Хочется напомнить о том влиятельном магистрате, который вдруг заторопился, когда зеленщик и его друзья сообщили ему о вступлении в город сулланских отрядов. А ведь магистрат не был просто рядовым марианцем, ему полагалось быть в курсе событий. Но факт остается фактом: магистрат по имени Целер не знал всей правды о надвигающейся опасности. Это обстоятельство потомки могут оценивать как угодно, но колесо истории уже не повернешь.

Чтобы лучше уяснить себе, что же произошло в Риме в тот злополучный день, хорошо бы на чистом листе бумаги начертить змеевидную полоску Тибра, идущую сверху вниз, то есть с севера на юг. Справа от этой полоски надо поместить Палатинский холм, почтительно окружив его шестью другими холмами (по ходу часовой стрелки); Капитолийским, Квиринальским, Виминальским, Эсквилинским, Целийским и Авентинским. Между Капитолием и излучиной Тибра следует поместить Марсово поле, а на нем – цирк Фламиния, старинное деревянное строение, и храм Беллоны. В небольшой долине между Палатином и Авентином находится Большой цирк, знаменитый на всей Италийской земле. Кстати, здесь, недалеко от цирка, берет свое начало древняя Аппиева дорога, идущая мимо Везувия до самого Брундизия на крайнем юге Апеннин.

Фронтан со своим войском двигался от Виминала к Квириналу. Здесь его осыпали с высоких домов градом камней и стрел. И тем не менее он рвался вперед, имея конечной целью Марсово поле.

Руф не встречал почти никакого сопротивления: перепуганные патриции предпочитали выжить в своих атриумах, нежели подвергнуться смертельной опасности в открытом бою.

Иначе сложилась обстановка в южной части города. Марианцы здесь организовали сопротивление и не сдавались. Это было похоже на схватку отчаявшихся людей, решивших почти наверняка умереть и подороже продать жизнь.

А где же был сам Марий?

Центурион Децим получил под свое начало два манипула отборных солдат. На его долю выпало особое поручение. Надо заметить, что он не подчинялся ни Фронтану, ни Руфу, хотя и действовал по соседству с ними; его отряд двигался прямо к Палатину, но чуть севернее Руфа. Задача Децима была столь же сложна, сколь ответственна: изловить во что бы то ни стало Мария, не допустить, чтобы он сбежал из города. Сулла безгранично доверял своему центуриону. Децим не пожалел бы своей жизни ради победы Суллы.

У Мария не было на Палатине собственного дома – бедность не разрешала ему этого. Но он мог теперь, учитывая свое положение в государстве, поселиться на этом аристократическом холме. Поэтому-то Децим и двинулся на Палатин.

Здесь же, в одном из домов, жил дальний отпрыск рода Юлиев некий Тит. А у Тита была прелестная дочь, которую звали Коринна, – вдова, двадцати двух лет. Как-то встретил Децим Коринну в цирке на гладиаторском представлении. И заговорил с нею. Нахально. Она немного поболтала с ним, но скоро дала понять, чтобы поворачивал оглобли своей телеги в другую сторону. А в какую, спрашивается? Децим еще тогда разузнал, где живет красавица и как ее зовут.

Децим был самолюбив, упрям. Его сплюснутый нос (память об ударе рукоятью меча), низкий лоб, холодные, глубоко сидящие под бровями глаза, рассеченные губы – все это не могло пленять красавиц. Тем больше желал Децим именно ту, которая, как выражаются остийцы, отшила его. Именно Коринна имела неосторожность отвергнуть Децима. И он с горящими глазами и воспаленным лбом искал небольшой, но хорошо построенный дом у подножья Палатина. И при этом он не упускал из виду свою главную задачу: во что бы то ни стало арестовать Мария.

Недолго пришлось искать дом Коринны. Трое рабов, попытавшихся преградить дорогу, были убиты солдатами Децима у ворот.

Отец Коринны, несмотря на свои годы и болезнь (его душил ужасный кашель), взялся за меч. Матрона упала в обморок.

– Я не потерплю непрошеных гостей. Да еще столь ранним утром! – заявил Тит. Он понимал, что силы неравные, и тем не менее старческой грудью защищал свой дом.

Децим, тяжело сопя, раздумывал, что делать. Он был могуч, словно валун, по сравнению с этим хилым патрицием со смешным мечом в ослабевших руках. И он сказал:

– Пусть выйдет к нам Коринна.

Это он произнес картавя, на ужасном провинциальном диалекте, какого никогда не слыхивали стены этого уютного дома.

