четыре года назад у Эмбер возникла идея брать платных постояльцев, мать пришла в отчаяние.

– Ты сошла с ума! – в ужасе воскликнула Вайолет, впервые услышав о новой затее дочери, и рухнула на ближайший стул. – Подумать только, я дожила до того, что увижу, как моя дочь обслуживает жильцов, снимающих у нас комнаты!

– Оставь, мама, это далеко не самое худшее, – с раздражением возразила Эмбер. Ей было жаль огорчать свою немолодую мать, но обеим следовало трезво взглянуть на жизнь. – После гибели бедняги Клайва нам остался лишь этот дом… и куча долгов. Все, что можно было, мы давно продали, а Люси между тем подрастает, ей необходимы одежда, игрушки, много иных вещей, которые сейчас нам просто не по карману. Дом – наше единственное достояние, поэтому я и решила брать постояльцев. А если ты придумаешь что-нибудь другое, ну что ж, я с радостью выслушаю твои соображения.

Вайолет, само собой разумеется, не могла придумать ничего дельного, и протест ее выразился лишь в том, что она решительно игнорировала «презренную корыстную сторону» деятельности Эмбер. Всех останавливавшихся в доме она упорно считала личными гостями своей дочери и приветствовала каждого из них, как старого друга семьи, что, впрочем, весьма способствовало успеху предприятия.

Но теперь и ему приходит конец, поспешила напомнить себе Эмбер, направляясь в кухню. Господи, почему она не может набраться мужества и рассказать матери о предстоящей продаже Холла! Стыдно, конечно, быть такой трусихой. Но ведь, услышав печальную новость, мать закатит истерику, а этого-то и опасалась Эмбер.

И тем не менее… Тем не менее, говорила она себе, разводя концентрат с сухофруктами для рождественского пудинга в довольно большом количестве коньяка, нельзя больше скрывать жестокую правду от матери. А что касается возвращения Макса, то чем быстрее она выкинет это из головы, тем лучше. В конце концов, никто не знает о том, что происходило между ними двоими в то долгое жаркое лето восемь лет назад.

Чуть ли не до позднего вечера, да и назавтра в течение почти всего дня Эмбер продолжала читать себе нравоучения, и результат не замедлил сказаться – она обрела обычное свое благоразумие и душевное равновесие. Этому немало помогло также то обстоятельство, что Эмбер из кожи вон лезла, чтобы выполнить все заказы на домашнюю рождественскую выпечку, и почти не покидала кухню. Эмбер рассталась с духовкой только для того, чтобы забрать Люси и ее подругу Эмили Томас из школы, и очень обрадовалась, когда девочки решили изучить содержимое бабушкиных сундуков, стоявших на чердаке. Люси больше всего на свете нравилось наряжаться в старомодные платья Вайолет, что в данном случае Эмбер приветствовала: малышки будут заняты, а значит, она сумеет без помех приготовить очередную порцию пирожных и поставить в холодильник.

От этого занятия, в которое она ушла с головой, Эмбер отвлек звон старинного колокольчика – из тех, что висели в ряд высоко на кухонной стене.

Подняв глаза, Эмбер с удивлением обнаружила, что звонил кто-то у входной двери. Роуз, уехавшая за покупками в Кембридж, заедет за Эмили не раньше, чем через час, так кто же мог явиться в такое время дня? Колокольчик снова зазвонил, на сей раз более требовательно, и Эмбер поняла – ей придется пойти и открыть.

Продолжая недоумевать, кого это принесло, и даже не потрудившись снять перепачканный фартук, Эмбер побежала по темному коридору. Через обитую зеленым сукном дверь, отделявшую кухню и рабочие помещения от остальной части дома, Эмбер уже выскочила в выложенный каменными плитами обширный холл, когда некто, стоявший у входа, забарабанил кулаками в старую дубовую дверь.

– Иду, иду! Открываю! – закричала Эмбер, едва переводя дыхание. – Простите, что вам пришлось так долго ждать, – начала она было извиняться, но тут же почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Эмбер вцепилась в большую медную ручку двери, чтобы не упасть. Кровь отлила от ее лица, в голове все смешалось. Она не верила своим глазам. На ступеньках, нависнув над агентом по продаже недвижимости мистером Главером, стоял в небрежной позе не кто иной, как Макс Уорнер.

Эмбер с силой вонзала лопату в твердую как железо мерзлую землю, стараясь не обращать внимания на холодный резкий ветер, насквозь продувавший их обширный огород. Выращивать собственные овощи и фрукты, спору нет, разумно, это экономия денег, но копать лук-порей и пастернак в разгар зимы – нет, будь ее воля, она нашла бы себе занятие полегче.

Впрочем, ей всегда казалось, что стоит только как следует поработать лопатой или мотыгой – и все возникающие проблемы находят свое решение. Но сейчас, увы, даже работа на огороде не помогала, с грустью призналась себе Эмбер, выпрямляясь на миг, чтобы откинуть упавшую на глаза золотисто-каштановую прядь.

Что же, черт возьми, ей делать? Этот вопрос Эмбер со все возраставшим отчаянием не переставала задавать себе с того самого момента, как увидела на пороге своего дома Макса Уорнера рядом с агентом по продаже недвижимости мистером Главером. Хотя миновало уже целых две недели, Эмбер никак не могла унять дрожь во всем теле при мысли о Максе, а главное – не могла избавиться от терзавшего ее страха. Нервы ее были напряжены настолько, что она фактически только и думала о внезапном возвращении Макса в ее жизнь, которое грозило ей катастрофой.

Тогда, увидев его, Эмбер поначалу не поверила своим глазам. Она застыла в изумлении. Дыхание у нее перехватило – как будто от удара в солнечное сплетение. Только через несколько секунд она осознала, что перед ней действительно живой Макс, а не призрак – плод ее разгоряченного воображения.

– Добрый день, миссис Станоп. Как любезно с вашей стороны, что вы согласились сразу же встретиться с моим клиентом, – произнес агент с подобающей случаю торжественностью, но слова его долетали до Эмбер откуда-то издалека. Тут мистер Главер заметил, что молодая женщина, вопреки всем правилам хорошего тона, молча смотрит на посетителей широко раскрытыми, испуганными глазами, и неуверенно добавил: – Вы… гм… Надеюсь, вы не забыли о нашей встрече?