Повесть о белой медведице. Пират (сборник) pic_5.png

- Наконец-то! - обрадованно, возбужденно сказал Роберт Грей. - И след вроде свежий! Значит, совсем рядом?

Эскимос поднялся с корточек. Он был ровнехонько наполовину меньше рослого тяжелоатлета американца.

- Этого медведя бить, однако, нельзя, - уверенно сказал туземец.

- Да почему?!

- Это медведица с детенышем. Закон запрещает убивать медведицу, если она с детенышем. - И эскимос указал рукавицей на частые неглубокие следы, тянувшиеся параллельно медвежьих «лаптей».

- Какой еще закон в этой дыре! - раздраженно бросил Роберт Грей. - И кто узнает, что мы убили медведицу, у которой был медвежонок?

- Однако, надо искать другого зверя, - отрезал эскимос.

- Я буду стрелять, а не ты. Если попадемся, я за все отвечу. Понял? - повысил голос американец.

И этот аргумент не подействовал на егеря. Роберт Грей скинул рукавицы и полез за бумажником. Он передал крупную ассигнацию эскимосу:

- Здесь хватит на ящик виски. На целый ящик виски. И закон был нарушен.

Туземец отвязал от упряжки налагака, громадного широкогрудого пса, помесь гренландской лайки и волкодава, лучшую медвежатницу на побережье моря Бофорта. За ошейник он подвел собаку к медвежьему «лаптю». Пес возбужденно обнюхал след, в желтых глазах его загорелись бешеные огоньки. Эскимос отдал короткую команду и пнул собаку ногой в оленьем торбасе. Налагак живой торпедой рванулся по следу.

Собаки, будто по команде, бросились догонять своего предводителя. Они вырвали плохо укрепленный в снегу остол, державший нарту. Остол отлетел в сторону. Роберт Грей успел броситься на сани, а коротконогому эскимосу нагнать их не удалось. Но недаром за нартой всегда волочится длинная крепкая веревка: упавший на неровностях дороги каюр может ухватиться за нее. И сейчас абориген поймал веревку, энергичными рывками подтянулся к саням и вскарабкался на них.

Ничто не могло остановить почуявших близость крупного зверя псов. Они не слушались ударов хлыста. Если бы на пути собак повстречалась полынья, они бы бросились и в полынью, погубив себя и каюров. Но, слава богу, на пути не было ни разводий, ни трещин.

Только эскимосская нарта, скрепленная крепчайшими моржовыми сухожилиями и ремнями, могла выдержать езду по такой торосистой дороге: все части ее, не соприкасаясь друг с другом, как бы «дышали»; ремни и сухожилия служили своеобразными шарнирами и рессорами.

Погоня длилась недолго. Через четверть часа на ровном ледяном поле показалась медведица. Длинный мех ее был с желтоватым отливом (такой окрас шкура приобретает, если медведь пожирает без меры тюлений жир), и она четко выделялась на сверкающем снегу.

Медведица сидела на задних лапах и усиленно работала передними - отбивалась от наседавшего вожака. Отважный пес крутился вокруг живой добычи, выхватывал клочья длинной шерсти, с необыкновенным проворством увертывался от стремительных ударов тяжелых лап. Вглядевшись, Роберт Грей заметил изрядно подросшего медвежонка, который выглядывал из-под материнского брюха и в точности повторял все движения родительницы: громко шипел, вытягивая губы трубкой, махал передними лапами.

Мчавшихся во весь дух псов необходимо было остановить, иначе их ждала смерть в когтистых лапах медведицы: тяжело груженная нарта лишила бы собак элементарной маневренности. Остола не было; эскимос пробрался к передку нарт, затем, рискуя быть порванным об острые льдины, мешком свалился на постромки между нартой и собаками.

Псы остановились, сбившись в кучу. Туземец, ловко орудуя бритвенно-острым ножом, перерезал постромки. Двенадцать злобных ездовых собак одна за другой помчались к медведице. Роберт Грей и эскимос схватили винчестеры и бросились следом. Еще три дня назад было условлено: егерь стреляет только в крайнем случае, если белому человеку грозит неминуемая гибель.

Собачья свора не успела настигнуть медведицу. Она побежала прочь и уже не отмахивалась от налагака, который неотступно преследовал ее, то и дело выхватывая из зада и ляжек клочья шерсти с мясом. На спине матери сидел, крепко вцепившись в густой мех, медвежонок; округлый зад его подпрыгивал, как мячик.

