Словно включилась сразу какая-то программа на выживание: некогда переживать и оплакивать недоступное (временно недоступное, надеялся я), надо действовать. Разведать обстановку, завести связи, собрать побольше денег, оружия, и артефактов… ну то есть набрать побольше всего того, что в дальнейшем могло пригодиться. И мы с Элибаалом, кажется, оба были уверены, что надули друг друга – ну, а на восточном базаре так оно и принято, по большому-то счету.

Ему-то ведь тоже негде было разжиться новыми батарейками. Так что можно было только догадываться, какие чувства испытает почтенный банкир и пират, когда сядут нынешние. Я, правда, заверил его, как мог, что пользоваться Зерцалом – так он его решил называть – можно только один раз в день и обязательно с чистым сердцем. Насчет чистого сердца он не очень понял и пытался всё у меня уточнить, какие именно тут полагаются ритуалы, годится ли простое омовение рук из кувшина, или надо омывать всё тело и обязательно проточной водой, и каким богам, покровителям Зерцала, потребны жертвы, и хватит ли им голубя на новолуние, или прямо-таки надо целого барана. Я постарался ему объяснить, что главное тут – отсутствие дурных намерений, обмана и насилия. Даже процитировал что-то из библейских пророков, что помнил: «милости хочу, а не жертвы».

Но до него это как-то плохо доходило, да и мне самому стало как-то стыдно. На самом деле, я ведь откровенно обманывал человека, отмазку сочинял: все равно ведь сядут через неделю, а то и раньше, батарейки. Я, конечно, расписывал это себе так: вот замыслит он какой-нибудь очередной грабеж, Зерцало и померкнет. Вроде как наказание за жадность и алчность… да только поймет ли он? С его точки зрения, ничего дурного он в нашей деревне не делал, пришел за своим. Хотел отколотить других, а его самого отколотили – ну что ж, бывает, видать, богам своим он недостаточно угодил, или мы тут угодили своим богам еще сильнее, вот они нам сильнее и помогли. В следующий раз будет молиться усерднее, жертвовать щедрее и всех поколотит. Да, если разобраться, не так ли и в наше собственное время люди порой воспринимают свою религию? Иначе не жертвовали бы таких денег на храм всякие бандиты…

Но на самом деле, конечно, я ему впарил совсем не тот товар, который разрекламировал. Просто тогда я старался об этом так не думать, надо же было собирать артеф… Ну, в общем, серебро было нелишним, а Элибаала было, за что наказать.

Да и Юлька скоро успокоилась. Вечером того дня бусины нам действительно понесли – ну, не половину всех деревенских запасов, но значительную часть – это точно. Она тут же оживилась, стала расспрашивать меня про металлическую проволоку, которой, конечно, в деревне не было и быть не могло. Нанизывали бусины на шерстяные нити или на какие-то жилки неясного происхождения, вероятно, ягнячьи. Но Юльку всерьез зацепила идея проволочного производства, она даже знала, как это делается! Вот уж никогда не задумывался. Оказывается, раскаленный железный прут последовательно пропихивают через дырочки всё меньшего размера, так его истончают до состояния проволоки. Но кто и когда стал бы этим заниматься в нашей деревне, а главное – зачем, это вот оставалось для меня совершенно неясным.

Но Юлька, похоже, совершенно всерьез вознамерилась вести промышленное производство украшений, и основой для него должна была стать именно проволока. Что ж, свой резон, надо признаться, в этом был: я понятия не имел, была ли изобретена проволока, но можно было не сомневаться, что бусы на ее основе будут иметь серьезные преимущества перед обычными бусами на нитках и жилках. Только удастся ли наладить производство? И будет ли в нашем распоряжении достаточно качественного железа… или скорее меди? Металлы в этом мире были не так доступны, как в нашем.

