– Все, все, Катя! Не волнуйся так. Больше о нем ни слова! А у меня история тоже была. И, кстати, тоже два года назад. Проходила у нас по одному делу Ольга Пер… Ну, неважно, как ее фамилия. Так вот, допрашиваю ее, а она как расплачется! Я: «В чем дело?». «Люблю», говорит. «И кого же?» «Вас!» И опять в слезы. Я тут потерялся слегка – впервые такое со мной, но все же спрашиваю: «Когда же успели влюбиться в меня-то?» «Да вот, прямо сейчас! С первого взгляда». Я-то умом понимаю, что бред все это, неправда, а сердце колотится! Разрумянилась она от слез, жуть, какая красивая сидит напротив меня, о любви своей щебечет. Ну, и поплыл я! Отмазал ее, вскользь по делу провел. Вызволил ее из СИЗО, у себя поселил. Жили мы, поживали ровно две недели. Потом она, когда я на работе был, собрала мои вещи, те, что поценнее, и поминай, как звали.

– Да… Ты еще хуже меня вляпался. Так и не нашел Олю эту?

– А я и не искал. Смысл? То, что она утащила, я опять нажил. А сердце разбитое разве склеишь?

Машина, преодолев Агойский перевал, подъехала к Туапсе. Строгий ГАИшник взмахом жезла приказал Брыкину остановиться.

– Сержант Сайкин. Предъявите документы.

Брыкин вышел из автомобиля и, показав свое служебное удостоверение, коротко бросил:

– На задании.

Сержант взял документ и прошел к служебному автомобилю. Через минуту он вернулся с еще одним сержантом, который держал автомат Калашникова наперевес и недобро улыбался.

– Гражданин Брыкин, вы арестованы, – казенным голосом сказал сержант Сайкин, – микроавтобус «Тойота», госномер А303НК числится в угоне. Он принадлежит гражданину Грохотько, проживающему в станице Ветхозаветной.

– Я знаю, кому принадлежит данный автомобиль. Он был реквизирован мною по служебной необходимости. Я – следователь, капитан милиции.

– Это я прочитал в вашем удостоверении. Однако, какой-либо документ, подтверждающий то, что вы находитесь на задании, у вас отсутствует. Если он у вас есть, предъявите его.

– Я не обязан перед вами отчитываться!

– Хорошо. Тогда пройдите в машину. Поедем в отделение, там разберемся.

– Вы за это ответите!

– Ведите себя достойно! Пройдемте!

Катя, затаив дыхание, наблюдала как ее, недавно обретенного любимого, посадили в машину и увезли в неизвестном направлении.

Водить автомобиль она не умела. Пришлось остановить такси и ехать на автовокзал.

«Сначала деньги у Соскачева заберу, потом вернусь в Туапсе и Мишу выкуплю», – решила она, садясь в автобус.

Наиболее крепок запах дороги в междугородних автобусах. Присутствует он в них всегда и создается впечатление, что их с ним и строят. Катя сидела на бывшем когда-то мягким кресле и вдыхала этот сомнительный запах. Она прикрыла глаза. Впереди был Сочи и новые поиски, необходимо было немного отдохнуть.

На въезде в Сочи стоял местный сумасшедший Гоша. Сатирически настроенные граждане снабдили его затертым милицейским кителем, армейской фуражкой и жезлом. Карикатурный образ ГАИшника стал местной достопримечательностью. Настоящие милиционеры его несколько раз забирали и даже однажды побили, но Гоша с завидным постоянством вновь появлялся на прежнем месте. У местных автолюбителей он вызывал лишь улыбку или недобрую ухмылку. Определенную опасность он представлял лишь для гостей города, въезжающих в курортные чертоги.

Попался в этот капкан и Джабраил. Следуя указаниям «постового» Гоши, он, слегка удивившись, выехал на встречную полосу, где в него тут же врезалась машина «Скорой помощи».

Внутри медицинского автомобиля находился старик Попугайкин. От удара он очнулся и, не взирая на уговоры и прямые угрозы медперсонала, выбрался наружу.

Водитель «Скорой» ругался с Джабраилом.

– Ты зачем, чучмек, на «встречку» выехал?!

– Сама «чучмэк»! Вон выдыш мэнт стаыт? Он паказаль!

– Ну, ты, блин, даешь! Это же дурачок наш местный Гоша!

– Откуда я зналь?!