Роберт Грей выстрелил и раз, и два. Медведица не сбавила бега. Расстояние между собаками и зверями быстро увеличивалось. Медведице удалось оторваться даже от налагака.

- Уйдет!…

- Теперь никуда не уйдет, - убежденно ответил эскимос.

Это он знал точно. Долго бежать с такой скоростью белые медведи не могут.

Звери скрылись за дальними торосами. Через несколько минут в торосы нырнула собачья свора.

Роберт Грей первым подбежал к высокому и плотному, как стена, нагромождению льдин. Из узкого извилистого прохода между торосами несся органно-хриплый рев; его временами покрывала непрерывная грызня собак. Американец вскинул винчестер, с опаской прошел ледяной коридор и остановился, замер как вкопанный.

Собаки прижали медведицу к высокому торосу. Она стояла на задних лапах, опершись спиною о ледяную глыбу, и не пыталась оказать ни малейшего сопротивления. На вытянутых передних лапах мать держала своего детеныша, который смотрел с высоты на врагов и шипел, сложив губы трубочкой. Две дюжины собак рвали, отталкивая друг друга, громадного зверя совершенно безнаказанно… В желтых глазах его не было ни злобы, ни гнева - одно страдание от страшной пытки, только страдание.

Изуверскую пытку можно было прервать лишь одним путем. И Роберт Грей выстрелил, прицелившись в левую половину широкой груди.

Медведица сильно пошатнулась, но не опустила передних лап с драгоценным грузом. Громыхнул второй выстрел.

Медведица падала с вытянутыми передними лапами. И прежде чем рухнуть на снег, она далеко отбросила своего детеныша. Это было последнее, что она могла сделать.

Собаки с рычанием начали рвать тушу. Медвежонок между тем, пропахав мордой снег, вскочил и опрометью побежал прочь. Лишь один вожак бросился преследовать его. Нагнать и разорвать неуклюжего медвежонка громадному псу было просто. Пуля, посланная Робертом Греем, оборвала стремительный бег налагака. Пес завертелся волчком, отчаянно заскулил и заковылял обратно, волоча за собою правую заднюю ногу.

Медвежонок нырнул за торос и более не показывался.

Эскимос внимательно осмотрел раненого пса и сокрушенно покачал головою. Он, очевидно, подумал, что американец стрелял в медвежонка, но промахнулся и случайно всадил пулю собаке.

- Хозяин упряжки будет сердит, однако, - сказал он. - Хозяину надо дать на два ящика виски.

Роберт Грей ничего не ответил. Безучастно, пустыми глазами он смотрел туда, куда побежал медвежонок.

Туземец, отогнав от туши собак, острым ножом вспорол широкое брюхо, запустил туда оголенную руку и достал медвежью печень. Печень он бросил в глубокую трещину между льдинами. Из-за чрезмерного избытка витамина С она является смертельным ядом как для людей, так и для собак.

- Шкуру шибко порвали собаки, - обтирая снегом руку, сказал он. И поинтересовался: - Будем искать другого медведя?

- Что?… - словно очнувшись, переспросил Роберт Грей. - Какого медведя?… А, да-да… Бессвязно пробормотав это, американец взял за дуло свой винчестер и, размахнувшись, с ожесточением ударил его о лед тороса. Ложе разлетелось в щепки, сталь дула лопнула в нескольких местах.

Потом Роберт Грей сожалел, что сделал это. Старинный винчестер работы превосходного мастера стоил хороших денег и, кроме того, был дорог ему как реликвия. Но сейчас он не подумал о цене дедовского винчестера. Исковерканный металл и щепки полетели в снег.

Перед глазами Роберта Грея стояла по грудь окровавленная медведица, спасавшая на вытянутых лапах своего малыша…

II

В голодных паковых льдах медвежонка поджидала смерть. Если нет главной пищи белых медведей - кольчатых нерп, от голода, случалось, гибли взрослые, матерые звери. Но нерпа была недоступна медвежонку: надо немало хитрости и сноровки, чтобы незамеченным подкрасться к этому осторожному тюленю, который при малейшей опасности мгновенно нырял в лунку. Да и не одолел бы восьмимесячный медвежонок взрослую нерпу. И силенки не те, хотя вымахал уже с крупную овчарку, и опыта нет. Недаром медведица пестует, натаскивает свое дитя до полутора, а то и до двух лет.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: