– Так что же ты знать о себе не давал? – с обидой в голосе спросил Крапивин.

Друзья сидели с большими кружками пива в небольшой таверне в пяти верстах от Бровар, куда они спешно ретировались после боя на постоялом дворе.

– А что бы ты мне сказал, приди я в точку три? Пошли служить дальше, родина зовет. Я надеюсь, ты убедился теперь, чего стоит твой генерал, и что я поступил правильно.

– Ты уверен, что это происки Селиванова?

– Этого парня, которого я прикончил в Броварах, кажется, Василием звали. Фамилия не то Макушенко, не то Микушенко. Я его в девяностом году на сборах отрядов ГРУ встречал, – ответил Басов. – Я потому его запомнил, что он единственный по‑настоящему фехтованием интересовался. Тогда он входил в отряд «Север», – Если «Север», то это отряд Генштаба, – возразил Крапивин, – а Селиванов может привлекать отряды только ФСБ. Вряд ли этот парень перешел к нам. Отношения между армейскими и чекистами, сам знаешь, не очень. Это только ты всегда умудрялся на двух стульях усидеть.

– Тогда дело еще хуже, – спокойно ответил Басов. – Значит, за Селивановым стоит кто‑то покрупнее. Что они задумали, не знаю, но едва ли планируют помочь здешним людям обрести счастливую и достойную жизнь. Версии у меня две. Либо проигравшие в нашей политике генералы решили сбежать сюда и получить верховную власть хотя бы в средних веках – ты же знаешь, жажда власти, она временными рамками не ограничена – ну, или наши верховные жрецы решили из этого мира сделать свою колонию и качать для себя золото и рабов. Уж не знаю, что хуже. Короче, закрывать вашу «форточку» пора. Сквозит из нее уж больно сильно. Если затянем, в этот мир из нашего столько дерьма пролиться сможет, что и за столетия не разгрести.

– Пожалуй, – согласился Крапивин. – Только как ты ее прикроешь?

– Как я понимаю, ключевыми звеньями в этой истории являются Алексеев и его аппарат.

– Даже скорее просто аппарат. За время эксперимента Алексеев собрал с десяток машин с идентичными характеристиками, но ни один не дал такого же эффекта.

– Но только Алексеев знает все открытые «окна» и сможет закрыть их со своей машиной, – возразил Басов. – Нам надо забрать его сюда вместе с аппаратом.

– Почему сюда?

– Потому что назад нам хода нет. Нам с тобой не перебороть тех, кто стоит за Селивановым. Хотя бы потому, что мы их не знаем, а они уже приступили к нашей ликвидации. Это будет драка с предрешенным результатом. Мы не видим врага, а он преследует нас по пятам. Извини, я не участвую в сражениях, которые не выиграть.

– Приступили к ликвидации? Ты уверен, что это приказ сверху?

– А то Макушенко тебе в шахматы предложил сыграть! Или ребята из ГРУ совершенно случайно оказались здесь и потехи ради затеяли ссору? Шансов у тебя в бою с Макушенко не было. Он опытнейший фехтовальщик и поймал бы тебя на первый же финт. Ты хоть и славный боец, но с саблей в руке только силой и натиском берешь. А значит, человеку с развитой техникой бой всегда проиграешь. Да и напарник его в тебя метил. Тебе больше не верит начальство. А ты знаешь, что это означает в вашей конторе.

– Черт, ребят надо предупредить, – хрустнул костяшками пальцев Крапивин.

– Боюсь, что ты опоздал, – печально заметил Басов. – Насколько я знаю методы работы вашей братии, как раз когда Макушенко затевал с тобой ссору, спецотряд уничтожал твою группу в лесу. Они не могли допустить, чтобы ты или кто‑то из вас передал другому сигнал тревоги. Не думаю даже, что те ребята знали, куда их отправляют. Их высадили в определенной точке. Они устроили засаду, расстреляли твоих и ушли, так и не узнав, что были в другом мире и другом времени. То, что они сработали четко, – очевидно. Иначе ты бы уже получил предупреждение.

Крапивин быстро вскочил из‑за стола и выбежал во двор. Басов спокойно ждал его, потягивая пиво. Подполковник вернулся через четверть часа. На нем не было лица.

– Ну, что? – спросил Басов

– На позывные не отвечают, – тяжело опустившись на лавку, бросил Крапивин.

