Виктор ФЕДОРЧУК

ПОСЛЕ  ЗИМЫ

Стихи разных лет

Санкт-Петербург

2007

ББК 84 Р7

           Ф 33

Виктор Федорчук родился в Ленинграде, в семье коренных петербуржцев. В 1942–1946 годах находился в эвакуации

(в г. Челябинске). После окончания  Лесотехнической академии работал в лесоустроительных экспедициях, затем в научно-исследовательском институте лесного хозяйства. В. Федорчук –  автор нескольких стихотворных сборников.

По своему стилю и отношению к жизни  В. Федорчук – поэт  истинно ленинградский, петербургский. Это заметно по предлагаемой читателю книге. В нее вошли ранее не публиковавшиеся стихи, в том числе поэма  «На берегу несинего моря» (впечатления о жизни в Ленинграде в 1940–1970-х годах), а также избранные стихи из предыдущих книг.

Редактор

И.А. Сергеева

Художник

                                                                                              М.Л. Кузнецова

ISBN 5-7422-1512-6                                                                           © Федорчук В.Н. , 2007

                                                                                                              © Кузнецова М.Л.,  иллюстрации, 2007

                                                                                                              © СПбГПУ, 2007

Из книг

«БРЕЗОЗОР» и «СТЕКЛО»

Поколение

Мы – весенний снег,

Лишь разбег для рек.

Мы – зимы итог,

Мы – ручьев исток.

Мы,  водою став, –

Лишь толчок  для трав.

Всё, что сверх зимы,

То уже не мы;

Наш недолог век,

Мы – весенний снег.

Брезозор*

Волчье время небыстро проходит,

Наш апрель – брезозор –  настает.

Кровь берез в России забродит,

Повернет всё – наоборот.

Травень-месяц нас приукрасит.

То, что раньше скрывали снега,

В мае спрячет зеленая скатерть

До подзимья, не на века.

А потом нашу слезную почву

Скроет умерший в бедности лист,

И опять посторонний воочию

Нашу сущность  не разглядит.

Мы раскроемся только в предлетье,

В месяц голый такой –  брезозор.

Может каждый тогда приметить,

Сколько нами добра за столетья

Было выброшено, как сор.

                          * Брезозор (берёзозол)– апрель,

                            травень– май месяц (др.-слав.)

* * *

Так было и раньше,

Так было и раньше,

Ведь траур не кончен, и страх не затих:

Невеста – в черно-седом одеянье

И в красной одежде – жених.

Они не любили друг друга, но всё же

Была между ними темная страсть.

Невесту-Россию к брачному ложу

Вел тот, кто выхватил власть.

Наряжены в серое шумные гости,

Завешены все зеркала;

Растоптаны зерна, обглоданы кости,

Допиты вина дотла.

То плач за столом, то смеха раскаты,

То липкий словесный елей.

Но дышит покоем белая скатерть,

Покоем снежных полей.

Все грубы, и грязны, и пьяны без меры,

Но смеют надежду иметь,

Что эта невеста достигнет бессмертья,

Пройдя замужество-смерть.

За окнами тихо, сумрак неверный,

А здесь – пророчат счастье волхвы.

Улыбка горит на устах невесты,

Глаза у неё –  вдовы.

Никто не понял,

Никто не поверил,

Но – дрогнул дубовый пол,

И пламя свечей метнулось от двери,

И кто-то – в красном –

Вошел.

В Угличе

Не зарезали царевича Димитрия,

Сам упал он, дергаясь, на нож...

Нет, не взяли нас коварной хитростью:

Русских просто так не проведешь.

Нет, не запугали нас казенные

Люди, что  шныряли  по ночам,

Мы без них, давно плетьми плененные,

Кланялись живым мощам.

К нам для пропаганды равнодушия

Чужаки не посылали рать,

Это – мы, самим себе послушные,

Научились руки умывать.

И совсем не люди протокольные

Предписали жить в глухой ночи,

Сами слишком долго волю вольную

Ожидали, лежа на печи.

Это – мы над нашей русской местностью

Учинили удалой разбой,

Оправдав его богатством, бедностью

И угрозой от страны чужой.

Нас никто другой не обезличивал

И в бесштанные не загонял полки,

Сами упивались тем, что нищие,

Но зато духовно высоки.

Нас не строгими законами измучили.

Что – законы?!  Кто их соблюдал?

Нас болезнь измучила падучая,

Губы растянувшая в оскал.

Не споили мужика пол-литрою,

Сам он –  что поделаешь?! –  хорош...

Не убили, не убили Дмитрия,

Сам упал он на дурацкий нож.

* * *

Мне хочется живого сна,

Который бы увел от яви

Дождливой или снежной хляби,

Где власть природы холодна.

Сон этот – поиски тепла

Там,  где привычна моря нежность

И гор доступная бесснежность,

Где тень маслин легка, светла,

Где не пейзаж, а только лишь

Закат слегка меняет краски,

Но, как добро из старой сказки,

Надежна вечность красных крыш.

Сон этот – поиск блеска глаз,

Смотрящих жарко-добродушно;

Мне от холмов тосканских нужно

Горячий выслушать рассказ,

Чтоб падшая во тьму звезда

Не уводила к мертвой цели,

И девы, девы Боттичелли

      Грустили рядом иногда.

Страстной четверг

Был страстной четверг,

Скорбный день померк,

Небосвод был пуст и уныл.

Лишь ночная тишь

Расползалась с крыш,

Старый колокол не звонил.

Но в одном дворе

Жил огонь в костре,

В нем солома трещала, горя.

Из последних сил

Он один светил,

Но, казалось, что это зря.

Он один шумел,

Приходящих грел,

От голодных теней охранял.

А народ был хил,

Редко кто приносил

Пищу новую для огня.

Всё слабей костер

И темнее двор,

Стали угли похожи на сыпь.

Ветра не было. Штиль.

Только пепел да пыль

Колыхались, как мертвая зыбь.

Холод замерших сил

Ночь немую хранил,

Но рождалась иная пора.

От небесных потуг

Вдруг проснулся петух.

Так мы дужили до утра.

В России

Здесь не пострижена трава,

И не ровны, увы, дороги.