Покосившись на меня, она подмигнула.

Это ее легкомыслие вовсе не понравилось Силиню.

— Попрошу вас сосредоточиться и серьезно подумать, прежде чем отвечать на мои вопросы. И не забудьте, что я задаю их не из любопытства, но в ваших собственных интересах, во имя закона и справедливости.

Впервые я слышал его говорящим столь официально. Наверное, он не забывал, что слова эти услышат и другие, и прежде всего — начальство. Вообще мало кто не страдает микрофонной лихорадкой, превращающей даже самые обычные слова в торжественную декларацию. Но тут я заметил, что во время этой его тирады диктофон был выключен, и мысленно принес лейтенанту извинения.

— Итак (щелк!), есть ли у вас или вашего мужа враги?

— Враги? Ну и вопрос! — воскликнула Лигита с неподдельным изумлением. — Какие же мы знаменитости!

Казалось, она уже целиком оправилась от душевного потрясения после ночного нападения и теперь от души наслаждалась ролью пострадавшей героини. «Отпадное ощущение!» — так это, наверное, звучало бы на ее языке, в котором это словечко сменило давно уже вышедшее из моды универсальное определение «нормально». И так говорит человек с высшим образованием, женщина, выросшая в семье ученых! Проще всего объяснить это протестом против утрированной утонченности ее окружения; но может быть, она и по сути своей — пустоцвет?.. Однако от дальнейших необоснованных выводов я воздержался и стал прислушиваться к разговору.

— Может быть, завистники? — не отставал Силинь. — Не спешите с ответом, попробуйте вспомнить, не оскорбили ли вы кого-то из соседей. Хотя бы невольно, сами того не желая. Какие у вас отношения с жителями поселка?

— Да никаких. Вот если бы здесь жил мой дорогой отец, они каждое утро справлялись бы о драгоценном самочувствии профессора. — Можно было подумать, что обиженной является Лигита, а не ее соседи. — А нас эти надутые мещане не замечают, у Мариса ведь нет ученой степени! Вспоминают, лишь когда им требуется помощь — портится электрический насос или крыша течет. Вот тогда требуется и профессорский зять. Хорошо, что он водки в рот не берет, не то спился бы, как жэковский сантехник.

— А на работе?

— В радиокомитете меня все любят, кое-кто даже слишком, — ответила Лигита, не смущаясь.

Мне не потребовалось даже повернуть голову: я и так знал, что антенна лейтенанта уловила этот сигнал. Однако он был достаточно опытным психологом и избегал двигаться к цели напрямик.

— Скажите, Лигита, звукооператор — это ведь, если не ошибаюсь, довольно редкая специальность. Почему вы избрали именно ее?

— Я даже не знала, что такая существует. Да и сейчас думаю, что при высокоразвитой электронике можно почти совершенно обходиться без таких специалистов. В школе я мечтала только о кино. Но у нас ведь режиссеры никого не берут со стороны, им нужны диплом и слава, а не талант и внешность, и поэтому роли молодых девочек играют тридцатилетние тети.

Силинь не мешал ей говорить. Допрашивай он кого-либо другого, он наверняка время от времени выключал бы диктофон, чтобы сэкономить ленту, но от Лигиты это не укрылось бы.

— Я кинулась во ВГИК, но там меня провалили уже на предварительном отборе, сказали, что ни Артмане, ни Радзини из меня не выйдет. Словно бы об интеллекте могут судить люди, даже не знающие, кто такая Лигита Берзинь… Тогда я узнала, что почти такой же институт есть и в Ленинграде. Все, что в Москве не признали, там приняли отлично — и интеллектуальный уровень, и фигуру, и так называемую очаровательную улыбку. Чудно, верно? К тому же оказалось, что у меня хотя и не развитый, но абсолютный слух. Вы даже представить не можете, сколько преподавателей предлагало развить его в частном порядке! — Она усмехнулась. — Кто знает, может быть, таким путем я рано или поздно и получила бы какую-нибудь ролишку. Но я встретилась с Марисом Алкасом и не стала связываться ни с какими частными преподавателями. Честно окончила факультет звукоинженеров. Устроиться на киностудию не удалось, так я и оказалась на радио.