– А когда обнаружится, что Макушенко не вернулся, начнется охота за тобой, – пообещал Басов. – Так что в эфир больше не выходи.

– Я убью их, – Крапивин смотрел куда‑то в сторону.

– Месть слишком незначительный повод для убийства, – пожал плечами Басов. – Ты просил научить тебя не убивать без необходимости, а теперь сам жаждешь крови. Не облегчай участь убийц, платя им той же монетой. Умрут лишь те, кто будет мешать нам закрыть «окно» и предотвратить катастрофу. Нам с тобой всё равно в тот мир пока не вернуться.

– А у меня там семья… – вздохнул Крапивин.

– Будь с собой честным, ты давно ушел из неё, – оборвал его Басов. – Вы с женой только не оформили разрыв официально. Ее устраивал статус жены героя, тебе было проще считаться женатым человеком. Выбор – семья или служба – ты сделал давно. Теперь тебе надо лишь принять его последствия. А чтобы тебе было проще, я скажу еще кое‑что. Незадолго до нашей отправки я позвонил твоей жене. Это ведь ты такой правильный: дали приказ не звонить – и не звонишь.

– И что? – насторожился Крапивин.

– Твоей жене сообщили, что ты погиб. Еще при отправке Селиванов не планировал наше возвращение.

Несколько минут собеседники молчали.

– Значит, невозвращенцы, – констатировал Крапивин. – Чем займемся?

– Я уже занялся, – пожал плечами Басов. – Речь Посполитая семнадцатого века совсем не худшее место для проживания. Свободная и небедная страна. Сейчас она на пике могущества и процветает. Шляхта здесь обладает такими свободами, о которых самые родовитые бояре на Москве и мечтать не могут. Я добился высокого общественного статуса. Денег хватает. Подозреваю, что в Кракове и Ченстохове в люльках орет или скоро заорет с десяток младенцев, к появлению которых я имею самое прямое отношение. Чем не жизнь? Могу помочь пристроиться при дворе. Сигизмунд – серый, посредственный правитель, но служба при нем дает приличные дивиденды.

– Я русский, – исподлобья поглядел на приятеля Крапивин. – В моей стране сейчас начнется смута. На нее нападут интервенты. Те самые поляки, которым ты служишь.

– Мне кажется, ты несколько переоцениваешь роль Сигизмунда в грядущих событиях, – заметил Басов. – Перед врагом, уничтожив которого, можно было бы остановить смуту, я бы первым обнажил клинок. Но главный враг наших людей – они сами. Смута у них в мозгах. Они уже готовы к гражданской войне. То, что произойдет, будет лишь следствием этого раздрая в мозгах. А переделывать человеческую природу меня уволь.

– Но есть долг, – возразил Крапивин. – Долг перед родиной. Пусть это и другой мир, но здесь есть Россия, и я буду сражаться за нее.

– Смотри только, чтобы тебе в спину не ударили, – посоветовал Басов. – Хорошо участвовать в святой освободительной войне. Но в смуте все воюют со всеми и предают всех. Я в такую бойню лезть не намерен.

– Но ты ведь служишь Сигизмунду и можешь оказаться под Москвой.

– Как шляхтич я вполне смогу послать Сигизмунда подальше и уехать в свое имение, что и сделаю, – отмахнулся Басов. – Ты, наверное, не очень хорошо представляешь себе законы Речи Посполитой. Это тебе не Советский Союз, где при объявлении мобилизации все как один становятся в строй. Если король хочет поучаствовать в войне, он объявляет «посполитое рушение». Но если сейм не утверждает его указа, то король остается без денег и, соответственно, воевать не может. Впрочем, участие в войске и так является скорее привилегией шляхты, чем обязанностью. Да мало того, каждый шляхтич может объявить «рокош», то есть войну королю. Это тоже привилегия шляхты.

– Ну и бардак, – смачно сплюнул на пол Крапивин.

– Бардак жутчайший, – подтвердил Басов. – Через двести лет он погубит Польшу. Но сейчас в нём моё спасение. Поверь, я вовсе не горю желанием лить кровь за интересы очередного коронованного проходимца или претендента на престол. А в большинстве стран мне именно это и пришлось бы делать.

– Но ведь можно же сражаться за свою страну, – проговорил Крапивин. – Я понимаю, та Русь, в которую мы попали, это не совсем наша земля. Но все же это Россия.