Нет, тут же решила Джозефин, это невозможно. Ведь само ее тело во весь голос заявляло о насыщении и сексуальной удовлетворенности.

Она вспомнила, как после долго лежала в его тесных объятиях, упиваясь отголосками только что пережитого экстаза, и по щекам ее текли слезы.

– Дорогая моя, – мягко произнес Дуглас, целуя мокрые глаза. – Моя прелесть, не плачь.

Ее голос дрожал, когда она ответила:

– Я даже не представляла, что такое бывает. Никогда и не мечтала о подобном…

– А я знал, – нежно сказал он. – С той самой секунды, как мы впервые взглянули друг на друга, я знал.

Джозефин вздохнула.

– Наверное, я не настолько искушенная, как думала.

– Это я уже выяснил. – Он слегка усмехнулся и откинул с ее влажной щеки прядь волос. – Так же, как и то, что в постели строптивая бунтарка Джозефин воплощение покорности. Ты – настоящая загадка, любовь моя.

– Лучше, чем ты представлял себе? – немного кокетливо поинтересовалась она и уткнулась головой ему в плечо.

– Ты другая, – ответил он. – И думаю, будешь вечно удивлять меня. Не знаю, удастся ли мне хоть когда-то разгадать тебя.

Но она едва слышала последние слова. Уже медленно отплывала, погружалась в темную пучину сна, соскальзывала в гавань отдохновения, удовлетворенная и утоленная.

Молодая женщина потянулась с кошачьей фацией, выгнувшись дугой. Она все еще ощущала аромат мужского тела, который вдыхала, погружаясь в сон.

Настроение несколько упало. Вот уж это никак не входило в ее планы. Если, конечно, считать, что у нее вообще были намерения заняться сексом с мужчиной спустя лишь несколько часов после первой встречи.

Но даже если и так, то заниматься сексом – это одно, а спать в его объятиях – совсем другое. Это первый шаг на опасном пути к привязанности и взаимным обязательствам, которые могут объединить на всю жизнь. Нет, в том-то и беда, что не на всю. А на короткий промежуток времени. А потом будут развод и боль, боль и горечь…

Этого она всегда избегала в прошлом, отделываясь ссылками на то, что утром должна рано вставать, или заявлениями, что плохо спит и просыпается от любого шороха. Годилось любое, лишь бы избавиться от выполнившего свои функции партнера и отослать его в небытие, лишь бы избегнуть угрозы покушения на столь ценимые ею свободу и независимость.

С другой стороны, почему она решила, что Дуглас провел ночь в ее постели? Кто знает, когда он удалился? Она ведь спала как убитая, не слыша никого и ничего. Настолько крепко, что ему удалось надеть на нее рубашку, даже не разбудив.

Джозефин закусила губу. Смешно беспокоиться об этом после того, как на ее теле не осталось ни единого дюйма, который бы он ни целовал и ни ласкал с истинным мастерством и жаром страсти. После того как не только согласилась на интимные отношения с ним, но и упивалась ими.

И все же… все же то, что он позволил себе одеть ее, когда она была совершенно беспомощной и уязвимой, когда спала так глубоко, что ничего не чувствовала, казалось слишком уж фривольным и фамильярным.

Но, похоже, у нее не будет возможности высказать ему свое возмущение подобным поведением. Потому что Дуглас скорее всего испытывает не меньшее отвращение к прочной связи, чем она сама. Может, та тщательность, с которой он уничтожил все следы своего пребывания в ее бунгало, – это своеобразный знак прощания?

Итак, угрюмо подумала Джозефин, я превратилась в женщину на одну ночь. Превосходно! Но Дугласа винить в этом нечего. Как и в том, что он удалился без лишних слов.

Она села и уткнулась головой в колени, крепко зажмурившись. Так сильно, что глазам стало больно. Но не настолько, чтобы эта боль перебила другую – странную и непонятную, терзающую сердце. Или заглушила чувство утраты.

Неожиданный стук в дверь заставил ее выпрямиться и напрячься.

– Кто там?

– Обслуживание, мэм. Ваш завтрак, мэм, – ответил приятный девичий голос.

