Поиск
Песня черной шали
Я — черная шаль,
И черна потому,
Что ныне печаль
У кого-то в дому.
Средь ночи беззвездной,
Средь белого дня
Нет в мире покрова
Печальней меня.
Я — черная туча
Над вешней долиной,
Воронье перо
На груди голубиной.
Гроза, что затмила
Сияющий день,
Загубленной радости
Черная тень.
Я — черная шаль,
Я черна оттого,
Что носит сиротство меня
И вдовство.
В сердцах матерей
Я живу неустанно.
В груди дочерей
Я — как черная рана.
Черна, как печаль,
Моя чернота.
Я — черная шаль,
Я — поминок фата.
Я горе храню
Под своей чернотой,
Меня надевают
Полночной порой.
Меня не снимают
Средь белого дня.
Нет в мире покрова
Печальней меня.
3
МОЯ БЕСЕДА С ЧЕРНОЙ ШАЛЬЮ
— Скажи мне, всегда ли ты черной была?
Быть может, когда-то была ты бела?
— Как пена морская, была я бела,
Как белые чайки, по сини плыла,
Как чайки, что, пены коснувшись слегка,
Уносят ее белизну в облака.
Была белопенной, молочной такой,
Когда твоя мама была молодой.
Когда ей поднес луговые цветы
Отец твой… И был он моложе, чем ты,
Подтянутей, строже по стати и сути.
Учился отец твой не в Литинституте,
И много трудней, чем живете вы все,
Он жил — сирота, муталлим медресе.
…Пошли на базар продавать вороного,
И вот на плечах у невесты — обнова.
Помазали медом невесте уста:
— Пусть жизнь твоя будет сладка и чиста.
О, как я плясала на свадьбе у них…
Смотрел на невесту влюбленный жених!..
Поэт, он тогда о стихах позабыл
И глаз восхищенных с тебя не сводил,
На палец мою намотав бахрому…
— Так что ж изменила ты цвет?.. Почему?
— Ах, свадебный пир еще длился в ауле,
А черная весть прилетела как пуля,
Дурное — оно как на крыльях спешит:
На фронте врагами был родич убит.
На землю чужую, от дома далеко,
Упал он, сраженный, и сгинул до срока,
И буркой прикрыли его земляки.
А мама печальную песню Чанки
Запела о том, как поверженный пал
Вдали от отчизны отважный Батал.
И слезы катились по мне то и дело,
И я все мутнела, и я все чернела…
— Скажи, что еще приключилось с тобою?
Была ли когда-нибудь ты голубою?
— Была… Голубей, чем небесный атлас,
Была я в тот самый торжественный час,
В тот день, для отца твоего незабвенный,
Когда твоя мама с покоса не сено —
Дитя привезла, прошептала, смутясь:
«Хоть сына вы ждали, но дочь родилась!»
Отец твой — а это вы знаете с детства! —
Вдруг весь просиял, точно солнце, отец твой,
Взял на руки дочь, и услышал Хунзах:
— Смотрите!.. Весь мир у меня на руках!
Ребенок! Но есть ли созданье чудесней?!
Да будешь ты, дочка, той первою песней,
С которой встречают весеннюю рань!
Купил он для мамы лазурную ткань,
Чтоб маму и дочь обходили невзгоды,
Чтоб не было к дому пути для врага —
По старой примете
над дверью у входа
Прибил он витые бараньи рога.
А мама, лазурной окутана тканью,
На крышу взойдя, источала сиянье,
Глаза ее были синее, чем тот
В Сорренто тобою увиденный грот.
— Куда же девалось сиянье лазури?..
— Оно потонуло в печали и хмури,
И может ли рог — хоть витой, хоть какой —
Препятствовать натиску злобы людской?!
Лазурь мою смыло слезою соленой…
Какой только я не была!
И зеленой,
Как в Африке знойной могучий банан.
Лиловой была, как просторы полян,
Что в мае коврами фиалок одеты.
Была и кофейного теплого цвета,
Оранжево-желтой была, как закат,
Была золотистою, как листопад,
И серой, как надпись на старом кинжале, —
Цвета перемены судьбы отражали.
И злобная зависть, вражда, клевета
Злорадно гасили живые цвета.
Чуть искорка счастья затеплится в недрах,
Как тут же потушит недремлющий недруг.
— Но разве все лучшие люди земли
Веселые краски сберечь не могли?
— Веселые краски?! Да как уберечь их,
Когда все бело от костей человечьих,
Когда по дорогам шагает война
И кровью земля напилась допьяна?!
В те годы тела устилали равнины,
И души солдат, словно клин журавлиный,
По небу летели, как в песне твоей, —
Той песне, какую сложил ты поздней…
Весь мир пропитался и горем, и злобой.
«Веселые краски»! Сберечь их попробуй!
И стала я тусклою, словно зола.
Казалось, надежда навек умерла,
Казалось, цвета я меняла напрасно…
— Скажи, а была ты когда-нибудь красной?
— Была я, как пламя пожара, ярка.
Но спрячешь ли пламя на дне сундука?..
Из мрака поднимется к небу светило.
Все красное мама твоя раздарила
Бойцам — партизанам, героям Хунзаха,
Чтоб красной звездою сверкала папаха,
Чтоб, в бой устремляясь, могли смельчаки
Украсить шинели свои и штыки.
В семнадцатом
Женские красные шали
Знаменами гордыми в небо взмывали.
Потом из остатков пробитых знамен
Тебе — пионеру — был галстук скроен.
Прекрасные ленты багряного цвета
Вились на пандуре Махмуда-поэта.
Когда же навеки замолк наш певец,
Упавший пандур подхватил твой отец,
И ленты взметнулись по-прежнему ало
При звуках «Заря обновленная встала»…
Над миром весенняя встала заря,
И мир обновился, пылая, горя,
Ты — отпрыск Гамзата, ты — сын его третий,
На землю явился на раннем рассвете.
И, может быть, ты потому и поэт,
Что мама тебя завернула в рассвет.
— Все верно… Но гибли в горах сыновья.
Война раздирала родные края.
Аулы, враждуя, точили кинжалы…
Так что же ты черною снова не стала?
— Послушай! Боюсь я, что в дальних скитаньях
Совсем позабыл ты о старых преданьях.
Ты вспомни былое, ты вспомни рассказ,
Который от мамы ты слышал не раз.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: