Алан поставил пластинку на крутящийся диск и опустил иглу. Песня была довольно приятная, и Лоррен, знавшая и успевшая полюбить ее, внимательно вслушивалась в слова.

И буду я тебя любить, моя родная,

Пока до дна не высохнут моря…

Лоррен посмотрела на Алана и заметила, что он внимательно изучает ее лицо. Девушка встретилась с ним взглядом, и ее внезапно захлестнула могучая, потрясшая до глубины души волна чувств. Лоррен поспешно отвела глаза. А музыка все звучала:

Пока до дна не высохнут моря

И скалы не расплавятся под солнцем.

И буду я тебя любить, моя родная,

Пока пески не возродятся к жизни.

Песня закончилась. Стало тихо. Лоррен взглянула на Алана, который не отрываясь смотрел на нее, их взгляды вновь встретились, и сердце девушки словно перевернулось в груди. С обычной своей циничностью Алан нарушил молчание:

– Соответствует вашей морали, не так ли? Преданность на всю жизнь мужчине, за которого вы выйдете замуж… – Он наклонился вперед и попросил: – Дайте мне еще раз услышать эти слова.

Послушно, даже не отдавая себе отчета в том, что делает, Лоррен повторила сказанное ему тогда на холме:

– Если я когда-нибудь выйду замуж, то буду верна своему мужу всю жизнь… при условии, что он – хороший человек.

Алан кивнул и откинулся назад.

– Почему вы захотели, чтобы я это повторила?

– Почему? Отчасти потому, что сейчас редко услышишь такое от молодой женщины в наш безнравственный век. И отчасти, – он сделал паузу, – чтобы через годы, познакомившись с вами поближе, я смог бы напомнить вам эго, когда вы выйдете замуж за мужчину, вами выбранного.

– А вы будете продолжать заботиться о цветочках в вашем саду и ждать, когда они распустятся?

– Совершенно верно, – его глаза сузились, – я всегда срываю их, когда они в полном цвету.

– Я очень рада, – тихо сказала девушка, – что никогда не окажусь таким цветком.

– Нет, никогда, – так же тихо ответил он. – Видимо, наша с вами мораль не совпадает. – Он ухмыльнулся. – А что вы ожидали? В конце концов, я просто журналист. И каждому известно, что все журналисты – беспринципные черти, абсолютно распутные и наглые.

Лоррен поднялась, чтобы уйти, но он подошел и мягко опустил ее в кресло:

– Выпьем?

– Ну… я…

– Шерри? – Он открыл бутылку, наполнил стакан и подал ей. – Да не смотрите вы так испуганно! Я ничего против вас не замышляю… в данный момент. – В его глазах вдруг забегали веселые чертики. – Хотя идея заманчивая. Только представьте себе: заголовок вечерней газеты, крупными буквами на всю полосу: «Снимающий комнату журналист соблазнил пьяную учительницу!» Честное слово, это мне нравится! – Он вдруг посерьезнел. – Расскажите мне о вашей школе.

Она начала рассказывать, не веря тому, что это она, Лоррен, сидит в комнате Алана, мирно беседует с ним и даже пьет шерри, как это делают его друзья. И что самое удивительное, он, казалось, действительно желал ее общества. Ну конечно, ему же пришлось выбирать между одиноким и скучным вечером и присутствием дочери квартирной хозяйки. Последнее, наверное, было меньшим из двух зол.

– Школа с очень древними традициями, – говорила Лоррен. – Размещается в старинных корпусах. Сухая, ортодоксальная директриса, почти такая же старая, как вверенное ей учреждение. – Она засмеялась. – Девочки все вымуштрованы…

– Так же хорошо умственно, как и физически?

– Правильно. У способной девочки, вставшей на стартовую черту и вынужденной строго соответствовать предъявляемым требованиям, весь школьный путь…

– Нет оригинальных идей в голове?

Лоррен кивнула:

– Школьная дисциплина очень сурова и не меняется уже почти полвека…

– И вероятно, останется такой и на следующие полвека?

– Да, верно. Учителя с узким кругозором…

– Без воображения?

– Да. Кажется, что все они скроены по одному шаблону, ограничены и…

– М-м-м… Почти как вы раньше, – вставил он.