Джозефин что-то буркнула в ответ, и на пороге появилась приятная молодая женщина в ковбойском костюме с бахромой по бокам и с подносом в руках, накрытым белоснежной крахмальной салфеткой. Она поставила его на столик возле кровати, быстрым движением сняла салфетку… И Джозефин в полном изумлении уставилась на кофейник, из которого поднимался ароматный парок, на высокий запотевший стакан апельсинового сока, на тарелку с аппетитными блинчиками и на розетки с разными джемами. Тут же лежала изящная белая роза.

Она не заказывала никакого завтрака, совершенно точно. Но, может быть, это входит в стоимость номера… Трудно было отрицать, что она проголодалась, как волк в суровую зиму. Джозефин с улыбкой поблагодарила женщину. В конце концов, ей предстоит не меньше чем двухчасовая дорога до дома, а это нелегкое испытание на пустой желудок.

Но оно ни в какое сравнение не идет с той странной пустотой, которую Джозефин ощущала там, где двадцать восемь лет находилось ее сердце.

Даже не думай об этом, строго прикрикнул на нее внутренний голос. Даже не думай! Ты же не ищешь сердечного друга или постоянного любовника. Тебе время от времени необходим партнер на одну ночь, страстную и жаркую. И в этом отношении Дуглас, которого так хочется назвать Дугом, был просто идеален.

Но он ушел, исчез, так что теперь забудь о нем. Забудь и спустя какое-то время продолжи поиск где-нибудь еще…

Выслушав совет и приняв его, Джозефин с наслаждением принялась за завтрак. Закончив, упаковала вещи, оставив только свежую смену белья и тот дорожный костюм, в котором приехала. Потом отправилась в ванную.

Она долго стояла под тугими горячими струями, наслаждаясь покалывающим ощущением, потом потянулась за мылом. И вдруг ощутила, что рядом кто-то есть…

– Позволь мне, – произнес ей на ухо Дуглас, обнимая ее и притягивая к себе.

Джозефин то ли вскрикнула, то ли пискнула от неожиданности. Сердце тут же забилось в ускоренном темпе, во рту пересохло.

– Что… что ты тут делаешь? – попыталась возмущенно спросить она, когда снова обрела дар речи.

– Пришел пожелать тебе доброго утра, – преспокойно ответил Дуглас, отбирая скользкий брусок и взбивая обильную пену. Потом принялся нежно и медленно, круговыми движениями покрывать ею мокрую кожу, включая груди, живот, бедра.

Джозефин едва сознание не теряла от исключительной, чувственной ласки и понимала, что если бы он не поддерживал ее, то она упала бы.

– Но я не собираюсь спрашивать, хорошо ли ты спала, потому что знаю, что превосходно, – снова шепнул Дуглас ей на ухо.

– Да. – Она с трудом выдавила коротенькое словцо и откинула назад голову.

Его руки медленно продвигались к более интимным местам.

– Но теперь… – продолжал нашептывать он, щекоча губами чувствительное место за ухом, – теперь ты уже проснулась.

Ее единственным ответом был слабый вздох. Дуглас положил мыло и принялся ласкать ее груди, дразнить кончиками пальцев затвердевшие соски. Она тоже ощутила его растущее возбуждение и намеренно провокационно повела бедрами.

Реакция была мгновенной. Он повернул ее к себе лицом, страстно впился губами в ее рот, потом приподнял и опустил на себя, с легкостью соединив их скользкие намыленные тела.

Джозефин приникла к нему, обхватив руками шею, а ногами талию, и следовала его темпу и отвечала ритмичным ударам. Страстно, яростно, жадно…

И вскоре уже ощутила, как ее начали обвивать маленькие щупальца приближающегося оргазма, почувствовала, что начинает терять контроль над собой, задохнулась и вскрикнула от страха.

– Не борись со мной и с собой, дорогая, – хрипло пробормотал Дуглас, не прерывая поцелуя. – Просто отдайся.

И Джозефин послушалась и уступила и, едва не всхлипывая от восторга, испытала первый спазм оргазма. Она услышала свои стоны, когда ее тело, казалось, растворилось в сотрясающих его конвульсиях, и осознала, что Дуглас тоже содрогнулся, дойдя до вершины наслаждения и отдав ей все свои силы и соки.

Немного придя в себя, Джозефин обнаружила, что он несет ее в спальню, завернув в махровое полотенце. Они упали на кровать, не размыкая объятий. И только через несколько минут, когда уже смогла говорить, она прошептала с милой насмешкой: