— Они не серые. Боже, нет. Я не знаю никого с серыми глазами, а вы? Думаю, они бледно-голубые, тускло-голубые, линяло-голубые. А может быть, существует такой цвет — мышино-голубой? Я всегда ненавидела цвет своих глаз, они придавали мне анемичный вид. А как Санни назвала цвет своих глаз?
— Я не спросил ее.
— Они такие же, как у меня, поэтому полагаю, они тоже голубые, — сказала она. — У Джека были карие. Да вы же знаете, ведь вы встречались с ним.
— Во всяком случае…
— Во всяком случае… — повторила она.
— …вернемся к вопросу о завещании.
— Я думаю, можно не сомневаться в том, что завещания не было, мистер Хоуп.
Мы проезжали мимо ряда ванн, расставленных на пастбищах справа, всего около дюжины на расстоянии двадцати футов одна от другой.
— Если вас интересует, будем ли мы принимать ванну, то эти предназначены для коров, — пояснила она.
— Вы купаете ваших коров? — удивился я.
— Нет, нет, — улыбнулась она. — Мы дополняем их рацион, особенно в зимние месяцы, когда они подвержены болезням.
— Болезням?
— Сейчас у нас достаточно корма, высокая трава, — сказала она, — но зимой коровы съедают ее быстрее, чем она успевает расти. Начинается то, что мы называем «Мисс Лихорадочный Обед», но это не болезнь, мистер Хоуп, это просто означает, что они голодны. В эти ванны мы заливаем патоку, которую покупаем у «US-сахар» в Клевистоне. Небольшой трактор с прицепным баком объезжает и пополняет их, по крайней мере, раз в неделю. Их здесь сотни по всему полю. Сейчас они залиты водой — все этот дождь. Рэйф и помощник заняты тем, что вычерпывают из них воду.
— Где вы приобрели ванны? — поинтересовался я.
— Компания по сносу зданий продала их нам. А вы усматриваете в этом что-то другое?
Я взглянул на пастбище. Около дюжины черных коров с белыми мордами стояли и ели траву возле того, что было похоже на большой мусорный бак с открытым верхом.
— Это минеральная подкормка. Каждую неделю мы наполняем баки солью, кальцием, фосфором, вареной костной мукой, железом — это все съедобное, — сказала она и снова улыбнулась. — Коровы приходят к нам из-за соли, но они получают и минеральную подкормку с жидкой пищей.
— Что это за порода? — спросил я.
— Здесь скрещены между собой хифорд, ангус и брахман. Во Флориде мы выращиваем чаще всего брафорд и брангус. Это гибридный скот. Брафорд получен от скрещивания коров брахман с быками хифорд. Брангус — это смесь брахман и ангус, с короткой шерстью и тонкой шкурой, поэтому они могут хорошо переносить жару. Здесь вы увидите все породы. Эти, красные, санта-гертруда, — на три восьмых брахман и на пять восьмых шортон. Полосатые, пестрые, желтые — мы выращиваем или пытаемся выращивать все породы, составляя радужное стадо. Это полезно вам знать, — сказала она и остановила джип возле алюминиевых ворот. — Они не заперты, просто нужно снять цепь.
Я вышел из джипа и постарался обойти грязную лужу на пути к воротам. Цепь соединялась большим болтом, я вытащил его, снял цепь и широко распахнул ворота. Миссис Мак-Кинни въехала внутрь на джипе, я закрыл ворота и снова закрепил цепь. Мои туфли безнадежно испачкались. Я забрался в джип и захлопнул дверцу.
— Дорога, на которую мы сейчас свернули, получше, — сказала она. — Провода наверху — это «Энергия и свет Флориды». Я заключила с ними договор, и они следят за дорогой. Баззардс-Руст на полмили восточнее.
Мы выехали на другое пастбище. Здесь было около пятидесяти коричневых коров, все они спокойно паслись, а на их спинах сидели грациозные белые птицы.
— Эти красные — санта-гертруда, первая чисто североамериканская порода, выведенная на Кинг-ранчо.
— Что это за маленькие желтые штучки у них на ушах? — спросил я.
— Отгонять мух. Вроде тех полосок, что вешают на кухне, только поменьше. Они сгоняют мух с рогов. Мухи сосут кровь, надоедают коровам, беспокоят их, и эти штучки отгоняют их.
— А белые птицы?
— Белые цапли. Они питаются насекомыми, которых коровы выкапывают из земли своими копытами. С коровьих спин цаплям лучше видно, что делается внизу. Коровы не возражают против этого. Черт возьми, посмотрите на них! — вдруг воскликнула она, остановила джип и потянулась к ружью, лежавшему между нами. Я посмотрел на небо в направлении ее взгляда. Не менее дюжины больших птиц парили в воздухе. Прежде чем одна из них спикировала вниз, миссис Мак-Кинни вскинула ружье к плечу. В воздухе раздался резкий крик, и один канюк — я догадался, что это был канюк, — упал. Остальные птицы сразу взмыли вверх, хлопая крыльями.