– Никогда! – вскричал Тит, готовясь к обороне.

– Мне нужна Коринна, – повторил Децим. Он чувствовал себя победителем: подавай ему Коринну – и все!

– Кто ты? – спросил Тит.

– Неважно, – сказал Децим. – Мы пришли сюда не шутки шутить.

– Знаю, – бросил Тит. – Лучше всего тебе вместе с солдатами убраться отсюда.

Децим прохрипел:

– Этого не будет!.. Зови сюда Коринну.

Центурион шагнул вперед, Тит замахнулся мечом. Кровопролитие казалось неминуемым.

– Стойте! – послышалось в это мгновение.

Из распахнутой двери вышла Коринна. Она была в шелковой розовой тунике и в желтых сандалиях – такай свеженькая, словно бутон, римская патрицианка. Каштановые волосы. Черные глаза. Грудь и талия – все на своем месте. Она, разумеется, не узнала Децима. Строго спросила:

– Что здесь происходит?

– Коринна, – едва выговорил центурион, потупя взор.

Женщина внимательно присмотрелась к нему и повторила твердым голосом:

– Что здесь происходит?

– Коринна, – прохрипел Децим, – это – я.

– Кто ты?

У Коринны губы поджатые, злющие. Глаза исторгают молнии…

– Я спрашиваю: кто ты?

Децим вздохнул:

– Я – Децим. Вспомни цирк. Бой гладиаторов. Это я – Децим.

Коринна подошла к отцу, обняла его, потом поцеловала в лоб свою пожилую мать, едва пришедшую в себя от великого испуга, и сказала:

– Очень приятно, что ты Децим. Что из этого следует?

Центурион, кажется, потерял дар речи. Он думал, что при встрече с Коринной обнимет ее непременно, расцелует и потащит от нетерпения в укромную спальню. Но это, оказывается, не так-то просто. Проще войти в дом и обнажить меч…

– Что ты хотел сказать, Децим? Ты проглотил язык?

Солдат молчал. Тогда Коринна обратилась к его товарищам:

– Кто вы?

Некто долговязый ответил:

– Мы пришли сюда как победители.

– И что же? – У Коринны улыбка заиграла на губах. – Победители женщин? Или похитители обыкновенных ценностей? Кто же вы все-таки?

– Мы – солдаты Суллы.

– Прекрасно! – сказала Коринна. Она бесстрашно приблизилась к Дециму. У того перехватило дыхание от волнения.

– Мы солдаты Суллы…

– Я это уже слышала, – продолжала Коринна, переходя на игривый, полупрезрительный тон. – Что же из этого следует? Вы явились к нам домой. Ворвались! – это будет точнее. Вы убили наших рабов. Что вам надо?

Децим сказал глухо:

– Мы ищем Мария. Нам известно, что вчера вечером его видели где-то в этом районе.

– Ищите себе на здоровье! – воскликнула Коринна. – При чем наш дом? Или вы полагаете, что он здесь? Что ж, ищите!

Она гневалась. Она готова была отхлестать этих грубиянов розгами.

– Коринна, – выдавил из себя центурион, – вспомни цирк, вспомни гладиаторов. Я сидел с тобою рядом…

Децим обернулся к своим солдатам и приказал, чтобы они отошли к воротам. Они повиновались.

– Может быть, мы поженились с тобой? – спросила Коринна.

– Нет. Я все время думал о тебе.

– И что же ты надумал? Вот так ворваться ко мне? Вот так объясниться в любви?

– Да, – простодушно ответил Децим.

Коринна подумала про себя, что не зря, значит, болтали о солдатах, которых грозил привести в Рим Сулла. Значит, не пустая все это сплетня, вот они, уже здесь…

Болван Децим глядит на нее восхищенно. При всей своей тупости. А как не быть центуриону тупым, если ему кров родной – палатка, жена – меч, а сестра – щит. Коринна все же решила, что этот солдат не так уж противен, как может показаться с первого взгляда. В его грубых руках, в его крепко посаженной на плечи голове и железных икрах есть что-то привлекательное. Прожив с мужем три года и вернувшись в отчий дом молодой вдовой и к тому же бездетной, Коринна быстро научилась разбираться в мужской натуре. Она припомнила, что имела однажды неосторожность пококетничать в цирке с каким-то солдатом, но потом поставила его, как говорится, на место. Вероятно, это и был Децим. Но боги, боги, как памятливы иные мужчины! И зачем они так долго берегут свою любовь? Особенно когда их об этом не просят? А что, собственно, было? Объяснение в любви? Приглашение посетить дом? Что же было?