А вообще, с этими бусами постепенно выяснилось много всего интересного. Оказалось, Ибирану не просто девкам на забаву их покупал, хотя и девкам тоже, конечно. Страна Угарития, выражаясь языком журнала «Сатирикон», впала в ничтожество еще задолго до нашего появления. Когда именно, Ибирану внятно объяснить не мог, и еще меньше он мог объяснить, почему: рассказывал всё больше про гнев богов и всякое такое. Якобы, боги не поделили между собой страну Угаритскую, как он ее торжественно величал, и потому в гневе обрекли ее на опустошение и разорение. Хорошенькое дело: сами не поделили, а страдать пришлось людям! Впрочем, у них тут отношения с высшими силами явно не отличались принципами гуманизма.

Так вот, в ничтожество их предки впали достаточно давно, чтобы принять это как факт, но слишком недавно, чтобы считать этот процесс необратимым. Ну вроде как в наше время всё некоторые пытаются то Российскую империю реанимировать, то Советский Союз. Римскую, скажем, или Вавилонскую – уже нет, а эти еще не забыты. Вот так и Ибирану тосковал по временам всеобщего благоденствия и величия.

Но вернуть эти времена было не так-то просто. Былая мощь Угарита была основана на торговле: это был крупнейший перевалочный пункт в Восточном Средиземноморье, и крупнейший производитель пурпурной краски, много дороже золота. Ее добывали из моллюсков, в изобилии водившихся в прибрежных водах, и, казалось бы, никуда эти моллюски не исчезли, но… исчезли торговые корабли египтян и критян, исчезли рынки и лавки, исчезли караваны из Междуречья и Сирии. Вернее, всё это сместилось к югу, в финикийские города, где тоже умели добывать моллюсков, а уж тем более взвешивать серебро и считать шекели.

Угаритян финикийцы тоже не забывали: охотно покупали у них баранов и пшеницу, а при случае рыбу, оливковое масло и иногда даже вино, ведь сама Финикия была очень небогата сельскохозяйственными угодьями, и вообще у финикийских господ поинтереснее находились занятия, чем баранов стричь. В общем, в качестве сырьевого придатка угаритяне им очень даже годились. Но ни в коем случае не пурпур, не продукты высоких технологий! Это добро финикийцы отныне сами хотели продавать угаритянам, по собственным ценам.

И что тут поделаешь, на чем поднимешься? Кому нужна в маленьких деревнях эта пурпурная краска, для одного грамма которой нужно целую кучу моллюсков загубить? Ее только царям продавать, а настоящих царей в округе нет, так только, царьки над деревеньками. Вот Ибирану и решил, что станет покупать у финикийцев египетские предметы роскоши «для среднего класса» и сбывать их вглубь континента, местной знати, в обмен на сельхозпродукцию, которую можно отдавать финикийцам. А что-то оставить себе, попробовать возобновить производство краски… Словом, передать статус сырьевого придатка другим, а самим снова стать торговыми посредниками.

Но Элибаал этот бизнес-план просек на раз, и подставил Ибирану вполне конкретно. Бусы-то он ему продал, и даже в кредит, но торговля пошла не особо бойко, а условия возврата кредита оказались бандитскими. Фотиков у меня, к сожалению, больше не было, так что бизнес-план оказался окончательно похороненным.

Только у Ибирану, как оказалось, в тот самый день родился новый план… Следующим утром он за завтраком (надо сказать, шашлык тоже быстро приедается, захотелось каких-нибудь человеческих мюсли поесть) выступил с неожиданным предложением:

– Могуча рука господина моего, и нет другого такого воина в наших краях. Если нашли мы милость в очах господина моего, пусть обучит наших воинов, да владеют мечом, как и он.

– Каких воинов? – удивился я.

– Воинов нашей деревни.

– А у вас есть воины?

– Каждый наш мужчина – воин! – горделиво сказал я, но, судя по содержанию его просьбы, он вовсе не был в этом уверен, – и когда придут финикийские злодеи, все встанут на защиту родного края.

– А мечи есть?

– Как не быть мечам! – возмутился Ибирану, – целых два… нет, три.

– Попробовать можно, – вяло согласился я. Делать было все равно нечего.

– Что сказали уста господина моего?

– Ну, может, получится…

– Согласен ли господин мой? – современный ивритские выражения понимал он не очень хорошо.

– Изрекли уста мои, да соберутся мужи селения сего пред очами моими, да узрю от малого до великого из них! – сказал я как можно торжественнее и архаичнее.