Постепенно Лоррен стала осознавать, что происходит. Разве эти идеи, которые она так вдохновенно сейчас высказывала ему, действительно ее? С досадой на себя саму она наконец поняла, как ловко и умно он провоцировал ее.

– Как я раньше? – переспросила она.

– Да, прежде чем я подействовал на вас. Я подстрекал вас, делал все, чтобы вы осознали, что время бежит и мир меняется. Скажите честно, я ведь прав, не так ли?

Но Лоррен было сейчас все равно, прав ли он. Она резко встала, намереваясь немедленно уйти. Ей показалось, что в его глазах мелькнуло разочарование, но потом она решила, что ошиблась. Потому что в ответ на ее «Спокойной ночи, мистер Дерби, и спасибо за шерри» он только поклонился и с сардонической усмешкой в тон ей произнес:

– Спокойной ночи, мисс Феррерс.

Лоррен поняла, что он, как всегда, насмехается над ней и дразнит ее, а Алан продолжал:

– Не сомневайтесь, ваше общество мною высоко оценено. И хотя вы вырвались из моих когтей и, измученная, спасаетесь бегством, в следующий раз вы так счастливо не отделаетесь. Кстати, вам же никогда еще не доводилось так долго и запросто беседовать с журналистом, ведь так?

Лоррен молча вышла из его комнаты, пересекла гостиную, вошла в свою спальню и захлопнула дверь.

На следующий день в школе Анна спросила ее:

– Тебе Алан ничего не говорил о столетнем юбилее их газеты? – Увидев, что Лоррен озадачена, она продолжила: – Будет праздничный бал прессы. – Она назвала большой отель в городе, где пройдут торжества. – Алан пригласил меня пойти с ним.

Потрясенной Лоррен удалось скрыть свою зависть и обиду.

– Ты пойдешь? – небрежно спросила она.

– Я, дорогая? Нет уж, спасибо. Не хочу чувствовать себя там не в своей тарелке. Я сказала ему, чтобы он пригласил тебя.

– И что он на это ответил?

– О, – Анна неопределенно махнула рукой, – не думаю, что он послушается. Он пробормотал что-то насчет твоей привычки постоянно с ним ссориться и что он не хочет испортить себе вечер.

Лоррен до боли закусила нижнюю губу, изо всех сил пытаясь сдержать дрожь.

– Еще он сказал, – продолжала подруга, – что лучше предложит пару билетов твоей матери. Кстати, Хью идет с Марго, так что Алан, как он выразился, вынужден искать себе другую спутницу.

Лоррен побледнела от отчаяния, и Анна, внимательно наблюдавшая за ней, серьезно спросила:

– Это что, любовь? Вот уж не думала, Лоррен, что ты когда-нибудь поддашься этому чувству по отношению к Алану. Он не из тех мужчин, что в конце концов успокаиваются и обзаводятся семьями.

– Я знаю, Анна, – уже не притворялась Лоррен. – Я уже примирилась с этим.

– Жаль, – задумчиво заметила Анна. – Знаешь, я искренне считала, что, если ты начнешь больше следить за собой и немного приоденешься, отношения между вами смогут измениться.

– Я так и делала все последнее время, однако ничего не произошло, ведь так?

– Ты никогда не могла разговаривать с мужчинами, – пожала плечами Анна. – Они довольно странные создания… Ты не поверишь, но, когда я была у Алана, мы, кажется, половину вечера разговаривали о тебе. Почему-то он постоянно умудрялся поминать тебя в разговоре. Поэтому-то я и начала думать…

– Могу тебе сказать почему, – горько прервала ее Лоррен. – Я так действую ему на нервы, что единственный способ избавиться от меня – за моей спиной говорить обо мне гадости.

– Это не совсем так, дорогая. – Анна нахмурилась и посмотрела на часы. – Пора в классы.

Лоррен пыталась как-то улучшить и разнообразить свои уроки. В глубине души она надеялась, что это может доставить удовольствие Алану. Будет что сказать ему, говорила она себе, чтобы заставить обращать на нее внимание и относиться к ней вежливее, а не обзывать ее полным ничтожеством и «абсолютным нулем». Она прилежно изучила его книгу и старалась с большей фантазией подходить к заданиям для своих девочек. А они, казалось, тоже увлеклись, проявляя больше внимания и понимания, чем обычно, задумывались над ее заданиями и решали их самостоятельно, без подсказок со стороны Лоррен.