— А там к вам относятся хорошо? Поклонников много? — Наконец, Силинь добрался до сути.

— Спасибо, не жалуюсь. Один, правда, последнее время стал слишком уж назойлив… Не сварить ли вам кофе? — Совсем некстати Лигита вспомнила о своих обязанностях хозяйки.

— А муж об этом знает?

— О чем? Ах, о Вилисе… Боже сохрани! Он так ужасно старомоден — если бы мог, запретил бы мне работать. Чтобы я растила малыша и ждала мужа дома. А я без работы сошла бы с ума.

— Понимаю, стремление личности к утверждению своей индивидуальности, — туманно проговорил Силинь. — А чем там занят этот Вилис?

— О, это великий спец! Ремонтирует нашу аппаратуру.

— А вам он, конечно, ремонтирует без очереди?

— Пусть только попробует тянуть резину!

Больше ничего мы от Лигиты Гулбис не добились.

— Вы считаете, она — любовница этого Вилиса? — спросил я, когда мы пустились на поиски Леона.

— Какого же черта тогда было ее насиловать? Нет, тут скорее действует принцип «Вей, ветерок»: сулить сулила, но не разрешила. Флиртовала, водила за нос, пока он не потерял самообладания и не набросился на нее.

— С эфиром за пазухой и заряженным пистолетом в кармане, — напомнил я.

— Да что сейчас гадать, к вечеру будем знать всю правду, — уверенно сказал Силинь.

Акментынь уже добрался до середины поселка. К сожалению, коэффициент полезного действия полученных им сведений не соответствовал длине преодоленного пути.

— Сначала я еще делал заметки, потом махнул рукой. Никто ничего не видел, но волнение в поселке сильное. Собираются подать петицию, чтобы после наступления темноты в поселке дежурил милицейский патруль. Твою Лигиту не очень-то жалеют, одна даже заявила открытым текстом: «Эта… что заслужила, то и получила». Она что, действительно похожа на такую?

— А твой источник информации очень походил на супругу университетского доцента?

— Скорей на кухарку, усевшуюся во главе банкетного стола… Вы меня не ждите, я еще загляну к пионерам, а в Ригу потом доберусь на электричке.

На радио уже знали о приключившемся с Гулбис — наверное, диктор огласил новость во всех редакциях. И нельзя было особенно упрекать в этом Стипрана: распространение информации — его профессия. Но нашу задачу это значительно осложнило.

Достаточно было предъявить на проходной милицейское удостоверение, чтобы дежурная тут же поинтересовалась здоровьем Лигиты. Силинь пытался доказать, что слышит такое имя впервые в жизни, но без уверенности, что ему поверят. И на самом деле, Сквозь стекла лифта можно было видеть, как лихорадочно, словно вызывая аварийную службу, жадное до сенсаций должностное лицо накручивало вертушку телефона и с лицемерным выражением предупреждало подругу, что секрет должен остаться между ними.

Но я обидел ее напрасно. Наверху к нам поспешно подошел пожилой человек, чья выправка даже на расстоянии свидетельствовала о его воинском прошлом.

— Заместитель начальника отдела кадров, подполковник в отставке Стимсон! — представился он: — Чем могу служить, лейтенант?

— Тем, что пригласите нас в кабинет — кулуарные беседы не мой любимый жанр, — с удовольствием съязвил в ответ Силинь.

Стимсон несколько съежился.

— Я вас проведу, — сказал он уже без апломба, и спина его показала, что впереди нас идет старый и усталый человек.

— Хотелось бы побеседовать с некоторыми работниками, но прежде услышать, что думаете о них вы. На вашем языке это называется оперативной разведкой, — и Силинь с хитрецой улыбнулся.

Стимсон снова отреагировал с точностью запрограммированного автомата: стянул лоб морщинами и с полным сознанием ответственности остановился у большого сейфа.

— Я в вашем распоряжении.

— Протоколировать не будем. Наш разговор прошу считать конфиденциальным. — Силинь для чего-то все подливал масла в огонь. — Он не должен ни на кого бросить ни малейшей тени, пока у нас нет даже подозрений, одни только сомнения, проверить которые — наша обязанность.