— Понятно, здесь мертвая корова, — сказала она, снова кладя ружье между нами. — Не говорите никому, что я подстрелила птицу. Это нарушение закона. Канюки очень похожи на орлов, и происходит много ошибок. Вы знаете, орлы защищены грозными постановлениями. Нужно поскорее убрать этот труп, иначе птицы не дадут покоя новорожденным телятам.
— Коровы рожают здесь? Прямо на пастбище?
— Да, конечно. Без всякой помощи, не так, как в помещении. Мы теряем некоторых из них при родах, но не много, как правило, коровы хорошо справляются с этим, — ответила она и улыбнулась. — Вы собираетесь заняться скотоводством, мистер Хоуп?
— Вы имеете в виду мои вопросы?
— Да.
— Это непонятный для меня мир, поверьте мне. Я был слишком любопытным?
— Вовсе нет. Но вам лучше бы интересоваться денежным рынком, если вы занимаетесь вложениями. Мой сын собирался вложить деньги в недвижимость, правильно? — спросила она, резко меняя тему разговора. Или, возможно, слово «вложение» вызвало у нее другую ассоциацию.
— Да, — ответил я. — Скажите, ему действительно двадцать лет? Он показывал мне водительские права, но…
— Да, двадцать, — сказала она, — ровно, а мне пятьдесят семь. Ведь вы это собирались спросить?
Я моргнул.
— Пожилой человек, — улыбнулась она.
— Едва ли.
— Иногда я чувствую, что мне сто пятьдесят семь.
— Вы выглядите гораздо моложе.
— Чем сто пятьдесят семь?
— Тогда… все, что вы сказали о себе, я уже забыл.
— Благодарю вас, сэр. — И она слегка кивнула.
— Итак, — сказал я.
— Итак, — повторила она.
— Если вашему сыну было двадцать, то контракт, который он подписал, признан законным, и, к сожалению, так же законно он распространяется на всю его собственность. Я понимаю, вы вдова…
— Да, мой муж умер два года назад.
— Печально слышать.
— Он очень тяжело и долго болел, у него был рак, — сказала она. — По телефону вы упомянули, что Джек купил участок земли, вернее, занимался покупкой этой земли…
— Да, фермы, не очень далеко отсюда. Чуть восточнее, в сторону Ананбурга.
— Фермы, — повторила она.
— Да.
— Что за ферму хотел он купить?
— Это ферма ломкой фасоли.
— Мой сын — фасолевый фермер? — удивилась она.
— По-видимому, он…
— По-видимому, он чудак, — сказала миссис Мак-Кинни. — Во сколько обошлась ему эта ферма?
— В сорок тысяч долларов.
— Что?! — воскликнула она.
— Да.
— Где он собирался… сорок тысяч, вы сказали?
— Да.
— Это невозможно. Нет. — Она покачала головой. — Вы уверены в этой цифре?
— Я сам составлял контракт, миссис Мак-Кинни. Такова была цена покупки. Сорок тысяч долларов.
— Не могу поверить.
— Он внес залог в четыре тысячи долларов.
— Он дал вам четыре тысячи долларов?
— Да, чтобы положить на счет в банк до окончательного подписания документов.
— Тогда его чек недействителен. Я точно знаю, что Джек…
— Это был не чек, это были наличные.
— Наличные! — Она вновь широко раскрыла глаза, опять показавшиеся мне серыми, что бы она ни говорила об их настоящем цвете. — Как мог Джек?.. Это невероятно. Где он мог… — Она снова покачала головой. — У Джека просто не было таких денег.
— Он снимал квартиру на Стоун-Крэб, из этого я заключаю…
— Я оплачивала эту квартиру, мистер Хоуп. Мама Мак-Кинни. Мой сын Джек еле-еле закончил среднюю школу, даже если бы какой-нибудь колледж в Соединенных Штатах сошел с ума и принял его, он все равно не смог бы учиться. Я скандалила с ним из-за ранчо, он не мог даже научиться правильно клеймить телят, не то что сесть на лошадь. Теннис — вот что он любил, мой сын Джек. Он просто был помешан на большом теннисе. — Она тяжело вздохнула. — Я считала, лучше, если он будет жить без моего надзора где-нибудь на Стоун-Крэб. Платила за квартиру, давала немного денег на расходы каждый месяц…. — Она снова покачала головой. — Но четыре тысячи долларов? Наличными? Невероятно. Нет.