– Да, ты посмотри, как он одет! Треники застиранные, с пузырями на коленях, шлепки порванные. Фуражка армейская. Из милицейского, только китель, да и тот старый. Какой же это ГАИшник?!

– У нас в городэ всэ ГАИшники такой!

К спорящим подошел Тони и с помощью наличности разрешил конфликт. Когда инцидент был улажен и автомобили, несерьезно пострадавшие от столкновения, готовы были разъехаться, Тони увидел деда, с которым они с Джоном разговаривали в Москве.

«Родственник Соскачева!» – вспомнил американец.

– Позвольте, уважаемый, – подбежал он к Попугайкину, – Вы меня не помните?

– Признаться, нет. А вы из какого филателистического клуба будете?

– Нет, я не из клуба. Мы встречались по другому поводу. Я ищу Ивана Никаноровича Соскачева.

– Я тоже его ищу. И даже нашел. Но почему-то потерял сознание и оказался в «Скорой помощи».

– Пересаживайтесь к нам. Раз у нас общая цель, то и держаться мы должны вместе. Не так ли?

– Видимо, да, – неуверенно ответил дед.

– А где вы в последний раз видели Соскачева?

– Улица Ворошилова, дом 45.

– Помните, как туда ехать?

– Конечно, – сказал дед и скомандовал Джабраилу, – сейчас разворачивайся и вон по той улице вверх.

Через пятнадцать минут «Вольво» остановилась возле дома-скворечника.

Тони распределил обязанности. Джабраил предлагал настолько жуткие способы воздействия на должника, что его пришлось оставить в машине.

Однако группа захвата вернулась назад ни с чем – Соскачева не было. Опрос соседей также ничего не дал.

Экспедиционный корпус, недавно пополнившийся пенсионером Попугайкиным, обступил своего лидера и угрюмо молчал. Тони поднял глаза к небу, видимо там ища ответы на немые вопросы своих помощников.

– Он уезжать собирался, – неожиданно проговорил дед.

Искатели тут же всколыхнулись, как кусты от порыва ветра.

– Куда?

– На чем?

– Когда?

– Не знаю я! За границу, вроде бы, хотел ехать.

– На чем можно уехать за кордон? – задал вопрос Крабов и тут же сам и ответил:

– На самолете или пароходе. Морвокзал ближе. Едем туда!

Тони, согласившись с бывшим учителем, махнул рукой и «Вольво», заполнившись пассажирами, рвануло вперед.

В отделении милиции, куда был доставлен капитан Брыкин, царил хаос. Надвигалась внеплановая министерская проверка, а начальника, подполковника Чуточкина, не могли нигде найти. В пятницу вечером он уехал с приятелями на охоту и с тех пор о нем ни слуху, ни духу, хотя был уже вторник. Жена подполковника сидела тут же в отделении и своими выкриками и истериками дестабилизировала и без того неустойчивое функционирование подразделения.

Чуточкин руководил здесь уже десять лет и работу организовал так, что без его ведома даже наручники лишний раз не щелкали. Сейчас же, когда начальник пропал, все развалилось, как соломенная хижина Ниф-Нифа. Милиционеры, осиротевшие и потерянные, бродили по отделению понурые, как беспризорники.

Позже, конечно, выяснится, где был и что делал подполковник Чуточкин в течение шести дней. Он будет иметь очень серьезный разговор с женой, после которого у него появится тик на правом глазу и легкое заикание.

Сейчас же, когда Брыкин, конвоируемый двумя сержантами, попал вовнутрь, Содом там стоял еще тот. Его подвели к дежурному и сдали под роспись.

– Посиди пока вот здесь, за перегородкой. Не до тебя сейчас, сам видишь, – сказал Брыкину дежурный и куда-то убежал.

Михаил видел. Видел, что обстановка ему благоприятствовала, и что надо бежать. Улучив момент, он взял со стола дежурного, вернувшегося и разговаривающего по телефону, какую-то папку и, придав своему лицу строгое выражение, направился к выходу. Постовому, стоящему возле двери, он на ходу бросил:

– Прислали к вам, а тут такой бардак! Доложу в центр!

Уже на улице Брыкин понял, что положение, в которое он попал, продолжает оставаться весьма затруднительным, несмотря на его удачное бегство из милиции. Денег и документов у него не было, Катя была неизвестно где, а до Сочи, к которому он так стремился, было сто пятьдесят полновесных километров.